Мы во все глаза уставились на картинку. Наташа, в общем-то, правильных пропорций и роста, была показана на белом фоне, словно на съемках фильма, а сзади повесили белое полотно. Она опустилась на пол, сжимая колени и пряча лицо. Она была удручена. Казалось, только что ей устроили качественную промывку мозгов или же заставили принять галлюциногенные препараты. Она явно существовала не в реальности. Она была за ее гранью, в каком-то параллельном мире. Что с ней? Неужели для неё игра началась?..
Не успели мы и подумать об ответах на эти вопросы, как с неба прозвучали злорадный смех и голос Золы.
— Поприветствуем первого участника нашей игры, — его голос звучал торжественно, словно он объявлял о начале какого-то шоу. Видимо, для него как раз все шоу и представлялось. — Чёрная вдова. Кажется, у участника с таким именем не может быть страхов. Кто посмеет сказать, что человек, смело сравнивший себя с одним из самых опасных пауков, способен чего-то бояться? Однако все мы люди. У всех из нас есть свои скелеты в шкафу, не правда ли? Готов поспорить, вам не терпится узнать, перед чем встаёт на колени, казалось, одна из самых смелых девушек в мире! Что же — я объявляю о первом испытании. Дерзай, Чёрная Вдова!
Перед нами открывалась не просто проекция. Это был самый настоящий фильм на огромном экране в виде неба. Мы и глазом моргнуть не успели, как сразу же белый фон вокруг Наташи начал принимать различные формы: сначала вырисовывались тени, затем появлялись очертания предметов, и совсем скоро Наташа оказалась в крохотной комнате размером от силы пять на пять метров.
Она вскочила с пола — удручённости не осталось и следа. Теперь же она была напугана. Реальность вокруг неё деформировалась точно так же, как вчера вечером, когда вся земля выворачивалась и принимала обличье университета. Теперь же вокруг Наташи сначала разверзлась пропасть, а затем образовалось помещение. По одному его виду — никаких окон, под низким потолком одинокая лампочка, издающая тусклый свет, тяжёлая металлическая дверь во всю стену со сложным шестерёнчатым замком — можно было предугадать, что ничего хорошего в этой комнате не происходило.
В центре стоял поломанный деревянный стул, на котором, к удивлению, всё ещё мог сидеть человек. Им оказалась худощавая девушка лет пятнадцати на вид. Она была привязана к спинке и ножкам тугими верёвками, от которых по местам исходили ворсинки. Её длинные спутанные рыжие волосы прикрывали лицо, голова была опущена. Одежда, состоявшая из лёгкого белого платья, была порвана — она прикрывала лишь грудь, живот и колени.
Доносилось мерное постукивание капель сточных вод о пол. Секунда за секундой, в ритм неровному дыханию, вода стучала о каменную поверхность, собираясь свести с ума каждого, кто окажется рядом. Девушка тяжело дышала. Под белоснежным платьем проглядывались глубокие царапины и тёмные синяки. Она корчилась от боли и наклонялась вперёд, к коленям, пытаясь сжаться, спрятаться, сбежать от того, что с ней произошло. И по тому, как она уклонялась, можно было провести параллель с тем, как сейчас в углу сжимала ноги Наташа.
Я ахнула.
Это и была Наташа. Только лет на десять моложе.
Наташа наших дней стояла у стены, смотря на саму себя сквозь пелену нескольких лет. Кто-то отнял у неё дар речи. Она была не просто в шоке. Капли пота, выступившие на лбу, открытый рот, увеличенные глаза — я и поверить не могла, что Наташа может быть напугана. Она была в ужасе.
Меж тем немереное количество замков тяжёлой железной двери по очереди издали щелчки, и та с оглушительным скрипом отворилась. Молодая Наташа даже не обернулась. Я боялась за неё: а если сейчас ей нанесут гораздо больший вред? Даже если она прямо сейчас стояла передо мной живая и невредимая, это не уменьшало моего волнения.
Появился высокий мужчина. Он выглядел, как один из тех агентов тайных спецслужб, которых показывают в фильмах: дорогой и идеально сидящий на нём костюм, ботинки, блестевшие настолько, что можно было увидеть в них чёткое отражение лампы под потолком, ровно уложенная причёска — ни один волосок из неё не выбивался — и золотые поблескивавшие в тусклом освещении часы на левой руке. Его походка была уверенной, резкой, смелой, как и он сам. С огромным раздражением во взгляде и читавшейся в глазах усталостью он обошёл крохотное помещение и оказался напротив юной Наташи, нависая над ней коршуном. Та даже в таком случае не подняла головы.
— Ну что, дорогая моя, — усмехнулся мужчина. Кажется, это была злая улыбка. — Теперь ты поняла, к чему приведёт твоё несогласие?
Наташа сделала пару глубоких вздохов. Видимо, в помещении отчётливо не хватало воздуха. Она, превозмогая боль, сделала над собой усилие поднять голову и плюнуть прямо в лицу этому подонку, не говоря ни слова. А затем — она расхохоталась, только хохот этот был вызван вовсе не радостью, а истерикой.
Было страшно слышать этот душераздирающий смех.
— Ты ничего от меня не получишь! — крикнула она. Возглас не прорвался дальше помещения. — Убей меня, убей на этом самом чёртовом стуле, пропусти сквозь меня электричество, но я — никогда — не буду — служить — тебе!
И она снова разразилась громовым хохотом. Тогда мужчина остановил её, крепко схватив за шею, будто собирался задушить.
— Я знаю, как тебе дорога жизнь.
— Рядом с тобой она никогда не будет жизнью, — прохрипела Наташа.
— О нет, ты ошибаешься, — мужчина нацепил злорадную ухмылку. — Тебя удерживает кое-что. Этот человек слишком дорог тебе, чтобы ты просто так свела счёты с жизнью. Даже не пытайся отвертеться.
— На этом свете нет ничего хорошего для меня, — просипела Наташа.
Мужчина ослабил хватку. Наташа пыталась откашляться и вдохнуть побольше воздуха, но её шея до сих пор оставалась в тисках его цепкой руки.
— Для тебя мы оставили Брюса.
Её глаза, казались, стали ещё больше.
— Вы не посмеете, — прохрипела она, — его тронуть.
— Посмеем, о, ещё как посмеем, дорогая, — настала очередь мужчины гоготать. — Все основатели очищены. Остались только те, что согласились работать на нас. Беннер слишком умён, чтобы отказаться. Он ведь не хочет погибнуть из-за каких-то моральных принципов. А ты у нас… оказалась упрямой девочкой.
— Почему я должна… работать… на вас?
Её лицо понемногу синело. Из последних сил она жадно глотала воздух, которого оставалось нещадно мало, и вырывалась из лап мужчины.
— Потому что негоже забрасывать семейное дело, дорогая моя. Ты же не хочешь подставить своих родителей, не так ли?
— Вы… отвратительны. Ты… отвратителен.
— Я знаю, — улыбнулся мужчина. В его взгляде читалось самое жестокое желание к насилию. Казалось, он без раздумий смог бы покончить с Наташей. — И лишь поэтому я оставляю тебя в живых. Если ты хоть чуть ослушаешься меня, если ты попробуешь сбежать или поможешь Брюсу найти отсюда выход — вы оба можете попрощаться с солнечным светом.
— Ты пытаешься… манипулировать.
— Я не пытаюсь. Я уже это делаю. Выбирай: либо Брюс и сомнительные шансы быть с ним, либо никакого Брюса. Никакой тебя. Никакой жизни.
Он сдавливал руки на шее Наташи. Её кожа продолжала синеть, она не могла вырваться. Инстинкт самосохранения говорил ей расшатывать стул в попытках освободить руки, но и этого у неё не получалось: они были стянуты тугой верёвкой.
— Хо… хоро… — пробовала произнести она. Из её глаз текли слёзы. Но слёзы — далеко не от испуга, а от боли. — Хорошо.
Мужчина убрал руку. Наташа делала глубокие вдохи и пыталась откашляться, она дрожала на стуле и пыталась вырваться из сковывавших её, словно цепи, верёвок.
— Вот и славно. Отныне ты официально с нами, агент Романофф.
========== Глава 19. Наташа ==========
Картина на экране сменилась. Юная Наташа и неизвестный мужчина растворились в воздухе: он — со злой ухмылкой, она — со слезами боли на глазах. Теперь, вместо сырого помещения, больше похожего на подвал, мы увидели широкую, хорошо освещенную лабораторию. Наташа наших дней вздрогнула от перемены картинки: все предметы вокруг снова начали деформироваться. Одинокой лампочке под потолком на замену пришли многочисленные лампы, едва отбрасывающие тень от предметов. Я провела аналогию с операционной: освещение было идентичным.
Повсюду стояли высокие стеллажи и белоснежные чистые столы с разного вида склянками, колбами и банками. Их содержимое не отличалось от того, какое я изредка наблюдала в кабинете химии. Незнающему человеку могло показаться, что это типичный набор химических веществ и препаратов вроде того же натрия или спирта, но я чувствовала: Наташа была связана с опасными людьми, а значит, о добродушном кальции и речи быть не может. К тому же — мы могли отчётливо разглядеть это, — на каждом стеклянном сосуде красовалось что-то вроде этикетки или бирки с изображением черепа и расходящегося от него щупалец.
Лаборатория не пустовала: за одним из столов в белом халате находился мужчина среднего роста, явно отличавшийся от того, которого мы только что имели честь наблюдать. Но нам не было видно, чем именно он был занят: вполне возможно, проводил какие-то химические опыты. На голове у него была надета специальная шапочка, скрывавшая кудри, а глаза защищали специальные очки. Он тихо себе под нос напевал незамысловатую мелодию и то отходил к стеллажам, чтобы взять с полок нужный сосуд, то промывал колбы в раковине. Мужчина выглядел так, словно занимался привычным делом, составлявшим основу его ежедневной рутины.
Недолго он оставался в одиночестве. Дверь в лабораторию со слабым скрипом отворилась, и внутрь вошла хрупкая фигура. Я не сразу узнала её. На ней больше не было порванного белого платья, лицо не портили синяки под глазами, она казалась бодрой и выспавшейся.
Некогда длинные и спутанные рыжие волосы Наташи были пострижены под аккуратное каре и уложены волнистыми локонами. Она появилась перед нами в облегающих чёрных брюках и такого же цвета кожаной куртке. На рукаве виднелась нашивка с той же эмблемой, что можно было увидеть на колбах. Видимо, марка самой организации.
Мужчина обернулся на скрип и отошёл от своего стола.
— Брюс! — воскликнула Наташа с восхищением. — Я не мешаю?
— Проходи, солнце.
Мужчина радушно поприветствовал её, и она прыгнула к нему в объятия. Она так тесно прижималась к нему, что ясно было: после долгой разлуки им наконец-то разрешили увидеться.
— Я скучала, — пробубнила она ему в плечо.
— Я тоже, — он погладил её по спине. — Где ты так долго пропадала? Даже волосы подстригла. Если бы не твой голос, я бы так тебя и не узнал, — он осторожно ласково щелкнул её по носу. Она хихикнула.
— Меня отправляли в другой штат по учебе. Я участвовала в конференции.
Мужчина снял шапочку, предоставляя свои темные кудри, и снял защитные очки.
— И как? Заняла первое место? — он улыбнулся. Однозначно, в нем присутствовала вера в Наташу.
Однако та покачала головой. Без отчаяния во взгляде. Наоборот: казалось, её глаза горят. Брюс. Тот самый Брюс, о котором она говорила. Я судила по себе, но тут сомневаться было нельзя: она до беспамятства в него влюблена. И, наверное, так же безответно. В Брюсе проглядывались лишь братские или в крайнем случае отцовские чувства. Не более.
— Ну ничего, — он погладил её по голове. — Ты ведь только учишься. Для меня ты все равно самая умная девочка.
Сколько лет здесь было Наташе? Пятнадцать-шестнадцать? Брюсу на вид и не дашь больше тридцати пяти. Ох, Наташа, Наташа! Ты решила играть с огнём, влюбившись в мужчину, что старше тебя на пару десятков лет. Однако… ведь мы не выбираем, кого любить, правда же?
— А что ты делаешь здесь? — поинтересовалась Наташа. — Не отвлекаю?
Брюс подозвал её к столу с явным восторгом в глазах. Она в два счёта оказалась на нужном месте.
— Что это?
На столе, помимо металлических приборов и склянок, стоял микроскоп и возлежали стеклянные подставки. Было ещё что-то, что шевелилось, но разглядеть я не смогла.
— Это, возможно, наше будущее, — Брюс приподнял одну из подставок. Кажется, на ней лежал паук. — Узнаешь породу? — Наташа закивала. — Чёрная вдова… Один из самых опасных видов. Самка съедает своего самца, если не хочет вступать с ним в соитие. Я только что по заданию твоего отца провёл небольшой эксперимент. О, не волнуйся, наш дружок совсем не пострадал. Я лишь ввел ему сыворотку, с помощью которой он… он уменьшился в размерах! Представляешь? Смотри!
И он снова повторил эксперимент, положив паука под микроскоп и введя в его тельце шприц. В мгновение он — нет, не исчез! Его теперь уже крохотные лапки шевелились под линзой микроскопа.
— Посмотри, — Брюс освободил микроскоп, и к нему приблизилась Наташа.
— Это какое-то чудо! — вскрикнула она. — Ни больше ни меньше… Как ты смог добиться такого результата?!
— Всего лишь несколько лет усердной работы и правильное смешение химических веществ. На моей памяти открыли два новейших элемента, и я не преминул воспользоваться ими. Теперь, если провести эксперимент ещё на парочке паучков, можно будет представить твоему отцу.
Наташа осторожно погладила крохотного паука. Сейчас от него явно было куда меньше вреда. Она даже слегка переманила его себе на руки.
— На моей практике ты первая, кто осмелилась взять Чёрную Вдову, — Брюс усмехнулся и покачал головой. — Мне-то было слишком сложно привыкать. А ты… довольно смелая.
— Даже не представляешь, насколько, — Наташа отвела взгляд. От улыбки на её лице не осталось и следа.
Брюс вернулся к своим разработкам. Он достал небольшую банку и поместил туда паука. Вероятно, он очень гордился экспериментом.
— А чего ты приходила? Хотела что-то узнать?
Наташа облокотилась руками о стол.
— Нет, ничего. Увидеться хотела.
Более взрослая Наташа наблюдала эту картину из угла и не могла отвести взгляда. С приоткрытым ртом она рассматривала Брюса, который находился в паре метров от неё. А в глазах у неё… стояли слёзы. Она пробовала подойти к нему и молодой версии себя, прикоснуться к ним, но всё, что у неё получалось, лишь проводить руками сквозь них, словно сквозь призраков.
— Брюс… — произнесла она, приближаясь к нему. Но тот… таял у неё на глазах.
***
А картина продолжала меняться. Это уже был не фильм, а целый сериал. И я понимала, что мне ужасно стыдно его смотреть. Ведь я фактически залезала в чужую жизнь. В чужие душевные тайны, которые человек желал оставить нерасказанными.
Но Вижн не мог ничего контролировать. Он лишь продолжал показывать нам Наташу. И ни один из нас не в силах был оторваться. Ох, как бы я хотела хоть чуть-чуть помочь ей! Ведь она совсем одна, лицом к лицу со своим страхом, против своей воли…
И всё по вине Золы.
Наташа оказалась в тускло освещённой комнате с низким потолком. По центру находился пустующий боксёрский ринг, слева можно было заметить свисающую «грушу» и многочисленные тренажёры. По всей стене шло зеркало. В углу друг на друга были свалены синие маты, рядом стояла пара манекенов, а на низком столе лежала аптечка и стоял магнитофон. Комната для тренировок, очевидно.
Здесь Наташа выглядела намного повзрослевшей. На ней была лишь спортивная форма: аккуратные шорты, майка-лиф и напульсники. Она тренировалась, усердно стуча по «груше», будто хотела выбить из неё дух. А может, она выплёскивала накопившуюся агрессию. Из угла на всю громкость звучала музыка с бодрыми мотивами. Под такую только и хочется, что пуститься в драку.
Насколько я поняла, события происходили совсем недавно. Наташа из наших дней слишком уж походила на ту, что мы видели. Так же уложены волосы, такая же крепкая фигура. За эти годы она действительно изменилась, превратившись из хрупкого неказистого подростка в настоящего бойца. Проглядывались мышцы на руках и рельефный пресс на животе, она уже была подтянутой и сильной. Теперь точно можно было сказать, что она — агент спецслужб.
А перед глазами у меня всё ещё стояла та самая девочка в белоснежном изорванном платье.
Наташа била нещадно, словно только что кто-то разозлил ей, и я осмелилась предположить, что виной был тот самый мужчина, что пытался придушить её. Вполне возможно. Сколько несчастных лет, полных обида и разочарования, она провела в стенах этого помещения!.. Я и представить не могла, что есть люди, которые страдают, подобно мне, а возможно, ещё больше. Только сейчас я понимала, как, оказывается, мне ещё повезло.