Хьюго, когда мы нашли его, стоял, держа часы в руках.
– Вам придется научиться лучше рассчитывать время, – сказал он. – Мой отец настаивает на этом.
Он убрал часы, чтобы одернуть мой шейный платок, а потом – шейный платок Кристофера. Все в Столлери постоянно пытались поправить наши шейные платки, но тогда мы этого не знали и оба удивленно отшатнулись.
– Следуйте за мной, – велел Хьюго.
Мы не стали спускаться на лифте. Хьюго повел нас вниз по узкой скрипучей лестнице. Потолки на следующем этаже были выше, а покрытые половиками коридоры шире, но везде было довольно-таки темно.
– Это детский этаж, – пояснил он. – В настоящий момент мы селим в некоторых комнатах экономок и тех гостей, которые не едят с Семьей, а также камердинеров, бухгалтера и так далее.
По пути на следующий лестничный пролет он открыл дверь, чтобы показать нам длинную темную отполированную комнату с лошадкой-качалкой посреди нее, казавшуюся покинутой.
– Комната для детских игр.
Следующий лестничный пролет был шире и покрыт половиком. Потолки внизу были еще немного повыше, и повсюду лежали ковры – новые, колючие и сизые. На стенах висели картины.
– Гостевые? – весело предположил Кристофер.
– Дополнительные гостевые, – поправил его Хьюго. – Комнаты моего отца на этом этаже, – добавил он, ведя нас на следующий лестничный пролет.
Эта лестница была широкой, а ковры на ней – красивее, чем в лучшей гостинице Столлчестера.
Внизу мы неожиданно оказались среди роскоши. Кристофер поджал губы и тихонько присвистнул, когда мы уставились на длинный коридор, покрытый похожим на бледно-голубой мох ковром. Он убегал вдаль через вереницу малиново-золотых арок, белых статуй и золотых украшений на столах с мраморными столешницами и изогнутыми золотыми ножками. Повсюду здесь стояли цветы. Густой воздух был насыщен запахами.
Хьюго повел нас прямо по коридору.
– Вам надо знать этот этаж. – сказал он, – на случай, если придется что-нибудь относить в одну из комнат Семьи, – он указывал на каждую громадную двойную белую дверь, к которой мы походили, говоря: – Главная гостевая, красная гостевая, комнаты графа Роберта, голубая гостевая, разноцветная гостевая. У графини розовые комнаты здесь. Белая гостевая, а у леди Фелиции комнаты на этом углу. А там за углом – лиловая комната и желтая комната. Мы не слишком часто ими пользуемся, но лучше вам знать. Всё поняли?
– Смутно, – признал Кристофер.
– В подвале есть план, – сказал Хьюго и повел нас дальше вниз.
На этот раз по мелким ступеням – голубым и мягким, как коридор – на еще более великолепный этаж. У меня уже кружилась голова, но каким-то образом я сумел повернуть лицо туда, куда указывал Хьюго, и попытаться выглядеть смышленым.
– Танцевальный зал, банкетный зал, музыкальная комната, Большой Салон.
Я видел обширные пространства, гигантские люстры, вереницы диванов с золотой отделкой и одну комнату со столом длиной ярдов сто, вдоль которого стоял ряд хрупких золотых стульев.
– Мы пользуемся ими не чаще, чем два-три раза в год, – сообщил нам Хьюго, – но в них, конечно же, надо поддерживать порядок. Здесь должен был состояться большой бал в честь совершеннолетия леди Фелиции, но его пришлось отменить, когда умер граф. Жаль. Однако через пару недель мы будем праздновать здесь помолвку графа Роберта. Четыре года назад здесь состоялся зрелищный бал, когда нынешнему графу исполнилось восемнадцать. Почти все титулованные особы Европы пришли. Мы истратили десять тысяч свечей и почти две тысячи бутылок шампанского.
– Неплохая вечеринка, – заметил Кристофер, когда мы проходили мимо величественной главной лестницы.
Мы вытянули шеи и увидели, что она ведет вниз в громадный вестибюль с полом из черного с прожилками мрамора. Хьюго указал большим пальцем вниз лестницы.
– Семья большую часть времени пользуется теми комнатами внизу: гостиные, столовые, библиотека и так далее. Но персоналу не позволяется ходить по этой лестнице. Не забудьте.
– Вызывает у меня желание немедленно съехать вниз по перилам, – пробормотал Кристофер, когда Хьюго повел нас к гораздо более узкому лестничному пролету, который выходил в вестибюль за лифтом для Семьи.
Он указал на разнообразные большие черные двери и сообщил, какая из них какая, но сказал, что мы не можем заглядывать внутрь, поскольку в любой из них может находиться Семья. Мы кивнули, и наши ноги в новых туфлях заскользили по черному с прожилками полу.
После чего мы ввалились через обитую зеленой тканью дверь, и всё вдруг стало серым камнем и невзрачным деревом.
– Кладовая моего отца, – указал Хьюго. – Фарфоровая буфетная Семьи, серебряная комната, цветочная комната, туалеты для Персонала. Мы спустимся здесь в подвал.
Он промчался вниз по крутым каменным ступеням. Когда мы с топотом спустились за ним следом, у меня возникло ощущение, будто я вернулся в школу. Точно так же сильный запах тепла смешивался с запахами мела и готовящейся еды. И как в школе я чувствовал множество людей вокруг: голоса вдалеке и звуки шаркающих и спешащих ног. Засмеялась какая-то девочка, и ее смех разнесся эхом, и – опять-таки как в школе – где-то зазвонил колокольчик.
Колокольчик звонил в большом каменном фойе у основания лестницы. Там находилась гигантская панель, на которой ряд за рядом располагались маленькие круглые лампочки. Одна из них – примерно в центре – вспыхивала красным. Леди в аккуратном платье в коричнево-желтую полоску и желтом чепце на седых волосах встревоженно смотрела на нее.
– О, Хьюго, – радостно произнесла она, когда мы спустились с лестницы. – Это граф Роберт.
Хьюго прошагал к панели.
– Хорошо, – сказал он, сняв с крючка сбоку что-то вроде телефонной трубки, и лампочка тут же перестала вспыхивать.
Когда она погасла, я посмотрел на нее. Под лампочкой находились белые буквы: «Спл ГР». Все лампочки были снабжены такими же непостижимыми этикетками. «Клдв, – прочитал я. – Кмн звтрк, Стлв, Экнмк, Внн Г, Кншн». Единственная понятная надпись находилась в центре нижнего ряда. Она гласила: «Мистер Амос».
Тем временем из похожей на телефон штуки щелкал далекий голос. Он звучал нервно и повелительно.
– Уже иду, милорд, – сказал ему Хьюго.
Он повесил трубку и повернулся к нам.
– Мне надо идти. Придется оставить вас здесь с мисс Семпл. Она наша младшая экономка. Не могли бы вы провести этих Стажеров по подвалу? – спросил он у леди.
– Конечно, – ответила она. – Иди быстрей. Он начал звонить еще три минуты назад.
Хьюго ухмыльнулся нам всем и понесся обратно наверх по каменным ступеням. Мы остались с мисс Семпл, которая одарила нас веселой мягкой улыбкой:
– И как вас зовут?
– Конрад Т… Грант, – ответил я, вовремя вспомнив о своем псевдониме.
С Кристофером было абсолютно то же самое.
– Кристофер…э-э… Смит, – сказал он и немного отодвинулся от нее назад.
– Конрад и Кристофер, – сказал она. – Две К.
И мы оба отшатнулись назад, когда она набросилась на нас, чтобы расправить наши шейные платки.
– Гораздо лучше! – сказала она. – Я как раз размещала ваши дежурства на доску объявлений. Идите посмотрите.
Ощущение, что я в школе, возросло еще больше. Всю стену рядом с лестницей занимала длинная-длинная доска. Толстые черные линии разделяли ее на части, и над каждой частью имелся черный заголовок. «Горничные, Лакеи, Персонал Гостиной, Кладовая, Прачечная, Кухня, – прочитали мы и в самом конце рядом с лестницей нашли: – Стажеры». Под каждым заголовком были пришпилены списки и графики, но, опять же как в школе, висели и другие, менее официальные объявления, разбросанные по доске. Большое розовое гласило: «Вечеринка для горничных в четверг, в 8.30. Добро пожаловать всем». Когда мы подошли, мисс Семпл с недовольным восклицанием сняла его. Еще одно синими буквами гласило: «Шеф-повар требует вернуть шляпу НЕМЕДЛЕННО!» Это мисс Семпл оставила. Как и желтый листок: «Миссис Бэлдок всё еще хочет знать, кто разбросал булавки в оранжерее».
Подойдя к колонке Стажеров, мы увидели два больших листа, аккуратно разлинованных на семь частей соответственно дням недели. Время суток – с шести утра до полуночи – было обозначено слева, и каждый час разделяли линии. Каждое отделение, созданное таким образом, заполняли четкие серые тонкие буквы. «6.00, – прочитал я на левом листе. – Собрать обувь, чтобы отнести в сапожную комнату для чистки. 7.00 – присоединиться к лакеям в подготовке комнаты для завтрака. 8.00 – на дежурстве в комнате для завтрака…» Мои глаза с возрастающим ужасом пробежали до: «14.00 – Тренировка в прачечной. 15.00 – Тренировка в кладовой и кухонном крыле № 3 с двумя младшими поварами». Почти с облегчением время от времени я встречал квадрат с простой надписью: «Мистер Амос». С тревогой я добрался до последнего отделения внизу: «23.00-00.00 – на Вызове в Верхнем Зале». Плохо, подумал я. Я не нашел ни единой свободной минутки, чтобы вызвать Ходока, как только узнаю, кто в ответе за мой Рок. И отделений с временем для еды здесь тоже, похоже, не было.
Кажется, Кристофер пытался скрыть еще большую тревогу, чем я.
– Просто катастрофа! – пробормотал он, просматривая убористо заполненный правый лист. Он ткнул пальцем в один из немногих пустых квадратов. – Э, похоже, кто-то забыл заполнить этот квадрат.
– Никакой ошибки, – ответила мисс Семпл высоким веселым голосом – она принадлежала к тем милым добрым людям, которые начисто лишены чувства юмора. – У вас обоих есть два свободных часа в среду после полудня и еще два – утром в четверг. Так положено по закону.
– Рад слышать! – слабо произнес Кристофер.
– И еще час для себя в воскресенье, чтобы вы могли написать домой, – добавила мисс Семпл. – Целый выходной день вы получаете через каждые шесть недель, и вы можете…
На другом конце фойе зазвенел колокольчик. Мисс Семпл развернулась посмотреть.
– Мистер Амос! – она бросилась туда и сняла трубку.
Пока она говорила: «Да, мистер Амос… Нет, мистер Амос…» – я спросил Кристофера:
– Почему ты сказал, что это катастрофа?
– Ну… – ответил он. – Грант, ты знал, что мы будем настолько заняты, когда пришел устраиваться на работу?
– Нет, – скорбно произнес я.
Кристофер собирался сказать что-то еще, но мисс Семпл повесила трубку и поспешила через фойе обратно, путанно объясняя:
– Вы можете брать два свободных дня подряд каждые три месяца, если вам так больше нравится, но подвал мне придется показать вам позже. Поспешите наверх, мальчики. Мистер Амос желает поговорить с вами перед Подачей Чая.
Мы побежали наверх по каменным ступеням. Как позже ночью сказал Кристофер, если мы что и поняли к тому моменту про Столлери, так это то, что всегда следует выполнять пожелания мистера Амоса, и быстро.
– Раньше, чем он их озвучит, если возможно, – добавил Кристофер.
Мистер Амос ждал нас в каменно-деревянном коридоре наверху. Он курил сигару. Волны едкого голубого дыма окружили нас, когда он сказал:
– Не пыхтите. Персонал никогда не должен выглядеть торопящимся, если только Семья лично не велит поторопиться. Это ваш первый урок. Второй – расправьте шейные платки, оба.
Он с раздраженным видом ждал, пока мы ощупывали белую ткань, пытались не пыхтеть и не кашлять от дыма.
– Второй урок, – сказал он. – Каждую секунду помнить, что вы – лишь живые предметы мебели, – он три раза ткнул в нас сигарой, по разу на каждое слово: – Живые. Предметы. Мебели. Поняли?
Мы кивнули.
– Нет, нет! Вы должны говорить: «Да, мистер Амос…»
– Да, мистер Амос, – хором произнесли мы.
– Уже лучше, – сказал он. – В следующий раз произносите это энергичнее. В качестве мебели вы стоите рядом со стенами и прикидываетесь деревянными. Когда Семья попросит у вас что-либо, вы подаете это или делаете это со всей возможной грациозностью и точностью, но не вздумайте заговорить, если только Семья не обратится к вам лично. Что вы скажете, если графиня отдаст вам личный приказ?
– Да, ваша милость? – предположил я.
– Нет, нет! – сказал мистер Амос, выпуская на меня клубы дыма. – Третий урок. К графине и леди Фелиции следует обращаться «миледи», к графу Роберту – «милорд». Хорошенько запомните эти уроки. Вы вот-вот будете показаны графине во время Подачи Чая. В данный момент вы присутствуете, только чтобы наблюдать и учиться. Наблюдайте за мной, наблюдайте за дежурным лакеем, а в остальном ведите себя как два стула возле стены.
Его глаза цвета камня выжидающе уставились на нас. Мгновение спустя мы поняли почему и снова хором произнесли:
– Да, мистер Амос.
– И от стульев было бы немного больше пользы. А теперь повторите то, что я сказал…
К счастью, в этот момент внизу в фойе пронзительно зазвенел колокольчик.
– А, – произнес мистер Амос, – графиня Звонит к Чаю.
Он погасил сигару о стену, которая в этом месте уже стала черно-серой оттого, что об нее гасят сигары, и положил потухшую сигару в карман жилета. Затем он вытянул обе руки, точно пингвин, чтобы выпростать манжеты из-под рукавов, и тряхнул толстыми плечами, чтобы пиджак сел как следует.
– Следуйте за мной, – велел он и через обитую зеленой тканью дверь протиснулся в вестибюль.
Мы вышли следом за его важной грушеобразной спиной в центр громадного вестибюля с черным полом.
– Ждите здесь, – прогудел его голос по всему пространству.
И мы ждали, пока он подходил к одной из больших дверей на другом конце вестибюля и осторожным толчком открывал обе их половины.
– Вы звонили, миледи? – донесся до нас его ровный, глубокий, полный уважения голос.
Вероятно, в комнате кто-то что-то ответил. Мистер Амос поклонился и попятился в вестибюль, осторожно прикрыв двери. Следующие несколько мгновений я едва мог видеть или слышать что бы то ни было, поскольку понял: прямо сейчас я увижу того, кто в ответе за мою дурную карму. Я узнаю, кто это, и мне придется призвать Ходока. Сердце бешено колотилось, и я едва мог дышать. Должно быть, у меня было странное выражение лица, поскольку Кристофер одарил меня удивленным изучающим взглядом, но не успел ничего сказать. В этот момент лакей по имени Эндрю задом наперед вышел из далекой зеленой двери, осторожно таща тележку с полдником.
Позже в тот день Кристофер сказал, что именно в этот момент у него возникло ощущение, будто он находится в церкви. Мистер Амос жестом велел нам пристроиться по бокам от Эндрю, в то время как сам прошагал перед тележкой и широко распахнул двери – так, чтобы мы с грохочущей между нами тележкой торжественной процессией могли прошествовать в комнату. Но вышло не совсем гладко. Как раз в тот момент, когда мы дошли до дверей, Эндрю пришлось остановить тележку, чтобы пропустить вперед молодую светловолосую леди.
Она была очень красивой. Мы с Кристофером были в этом согласны. Мы оба на нее уставились, хотя и заметили, что Эндрю старательно не смотрит на нее. Но она, похоже, не видела ни меня, ни Кристофера, ни Эндрю, хотя и кивнула мистеру Амосу и сказала:
– О, хорошо. Я как раз успела к Чаю.
Она прошла в комнату и беспокойно уселась на один из нескольких шелковых диванов – напротив леди, которая уже там находилась.
– Матушка, только представь…
– Тише, Фелиция, дорогая, – велела другая леди.
Потому что церковная служба еще продолжалась, и другая леди – графиня – не хотела ее прерывать. Она принадлежала к тем людям, которым необходимо, чтобы всё было четко и совершалось в правильном порядке.
Если на графиню посмотреть мельком, можно было подумать, будто она ровесница леди Фелиции. Она была такой же светловолосой и такой же стройной, а благодаря темно-лиловому платью ее лицо казалось чистым и нежным, почти как у подростка. Но стоило ей пошевелиться, и сразу становилось видно, что она годами училась грациозно двигаться. А когда она говорила, ее лицо принимало ужасно ласковое выражение, так что становилось понятно: выражения она тоже изучала годами. И тогда уже замечаешь, что нежный вид – это аккуратный, старательный, искусный макияж.