Мистер Амос дважды едва заметно дернул подбородком, отправив нас с Кристофером стоять, прислонившись спиной к стене, на противоположном от двери конце. Эндрю остановил тележку и закрыл дверь – практически бесшумно, – а мистер Амос тихо достал набор маленьких столиков, которые расставил рядом с двумя леди. После чего они с Эндрю ходили туда-сюда, туда-сюда от тележки к столикам, располагая на трех столиках тонкие тарелки с золотой каймой, и рифленые чашки, и блюдца, а затем – салфетки и маленькие вилки и ложки. Потом настала очередь ставить чайник на специальную подставку на другом столике, ситечко в чашке, кувшин сливок с золотыми краями и наполненную сахарными кубиками вещицу в форме лодки. Всё в идеальном порядке.
После чего наступила пауза. Дамы сидели. Чайник тоже сидел на месте, и от него шел легкий пар.
Кристофер, который смотрел прямо перед собой с таким отсутствующим видом, будто у него вовсе не было мозгов, сказал, что в тот момент он думал, что чай в котелке скоро остынет. Или перестоится. Я тоже немного думал об этом. Но в основном я чувствовал себя обманутым. Я таращился и таращился на графиню, надеясь, что внезапно пойму: именно она является причиной моего Рока. Я смотрел даже на леди Фелицию, спрашивая себя, не она ли это, но я знал, что она просто обычная жизнерадостная девушка, которой приходится чинно вести себя в присутствии графини. Графиня же была затаившимся драконом. Именно поэтому я думал, что она могла оказаться той самой. Она сильно походила на учительницу, которая была у нас в третьем классе. Миссис Поллак казалась очень ласковой, но могла заставить тебя по-настоящему страдать, и я видел: графиня точно такая же. Но я не мог уловить никакого озарения о ней.
Тогда, наверное, это граф Роберт, подумал я.
– Амос, – произнесла графиня очаровательным мелодичным голосом. – Амос, возможно, ты мог бы сообщить моему сыну, графу, что мы ждем его на чай.
– Конечно, миледи, – мистер Амос кивнул Эндрю, и Эндрю выскользнул из комнаты.
Мы ждали еще какое-то время – по меньшей мере минут пять, судя по тому, как начали болеть мои ноги. Затем Эндрю проскользнул между дверями обратно и зашептал мистеру Амосу.
Мистер Амос повернулся к графине:
– С сожалением вынужден сообщить вам, миледи, что граф Роберт уехал в Ладвич двадцать минут назад.
– Ладвич! – воскликнула графиня, и я озадачился, почему она не знала. – Чего ради, во имя всего святого, ему понадобилось ехать в Ладвич? И оставил ли он какие-нибудь сведения, как долго собирается отсутствовать?
Грушеобразное тело мистера Амоса склонилось в поклоне:
– Я понял, что он предполагал остаться там на неделю, миледи.
– Именно это я и хотела сказать тебе, матушка, – вставила леди Фелиция.
Что-то случилось с лицом графини – некое жесткое движение под нежными чертами. Она издала звенящий смешок.
– Что ж, по крайней мере, у чая было время настояться. Пожалуйста, разливай, Амос.
«Ой-ой! – подумал я. – У графа будут неприятности, когда он вернется!»
Это стало сигналом к продолжению церковной службы. Мистер Амос разливал чай так, словно это была живительная жидкость. От него шел такой пар, что позже Кристофер сказал: в подставке наверняка есть чары, сохраняющие тепло. Эндрю предложил сливки. Графиня отмахнулась от него и вместо этого заставила мистера Амоса подать ей прозрачно-тонкие ломтики лимона. Затем Эндрю подошел с лодкой-сахарницей, и графиня позволила ему подать ей четыре куска.
Когда представление передвинулось к леди Фелиции, графиня произнесла, будто заполняя неловкую паузу:
– Вижу, у нас два новых пажа, Амос.
– Стажеры, миледи, – ответил мистер Амос, – которые будут служить как пажи, пока не освоят работу, – он резко дернул головой Кристоферу. – Кристофер, будь добр, подай сэндвичи.
Кристофер подпрыгнул. Я видел, его мысли бродили в тысячах миль отсюда, но он собрался и с усилием поднял сэндвичи с тележки. Их там лежали десятки – крошечных, тонких штучек без корочки с густой аппетитно пахнущей начинкой, – горой возвышавшихся на большом овальном серебряном блюде. Подняв блюдо, Кристофер жадно втянул запах, однако очень галантно подошел и протянул графине блюдо с показушным поклоном, вполне соответствующим его виду. Графиня казалась пораженной, но взяла шесть сэндвичей. Мистер Амос нахмурился, когда Кристофер протянул блюдо леди Фелиции, опустившись на одно колено.
Кристоферу пришлось ходить туда-сюда. Поразительно, как много эти две худенькие леди ели. И всё это время мистер Амос стоял позади, словно чучело пингвина, и хмурился. Я видел, он думает, что Кристофер слишком уж изощряется.
– Ладвич! – посетовала графиня после примерно пятнадцатого сэндвича. – Что Роберт хотел этим сказать? И даже не предупредил!
Эту тему она продолжала довольно долго. В итоге леди Фелиция раздраженно бросила свой восемнадцатый сэндвич обратно на блюдо и сказала:
– В самом деле, матушка, это так важно?
Она заработала взгляд. У графини были холодные голубые глаза – большие притом, – и взгляд получался леденящий.
– Конечно, важно, дорогая. Это крайне невежливо по отношению ко мне.
– Но его, вероятно, вызвали по делам, – возразила леди Фелиция. – Он говорил мне, что его облигации и акции…
Я видел, что это был очень умный ход – наподобие того, как мы с Антеей просили у дяди Альфреда денег, чтобы он перестал бушевать, когда мы что-нибудь ломали. Графиня подняла маленькую мягкую руку, увешанную кольцами, останавливая леди Фелицию.
– Пожалуйста, дорогая! Я ничего не понимаю в финансах. Амос, пирожные есть?
Настала моя очередь подпрыгивать.
– Конрад, подай, пожалуйста, пирожные, – велел мистер Амос.
Они находились внизу тележки на еще одном громадном серебряном блюде. Я едва удержал равновесие, когда поднял его. Поднос был очень тяжелым и становился еще тяжелее оттого, что был заполнен всеми самыми крошечными и восхитительными кондитерскими изделиями, какие только можно представить. Запахи крема, фруктов, розовой воды, миндаля, меренги и шоколада ударили мне в нос. У меня заурчало в животе. Мне казалось, урчало так громко, что я не мог думать ни о каких элегантных способах подать пирожные. Я просто подошел к графине и протянул ей блюдо.
Мистер Амос снова нахмурился. Я видел, он думает, что я слишком уж просто подаю.
К счастью, мне пришлось носить блюдо не очень долго. Думаю, графиня просто хотела сменить тему. Она взяла только три пирожных. Леди Фелиция – одно. Как они могли удержаться от того, чтобы съесть всё, я никогда не пойму.
После этого снова началась церковная служба, когда всё убиралось обратно на тележку в подобающем благоговейном порядке. Мистер Амос и Эндрю поклонились. Оба свирепо скосили на нас глаза, пока мы не поняли, что тоже должны поклониться. После чего нам позволили выкатить тележку в вестибюль.
– Конец чайной церемонии, – пробормотал Кристофер под грохот тележки.
Но это был не конец – не совсем конец. Посреди вестибюля мистер Амос остановился и принялся отчитывать нас. Я, по крайней мере, почувствовал себя ужасно.
– В присутствии Семьи! – восклицал он. – Один жеманничает, как фиалка, другой бродит, как деревенщина! – затем он стал разбирать, как мы стояли: – Не глазейте, будто слабоумные, не стойте по стойке смирно, как рядовые. Вы здесь в приличном имении. Ведите себя как полагается. В следующий раз наблюдайте за Эндрю. Он стоит возле стены непринужденно.
– Да, мистер Амос, – жалко ответили мы.
В конце концов, он отпустил нас, и мы спустились по каменным ступеням. И там суматошный день продолжился. Мисс Семпл ждала, чтобы показать нам подвал. Кристофер попытался тихонько исчезнуть, но она повернулась и стрельнула в него мягким, но всевидящим взглядом и покачала головой. Он хмуро подчинился. Я же изначально покорно следовал за ней. Я понял, что застрял здесь на неделю, пока не вернется граф Роберт. И решил, что с таким же успехом могу поучиться существовать здесь.
Подвал был обширным. На следующий день мне пришлось изучать всё заново, поскольку он был слишком большим, чтобы запомнить с первого раза. Я запомнил только мешанину паров и запахов из нескольких кухонь и прачечной и бегающих вокруг людей в коричнево-золотых униформах. Здесь находились полные еды ледники и кладовые сухой провизии, а в винные погреба вела запертая дверь. Как минимум одна комната была полностью посвящена посуде, и две девочки мыли ее, похоже, беспрерывно. Я был удивлен, когда мисс Семпл сказала нам, что это лишь посуда для Персонала. Хороший фарфор для Семьи находился наверху в другой кладовой, и там его мыли другие девочки. Семья и Персонал были словно два разных мира, которые пересекались только в определенное время и в определенных местах.
Кристофер был очарован.
– Всё дело в моем положении любителя, Грант, – объяснил он мне. – Оно позволяет мне увидеть здешние племенные обычаи со стороны. Согласись, странная система, когда такое количество людей носится по подвалу только для того, чтобы прислуживать двум женщинам.
Он был так очарован, что во время ужина задавал вопрос за вопросом. Наша часть Персонала ужинала в Верхнем Зале в семь, чтобы мы были готовы прислуживать Семье, когда они трапезничают в восемь. Их еда называлась Трапезой и была ужасно церемонной, но довольно-таки церемонной была и наша. Целая куча Персонала собралась вокруг большого стола на одном конце просторной гостиной. На другом конце находились кресла, журналы и доска с лампочками поменьше на случай, если мы кому-нибудь понадобимся, пока мы здесь, но телевизора не было. Эндрю грустно объяснил мне, что в Столлери сигнал не ловится ни за какие деньги. Эндрю безусловно был самым славным из лакеев.
В общем, здесь собрались шесть лакеев, мы, угрюмый старик с заложенным носом (он являлся не то завхозом, не то бухгалтером или кем-то в этом роде) и множество женщин. Конечно, присутствовала мисс Семпл, и она сообщила мне, что элегантная пожилая женщина – горничная графини, а практически столь же элегантная, но моложе – горничная леди Фелиции. Обе оказались не слишком приятными. Разговаривали они только друг с другом. Но еще здесь находились Заведующая Верхней Кладовой, Глава Уборщиц, Глава Горничных и несколько других Глав Чего-то. Очевидно, должен был присутствовать и Хьюго, но он уехал в Ладвич с графом Робертом. Остальной Персонал питался в Нижнем Зале, за исключением мистера Амоса, который, по словам мисс Семпл, ел отдельно.
Присутствовала также и миссис Бэлдок. Она была экономкой, но я не мог перестать думать о ней, как о директрисе. Ни разу в жизни я не встречал настолько громадных женщин: широченная, шести футов ростом, с жесткими седыми волосами и гигантской грудью. Но самым примечательным в ней был багровый румянец на широких скулах. Кристофер сказал, что румянец этот не слишком здоровый.
– Возможно, она пьет, Грант, – сказал он, но позже.
Она величаво вплыла самой последней. При ее появлении все встали. Миссис Бэлдок произнесла короткую молитву и обвела взглядом стол, пока не увидела Кристофера и меня.
– Жду вас двоих завтра в Комнате Экономки ровно в девять тридцать, – сказала она.
Мне это показалось настолько угрожающим, что почти весь ужин я сидел, опустив голову, и ничего не говорил. Однако Кристофер – другое дело. Четыре служанки принесли ужин – изумительный мясной пирог с громадным количеством картошки в сливочном масле. Миссис Бэлдок разрезала пирог, а служанки разнесли его нам. Никто не начинал есть, пока не начала миссис Бэлдок.
– Что это? – спросил Кристофер, когда служанка поднесла его кусок.
– Мясной пирог, сэр, – ответила девочка.
Она была примерно ровесницей Кристофера, и сразу было заметно, что она считает его потрясающе красивым.
– Нет, я имел в виду: Персонал прислуживает Персоналу? – сказал Кристофер. – Когда же едитевы?
– У нас полдник в шесть тридцать, сэр, – ответила девочка, – но…
– Сколько разных приемов пищи! – воскликнул Кристофер. – Разве это не требует еще целой кухни и еще множества Персонала, чтобы прислуживать вам?
– Ну, отчасти, – ответила девочка и нервно посмотрела на миссис Бэлдок. – Пожалуйста, сэр, мы не должны разговаривать, когда прислуживаем.
– Тогда я спрошу вас, – обратился Кристофер к Эндрю. – Вы можете представить, чтобы всё это обслуживание когда-нибудь прекратилось? Мы ужинаем сейчас, чтобы прислуживать Семье, а эти очаровательные юные леди ужинают в шесть тридцать, чтобы прислуживать нам. А когда им прислуживают, те люди должны есть в шесть, а до того какие-то другие люди должны есть еще раньше, чтобы прислуживать им. Наверняка какие-то члены Персонала ужинают во время завтрака, чтобы вписаться в обслуживание.
Эндрю засмеялся, но некоторые другие лакеи ни капли не были позабавлены. Один из них по имени Грегор проворчал:
– Наглый мелкий паршивец!
А тот, которого звали Филипп, сказал:
– Считаешь себя настоящим хохмачом, да?
Все четыре служанки за их спинами пытались не хихикать, а сидящая во главе стола миссис Бэлдок воззрилась на Кристофера. Большинство Главных Горничных были раздосадованы, а две личные горничные возмущены, но миссис Бэлдок пристально смотрела совершенно без всякого выражения. Невозможно было понять, одобряет она Кристофера или готова уволить его на месте.
– Кто-то должен постоянно готовить, – продолжил Кристофер. – Как вы справляетесь всего с тремя кухнями?
– И пекарней, – заговорила миссис Бэлдок. – Довольно, молодой человек.
– Да, мэм, – ответил Кристофер. – Восхитительный пирог, с какой бы кухни он ни появился.
Они с миссис Бэлдок посмотрели друг другу в глаза через весь стол. Головы присутствующих поворачивались от одного к другому, будто на теннисном матче. Кристофер мило улыбнулся:
– Просто любопытство, мэм.
– Хмм, – только и ответила миссис Бэлдок и вернула внимание к своей тарелке.
Кристофер с опаской следил за ней, но продолжил задавать вопросы.
Глава 7
Нам пришлось вскочить, едва мы успели закончить ужин. Оставив служанок убирать тарелки и хихикать за спиной Кристофера, мы вместе с лакеями поспешили наверх в столовую. Это была высокая мрачная комната, вполне соответствовавшая вестибюлю с черным полом. Там ждал мистер Амос, чтобы показать нам, как складывать жесткие белые салфетки в причудливые кораблики, а потом обучить нас правильному способу выстраивать на блестящем черном столе два серебряных островка из столовых приборов и бокалов. Мы должны были положить каждые нож, вилку и ложку на точно определенное место.
Пока мы пытались сделать всё правильно, Кристофер сильно побледнел.
– Несварение желудка, Грант, – сообщил он мне горестным шепотом. – Не разжевывая, глотать пирог, а потом бегать по лестницам – не то, к чему я привык.
– И это не единственное, от чего тебе станет плохо, если мистер Амос тебя услышит, – сказал ему неприветливый лакей Грегор. – Придержи язык. Перекиньте эту ткань через эту руку и встаньте у той стены. Не двигайтесь, иначе я вас выпорю.
Следующий час мы провели, просто стоя у стены. Предполагалось, что мы должны внимательно наблюдать за действиями мистера Амоса и лакеев, пока они суетились вокруг двух леди, сидевших каждая возле своего островка из стекла и серебра. Но, боюсь, половину времени я дремал стоя, а остальную половину таращился на большую картину на противоположной стене, изображавшую мертвую птицу и несколько фруктов, и мечтал оказаться дома в книжном магазине. Две леди наводили на меня смертную тоску. Они всё время говорили об одежде, которую купят, как только закончится траур, и о том, где остановятся в Ладвиче, когда отправятся за покупками. И, казалось, есть они будут вечно.
Когда они наконец-то закончили, нам дозволялось вернуться в подвал, но пришлось остаться в Верхнем Зале на случай, если понадобится что-нибудь принести леди в гостиную. Грегор зорко наблюдал, чтобы мы не попытались ускользнуть. Мы сидели бок о бок на жестком диване так далеко от Грегора, как только можно, пытаясь не слушать двух горничных леди, которые неподалеку от нас вышивали и шепотом обменивались сплетнями.