Глава 4
Пояснения и отговорки
25 августа 1988 года
В 4:55 будильник вырвал меня из мерзкого, повторяющегося сна. Мне снилось, что я забыл подготовиться к решающему экзамену в Академии ФБР в Куантико и не мог найти нужную аудиторию в здании, полном лестниц и тупиковых коридоров. Звонок будильника совпал с последним звонком в Академии, который означал: «Экзаменационные аудитории закрыты и опечатаны».
К половине шестого я уже побрился, оделся (не слишком официально, так как ожидал очередной встречи с Рамси) и сел за стол. Меня ждали чашка с йогуртом, большая миска флоридских фруктов, домашний кофе по-кубински, балансирующий на грани между жидким и твердым, и список дел, составленный моей женой. При взгляде на предстоящие мероприятия Стефани у меня сжалось сердце: я понимал, что наверняка их пропущу, и заранее жалел об этом.
Незадолго до шести я выехал из дома. Когда впереди показалось здание отделения в Тампе, я снова почувствовал прилив оптимизма. Да, Вашингтонское региональное отделение пыталось нас задвинуть.
В этом не было ничего удивительного, ведь ВРО находилось гораздо ближе к штаб-квартире, чем мы в своих субтропиках. Более того, от расследования, проводившегося до настоящего момента, разило, как от раздавленного броненосца, три дня провалявшегося на обочине трассы. Но, как поет в фильме Энни: «Завтра будет новый день».
Запасшись пригоршней «Тамса» (я опустошил домашнюю аптечку, чтобы не навлекать на себя гнев Корнера), я в приподнятом настроении вошел в офис в половине седьмого, а к 7.05 все уже полетело ко всем чертям.
Похоже, у Линн тоже выдалось прекрасное утро, потому что в 7:05 она одновременно со мной заглянула в отдел корреспонденции и тоже расстроилась. Никому из нас не пришло никаких известий по поводу Конрада, таинственного обрывка бумаги, который я отправил на экспертизу, загадочного шестизначного номера, записанного на этом обрывке, и вообще чего-либо, что могло помочь нам выпытать из Рода Рамси какое-то подобие правды.
Корнер не успел сесть за стол, когда мы с Линн ворвались к нему в кабинет.
– Мы ни черта не получили от ВРО.
– Боже, Наварро, я даже кофе еще не выпил!
– Сегодня новый допрос, а у нас полный голяк.
– Дайте им пару дней, ребят, – сказал Корнер. – Вы ведь знаете, как все делается. У них таких запросов по три, четыре, пять тысяч в неделю – и приоритеты понятны: изнасилования, убийства, дела, которые вот-вот отправятся в суд. А здесь, черт возьми, главный подозреваемый уже за решеткой.
– Но…
– Но? – Корнер странно посмотрел на меня – в кино так обычно смотрят на тикающие бомбы. Неужто готов был взорваться? – Выкладывай уже, Наварро.
– Знаю, у нас маленькое отделение и наверху нас вечно игнорируют, но это ведь не какой-то смазанный отпечаток пальца с ограбления банка. Это дело о шпионаже, а ты всегда говорил, что шпионаж важнее всего. Более того, если никто не заметил, в этом деле замешаны уже три страны. Если верить Юэйсу, под угрозой оборона Западной Европы. Разумеется, я вне себя, – тут я повернулся к Линн, которая согласно кивнула, – мы вне себя из-за того, что экспертиза так затягивается.
– Ты закончил?
– Господи, Джей, да ты ведь знаешь, что я прав!
Джей поднял глаза к небу, то ли надеясь на божественное вмешательство, то ли мечтая, чтобы меня поразила одна из знаменитых флоридских молний, которые время от времени попадают в людей.
– Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты заставил их пошевелить задницей и поставить это дело в приоритет, как сделали мы. Мы с Линн стараемся изо всех сил. Мы просто просим их помочь.
Корнер с минуту подумал, сцепив пальцы под подбородком, а затем сказал начальственным тоном:
– Посмотрим, что вы разузнаете сегодня. Надеюсь, завтра мы получим ответ из Вашингтона или от военных. Как знать? Может, оба сразу!
– Ты им позвонишь?
– Позвоню. А теперь вон из моего кабинета.
Честно говоря, на его месте я, скорее всего, ответил бы так же, но его реакция меня огорчила. Я предпочитаю, чтобы все делалось сейчас, а не через десять минут. Понимаю, это моя слабость, но я чувствовал, что это дело не терпит отлагательств, и «посмотрим» Корнера лишь подлило масла в огонь.
Мы с Линн разобрали бумаги, заглянули в «Перреру» и за чашкой неизменно прекрасного кофе решили, что на этот раз она позвонит Рамси и назначит встречу. Но он опередил нас второй раз подряд. Когда мы вернулись, секретарь передал нам его просьбу выйти на связь. Линн хотела позвонить сразу, но я велел ей подождать. Во-первых, не надо, чтобы Рамси почувствовал наш интерес. Во-вторых, что важнее, раз он позвонил нам снова, он либо сходит с ума от одиночества, либо сильно о чем-то переживает. Я склонялся ко второму варианту. Спешить не стоило – пусть еще немного поварится в собственном соку.
Следующие пятнадцать минут Линн ходила туда-сюда перед моим столом, как я сам недавно маячил у стола Корнера. Наконец я дал ей отмашку, и она набрала номер. Как я и ожидал, Рамси поднял трубку после второго или третьего гудка. Вскоре они с Линн вернулись к тому, чем закончили накануне: перешли на немецкий и принялись травить шутки о моей неповоротливости. Что бы ни сказал ей Род, Линн покатывалась со смеха – и смеялась, похоже, искренне. Повесив трубку, она показала мне большой палец.
– Юэйс спрашивал его о чем-то, и он хочет пояснить свой ответ. Я сказала, что мы приедем в течение часа.
– Идет, – сказал я. – Но по дороге заедем в «Перреру».
– Еще кофе? – удивилась Линн.
– Нет, возьмем с собой сэндвичи. Путь к сердцу шпиона лежит через желудок.
Когда мы добрались до трейлера матери Рода, я протянул ему пакет с тремя еще теплыми кубинскими сэндвичами. Гостиную заполнил божественный аромат жареной свинины и ветчины. Было видно, что Род обрадовался угощению; но еще больше он был рад банке холодной диетической «колы», которую Линн достала из сумочки. В свой прошлый визит мы заметили несколько пустых банок в мусорном ведре.
– Как мама, Род? – спросил я, по-свойски садясь на диван.
– Нормально, – ответил он, доставая бумажные тарелки, но при этом прикусил угол нижней губы, что дало мне повод предположить обратное. – Боится, что я попал в переплет.
Безупречно играя свою роль, Линн бросила на Рода недоуменный взгляд, словно говоря: «С чего ей вообще такое думать?» Я откусил большой кусок сэндвича, хорошенько пережевал его и кивнул.
– Род, уверяю тебя, бояться нечего. Ты ведь помогаешь нам и немцам. Матери всегда волнуются, но можешь сказать своей маме, чтобы она мне позвонила, я ее успокою. Если у нее есть вопросы, – добавил я, доставая визитку и записывая на обороте еще пару номеров, – пусть звонит мне в любое время дня и ночи. Или пусть звонит Линн. Это наши прямые номера.
Пока я не слишком волновался по поводу миссис Рамси. Род казался маменькиным сынком, и я подозревал, что он не стал бы приглашать нас к себе, если бы его мама действительно переживала. Однако мы без промедления (пусть и не слишком искренне) разобрались с ситуацией, и Род вздохнул с облегчением.
– Вкуснотища, – сказал он, откусывая сэндвич.
– Ты раньше такого не ел? – спросила Линн.
– Нет, это первый раз.
– Да ладно? – удивился я. – Так давно здесь живешь и до сих пор не пробовал кубинский сэндвич? Это же кощунство! Неуважение к моему народу!
Род улыбнулся, откусил еще несколько кусков и перешел к делу.
– От Эла что-нибудь слышно? – спросил он, устраиваясь поудобнее.
Интересно, подумал я. Он задавал вопросы, но при этом чувствовал себя скованно. Точно так же он описывал беспокойство матери – ерзал, закусывал губы.
Получив ответ на первый вопрос, он перешел ко второму, скорее всего более важному. Может, Род тоже, как и я, полночи обдумывал то немногое, что ему было известно об аресте Конрада, и искал способы проникнуть в наши мысли? Ему казалось, что я слишком быстро заканчиваю наши встречи, и я собирался продолжать в том же духе.
– Нет, ничего особенного, – наконец ответил я. – Военные уже свернули расследование – теперь им занимаются в Германии.
Рамси откинулся на спинку стула, доел остаток сэндвича и допил свою «колу».
– Род, так что ты хотел сказать мистеру Юэйсу? – вступила Линн.
– Он спрашивал, видел ли я что-нибудь подозрительное.
Помню, этот вопрос мне сразу не понравился. «Подозрительным» можно назвать что угодно. Полицейские, агенты контрразведки, жены, подозревающие мужей в измене, школьные учителя, девчонки-подростки – все трактуют это слово в соответствии со своим жизненным опытом. Наверное, Роду тоже показалось «подозрительным», когда два дня назад мы с Элом вдруг возникли у него на пороге. Честно говоря, с тех пор мне казался «подозрительным» сам Род. Это одно из тех слов, которые могут ничего не значить, а могут значить все, но Род явно обдумал этот вопрос и теперь хотел нам что-то выложить. Вот только его челюсть подсказывала мне, что он был к этому еще не готов.
Чтобы отвлечь его, я показал на лакированную куклу, сидящую на журнальном столике.
– Настоящая?
– Да, – сказал он. – Привез в подарок маме из Японии, – он глубоко вздохнул, и я понял, что он пытается успокоиться. – Симпатичная, правда?
– Симпатичная? – удивилась Линн. – Да она прекрасна!
– Очень красивая, – добавил я.
– Теперь такие дорого стоят, – не без гордости сказал Рамси.
Линн заметила, что он расслабился, и пошла дальше.
– Так что ты хотел прояснить для мистера Юэйса? – спросила она, пока я отошел, якобы чтобы выкинуть крошки в мусорное ведро на кухне. Пусть Рамси думает, будто мне вообще не интересно, что он может сказать. В детективных телесериалах все иначе: сыщики смотрят во все глаза на подозреваемого, когда у него на лбу выступает пот. Но на реальном допросе главное в такой момент – отступить, уменьшить психологическое давление на подозреваемого и позволить ему говорить свободно.
– В Германии служила одна девушка, Кэролайн. Я очень хотел с ней встречаться. Но у нее ко мне душа не лежала.
Говоря это, Род смотрел на меня, а не на Линн, так что я одними глазами спросил его, какой была из себя эта Кэролайн.
– Настоящая красавица, – ответил он, прекрасно поняв меня без слов.
– И что случилось? – спросил я.
– Я хотел почаще с ней видеться. Ну, я намекнул ей, что кое-чем занимаюсь, и спросил, не хочет ли она присоединиться.
Тут мы с Линн не смогли сдержаться и оба подались вперед, но потом одернули себя и расслабились.
– И? – спросила Линн.
– Она отказалась.
– И все?
– Мы толкали талоны на бензин на черном рынке. Я хотел узнать, не отдаст ли она свои.
Род изучал нас, пытаясь определить, насколько мы ему верим.
– Истинная правда, не вру, – сказал он, пытаясь нас убедить, но его слова имели обратный эффект: искренние люди говорят, неискренние – пытаются убедить в своей честности.
– Понимаю, – ответила Линн.
– Может, тебе не только время нужно было от этой Кэролайн? – спросил я, возвращаясь к шутливому тону.
– Возможно, – протянул Рамси, смущенно переплетая пальцы.
– Сочту это за да, – сказал я, и он улыбнулся.
Десять баллов Наварро за то, что сумел успокоить и разговорить собеседника.
– Так почему ты вспомнил о Кэролайн? – спросила Линн, возвращая нас, мальчишек, к сути дела.
– Я ведь знаю, Юэйс с ней свяжется. Мало ли, что она расскажет о том времени. Не хочу, чтобы Юэйс подумал, будто я пытался втянуть Кэролайн в то, за что арестовали Конрада. Я просто пытался привлечь ее внимание, вот и все.
– Так она с тобой хоть раз сотрудничала? – спросила Линн.
– Нет.
– Полагаю, встречаться с тобой она тоже не стала? – с сомнением в голосе спросил я.
– Мы дружили, но не более. Я понимаю, на что ты намекаешь, но ответ – нет. Я не затащил ее в постель.
– Я просто спросил.
– Мы были друзьями.
Теперь настала очередь Линн вмешаться:
– Слушайте, вы двое препираетесь, как школьники.
– В нашем деле важна точность, – сказал я, и Рамси согласно кивнул.
– Мальчишки!
– Думаю, тебе не стоит волноваться. Ты ведь не просил ее воровать документы и все такое, – заметил я, действуя как можно осторожнее.
– Нет, ничего подобного, – ответил Рамси, и в уголках его рта на миг появились морщины – верный признак стресса.
– То есть ты просто хотел проводить с ней больше времени и всего лишь позвал ее на черный рынок?
– Да, ни с Конрадом, ни с продажей данных это не связано, – сказал Рамси.
Он уже второй раз избегал слова «шпионаж». Интересно, Линн заметила это?
– Бензин стоил дорого. Многие солдаты зарабатывали, продавая свои талоны. Еще были сигареты. На черном рынке на американских «Мальборо» можно было нажить себе состояние. В них другая табачная смесь, чем у тех, что продаются в Европе.
– Какие были цены? – спросил я.
– В магазине на базе блок «Мальборо» стоил долларов восемь, а продавали их по двадцать и даже по двадцать пять. Немцы любят настоящие американские сигареты, а не ту фигню, которая лежит у них в магазинах.
Линн присвистнула, услышав процент наценки.
– Были еще CD-плееры. В магазине хороший плеер, скажем «Сони», можно было купить где-то за сотню баксов, а на рынке их толкали по триста, и немцы в очередь выстраивались.
– Ого!
– Точно говорю.
– Похоже, ты настоящий спец, – заметил я.
– Ну, типа того, – ответил Рамси.
– Сочту это очередным да. Кстати, Конрад торговал на черном рынке? – спросил я.
Такая внезапная смена темы не испугала Рода.
– Когда я туда попал, у меня не было машины, так что он попросил у меня талоны и мы вместе их толкнули.
– Они ведь все равно тебе были без надобности?
– Именно. Все так делали, – согласился Рамси.
– И на всех базах одно и то же? – спросил я.
– Ага.
Важнее было другое: мы с Рамси нашли общий язык. Я уже упоминал, что все люди общаются по-разному. Одни прямо говорят, что думают, другие ходят вокруг да около, третьи предпочитают, чтобы ты сам за них все сказал, а четвертые и вовсе не хотят ничего говорить. Чем быстрее найдешь общий язык с собеседником, тем лучше. В дальнейшем при возникновении трудностей (а они возникают всегда) ты можешь поднять интересующую вас тему и вернуть разговор в нужное русло. Я не возражал, чтобы Рамси прикидывался шлангом, лишь бы он продолжал болтать.
На этот раз мы получили более полное представление о том, что творилось на базе в Германии, насколько там ценились деньги и как Рамси и Конрад относились к нарушениям закона. Отношение Рода в целом описывалось фразой: «Все нарушали, чем я хуже?» Большим вопросом оставалось, в каких еще схемах они принимали участие. Стала ли для Рода торговля «Мальборо» на черном рынке первым шагом на пути к шпионажу?
На первый взгляд все казалось довольно прозрачным. Конрад больше десяти лет служил в Германии, так что знал там всех и каждого. Рамси же, похоже, умел нашкодить в любом месте – он был любитель острых ощущений. Стоило добавить к этому бордели, проституток и наркотики – и все стрелки указывали в нужном направлении. И все же солдаты испокон веков гонялись за юбками, а наркозависимость была типична для многих служащих за границей еще с печальных вьетнамских времен. Но лишь единицы отваживались продать родину.
Конечно, проще всего нам с Линн было пойти напрямик. Подыграть Роду, поболтать с ним о пустяках, а затем, в самый неожиданный момент, задать ему главный вопрос: «Ты участвовал в шпионаже?» о у него было три возможных ответа – или четыре, если добавить: «Что ты подразумеваешь под шпионажем?» – и ни один нас не устраивал. Он мог сказать: «Нет, и я требую адвоката», – и тем самым поставить на всем крест. Не было бы ни допросов, ни дела, ведь все доказательства лежали в Москве. Или же он мог сказать «нет», но не попросить адвоката. Мы продолжили бы играть в нашу игру, но он бы понял, где финишная черта, и начал бы дозировать информацию (или не давать ее совсем).