И мы вышли из комнаты, отправившись — о нет, не на улицу! Там нас могли заметить соседи, — на саму крышу дома. Оказывается, у нас был даже чердак. Мы осторожно забрались наверх и присели на раскалённую за день черепицу. «Тебе не холодно?» — поинтересовалась я. Пьетро покачал головой.
Над нами простиралось небо. Целое, бесконечное, необъятное полотно. Природа — самый настоящий художник. Она махала кистью, разбрызгивая белую краску по своему холсту, и капли оставались неподвижными звёздами на тёмной ткани. Затем — последний штрих, мазок, который становится полумесяцем. Я обожала смотреть на небо.
«Вот там — созвездие Большой Медведицы, — я указала на скопление небесных тел. — А тут — Полярная Звезда. Какой твой знак Зодиака?» «Телец». «Ну, он прямо там», — ухмыльнулась я. «Жаль, что Дева так далеко от него», — усмехнулся он, и я в изумлении на него посмотрела. «Да, я тоже знаю немного о звездах. В конце концов, ведь это привилегия парней — удивлять девушек ночным небом.» «Решила позаимствовать.» «Хочешь впечатлить меня?» — он вскинул бровь. «Я думаю, я уже достаточно впечатлила тебя». Он отвёл взгляд и улыбнулся. Он выглядел поражённым мною.
Он устремил свой взгляд к звёздам, и я заметила лёгкую улыбку на его лице. Поразительно… Мне внезапно показалось, что выглядел он… как будто бы влюблённым. Тот же блеск в глазах, та же побеждённая улыбка. Ведь я выглядела точно так же когда-то. Неужели все влюблённые так сияют?
Это странно, что какая-то тяга к другому человеку заставляет нас бесконечно улыбаться и вздрагивать от каждого его прикосновения. Это странно, что даже звезды не могут сиять так же ярко, как мы.
Не знаю, действовала ли так на меня эта романтическая ночь или мне просто хотелось безрассудств — но я аккуратно подвинулась к Пьетро, поудобнее уселась на покатой черепице и заглянула в его глаза. «Я думала, ты окажешься хуже», — улыбнулась я. «Хуже?! — спросил он так, будто это было для него оскорблением. Может быть, я и права перегнула палку. — Каким же я, по-твоему, должен был быть?» — тем не менее в его голосе проскальзывала нотка иронии. «Не знаю. Самоуверенным, самовлюбленным, эгоистичным.» «И почему это ты так решила?» — он вскинул бровь. «По тому, как ты смотрел на меня в первую нашу встречу. Как будто… съесть хотел.» «Советую не путать каннибализм с самовлюбленностью.»
Я слышала свой голос как будто издалека и не могла поверить, что он принадлежит мне. Мне даже на секунду показалось, что меня здесь и нет вовсе. Может, все это сон?
«А я думал, что ты — забитая, неуверенная в себе, скрытная девушка.»
О, Пьетро, кое в чем ты и был прав.
«Теперь мы хоть немного узнали друг друга, чтобы стереть эту предвзятость», — хмыкнул он.
Я положила голову ему на плечо. Оно было немного прохладное. Он приобнял меня, прижимая к себе. После я увидела его постоянный изучающий взгляд на моем лице и состроила недовольную мину. «Что тебя так постоянно тянет меня рассмотреть?» — буркнула я. «Я люблю смотреть на людей. А ты… Ты красивая.»
Надеюсь, в темноте не было видно, насколько сильно я покраснела. «Я-то? — наигранно хмыкнула я. — Не обманывай себя.» «Я никогда не лгу.»
После этих слов он аккуратно приподнял мой подбородок и устремил взгляд на мои губы. Сердце бешено застучало. Я читала много книг, чтобы не понимать, на что он намекает. В следующее мгновение я почувствовала его тёплое дыхание и прикосновение его мягких губ к моим. Я проваливалась в темноту.
Мне было легко. Свободно. Я выбралась за границу времени и пространства. Звезды надо мной казались слишком близкими. Пьетро проникал в мою душу.
Я впервые в жизни вкушала поцелуй.
А когда он отстранился, то увидел мое растерянное выражение лица. Даже я не понимала, какие эмоции сейчас бушуют во мне. Страсть, желание? Вперемешку со страхом. Одним лишь взглядом он спрашивал меня, что сделал не так. Одним лишь взглядом я выражала испуг. И качала головой.
«Да брось ты, — улыбнулся он. — Земля не разверзлась под тобой.» «Мы — брат и сестра», — отрезала я. «Но не по крови.» «Меня взяли в семью явно не для этого.» Я аккуратно поднялась и стала приближаться к выходу. «Но и не для того, чтобы ты подавляла все свои эмоции. Я же вижу, что ты этого хочешь!»
Я спустилась по лестнице, игнорируя его слова. Дома было гораздо теплее. Я тотчас же услышала его приближающиеся шаги. Снова обхватив свои плечи руками и дрожа — то от от холода, то от от страха, — я направлялась к своей комнате. «Это из-за того парня, что прислал тебе письмо? — кричал Пьетро из другого конца коридора. — Ты любишь его, не так ли? И никого другого! Ты отдала своё сердце парню, который сбежал от тебя. Он сбежал навсегда, Ванда. Он больше не вернётся. Если бы он любил тебя хоть вполовину того, как любишь его ты, он бы никогда — слышишь — никогда даже не подумал о побеге!»
По моим щекам предательски текли слезы. Я хотела кричать, но все что могла сделать лишь прошептать: «Замолчи…» Я обернулась, стоя в коридоре, позволяя Пьетро смотреть на мою слабость. Мы находились в двух метрах друг от друга. «Ты не можешь… так… говорить!» — мой голос срывался.
Он сделал глубокий вдох. Покачал головой.
Мол, что я могу ещё поделать?
И в два счета оказался возле меня, заключая в объятия. «Прости», — прошептал он и положил свой подбородок мне на макушку. Я прижалась к нему, не скрывая эмоций. В их порыве я с прикрытыми глазами стала искать его губы. А когда наконец наткнулась на них, нас закружило в водовороте поцелуя, и я услышала, как он шептал мне на ухо, что хочет быть со мной.
Это было странно. Да, безумно странно, что брат встречается с приемной сестрой, которая, по сути, дочь знакомых его родителей.
Я много раз думала о том, как сложилась бы моя судьба, если бы мои родители не исчезли бесследно, и обе наши семьи жили в соседних домах. Возникло бы между нами то же чувство? Были бы мы вместе? Или отношения не заходили бы дальше дружеских? Кто знает, кто знает… Теперь наша судьба сложилась так.
Постепенно я забывала Вижна. Благодаря Пьетро, я переставала по ночам вспоминать ушедшие дни, а днями не рисовала профиль Вижн в своей тетради посреди урока. Однако же буря чувств не покинула моей души. Как будто цунами сменил ураган. Как будто солнце скрылось луной.
Мы скрывали нашу связь от родителей. Когда они приезжали домой, мы вели себя как ни в чем не бывало, но лишь когда они переступали за порог, мы оказывались в собственном мире, где, кроме нас, не было больше никого. Пьетро одного со мной возраста — несмотря на это, он казался гораздо опытнее и мудрее. Если Вижн был умен, то Пьетро был поистине мудр.
И я нисколько не жалела о нашей с ним связи. Он подарил мне годы на небесах, в самом эпицентре рая, и я не знаю, была ли когда-нибудь в жизни счастливее.
К сожалению, судьба у меня такая: раз она даёт мне что-то хорошее, то вскоре забирает.
О, это были волшебные годы, наполненные радостью, упоением, блаженством! Мы любили друг друга, и этого хватало нам с головой. Мы ходили на свидания, и я запоминала, как не могла правильно намотать спагетти на вилку и портила рубашку соусом Болоньезе. Я помню, как Пьетро уговаривал меня прокатиться на американских горках, и я убегала от него со смехом и утверждением, что никогда такого не сделаю. Я помню даже, как мы купались в море и он учил меня плавать, а я лишь окутывала его брызгами. И несмотря на своё счастье, во мне боролись мораль и любовь. Мораль говорила, что это неправильно, хоть мы и не родные брат с сестрой. Тем не менее от этого моя страсть увеличивалась. К запретному плоду всегда тянет больше, чем к доступному.
В школе про нас не знали. Но догадывались. Всякий раз, как Пьетро стоял у ворот. Я слышала, как главные сплетницы о нас шептались. К счастью, когда только слухи решили просочиться по всем классам, пришло время мне уходить из школы. Я поступала в университет.
***
Параллельно с моей личной жизнью, которой я уделяла намного больше должного внимания, я, конечно же, не забывала и про учебу. Училась я на отлично — я считала своим долгом поступить в университет, — но не только школа волновала меня. Каждую неделю я посещала библиотеку в поисках пособий по психологии в целях обнаружить, что же из себя представляет страх.
С точки зрения психологии, страх — это эмоциональное состояние человека, при котором он чувствует угрозу жизни. Страх защищает нас, предупреждает о наличии чего-то небезопасного. Но такое определение чаще всего дают физическому страху, хотя помимо него существует огромное количество видов фобий.
В религии часто поднимался этот вопрос. Можно сказать, он и есть её основной показатель. Страх перед богами, демонами, страх совершения греха и, посредством этого, потери связи с высшими силами — всего этого люди не перестают бояться и до сих пор. В Древнем мире огромную роль играл страх перед судьбой и смертью, несчастьем, несправедливостью, жестокостью. Подобные страхи называют психологическими. Они всегда вызваны какими-то внешними условиями.
Что более интересно — существуют и фобии, которые не могут быть обусловлены извне. Аффективное состояние человека: паника, одержимость, ощущение собственного бессилия. Но перед чем? В философии этот вопрос рассматривали практически во всех эпохах. Представители экзистенциализма верили, что в таком случае человек постигает сущее, ему открывают глаза на само бытие. Будучи бессильным перед ним, он не знает, как ему действовать. В роли этого самого сущего он видит Ничто, которое проявляется при наличии ужаса.
Ещё одна интересная концепция — страх как основа познания. Философы нового времени говорили, что изначально страх выражает страсть человеческой души, в связи с чем сближается с таким состоянием, как желание. Они вместе конкретизируются в аффектах удовольствия и неудовольствия. Человек, как мы знаем, имеет и духовную сторону, которая выражена в его мыслях, идеях, верованиях, и именно эта сторона предполагает противоречивость этих аффектов и из-за них вызывает в человеке чувство недоверия, что идёт параллельно вместе со страхом. Таким образом, страх порождает настроение удивления, которое активизирует познавательную деятельность человека. Следовательно, страх направлен на преодоление сопротивления познаваемого.
И пока я искала всю эту информацию, мой мозг кипел и взрывался по частям. Я нашла кучу определений страха как аффекта, как состояния, как деятельности человека. Но я не нашла ничего информативного на предмет его преодоления. В учебниках были лишь методики, направленные на то, чтобы перестать уделять ему должное внимание. Но есть ли способ навсегда избавиться от него?..
Видимо, мои родители так и не нашли ответ на этот вопрос и решили использовать самую известную методику — полное погружение в страх, — лишь немного её преобразовав.
Итак, это был поистине масштабный проект. Его одобрил и профинансировал один известный бизнесмен, который верил в успех студентов (если быть честной, он тоже хотел урвать долю славу в случае победы. А в победу верили все). Студентам выдали специальную лабораторию и все нужное оборудование. Их действия не выходили за рамки закона. Почти всегда они находились под присмотром врачей, психологов и профессоров. Они записывали каждый свой шаг в специальные тетради и на пленку, чтобы в случае поражения узнать, на каком этапе работы они свернули не туда.
Итак, вскоре, пользуясь всеми известными на тот момент возможностями технологий, они создали что-то наподобие виртуальной реальности. Попасть туда можно было с помощью специального шлема, который собирает волны мозга и выискивает самые потаённые страхи у людей, чтобы конвертировать их в воображаемые события. Я пыталась узнать, как выглядит эта новая реальность, но так как все условились не проводить экспериментов, пока игра не будет доведена до конца, никто и не смог запечатлеть, что она из себя представляет.
Я обложилась всеми этими книгами и бумагами, уставила их на полу, поместила на кровати, открыла на нужных страницах. Будто следователь, связывавший улики нитками одного цвета, я связывала все доступные мне знания, пытаясь уловить в них смысл. И что мне, конечно же, не нравилось, так это то, что я вообще не имела понятия, зачем я все это делаю.
Отчасти потому, что хотела узнать тайну своих родителей. Но разве не будет более эффективно просто уточнить у приемных мамы и папы, ведь они гораздо более компетентны в подобных вопросах? Вот и я так думала. Только они тоже ничего не знали.
Я тяжело вздохнула. Ну что же это такое?..
Свою работу я проводила на протяжении нескольких лет. Один раз за ужином я рискнула поинтересоваться у родителей, могу ли я получить доступ к той самой игре, на что мне, естественно, ответили отрицательно. И я надеялась хоть как-то выманить эту информацию о местонахождении того самого подвала, но все попытки были тщетны, я ничего не выиграла и лишь получила упрёки со стороны родителей. Пьетро тоже.
Потому я твёрдо решила поступать в Портлендский университет на факультет психологии. Я надеялась стать высококлассным специалистом в этой области и продолжить дела своих родителей. Возможно, это бы хоть немного меня с ними связало.
И вот — я поступила. Уже заканчиваю третий курс. Совсем скоро — экзамены, а затем, скорее всего, стажировка. Я перечитывала газеты и новостные стенды, надеясь узнать, ищет ли кто-нибудь начинающего психолога в школу или крохотную компанию. Пока что на мои запросы никто не откликнулся.
Я даже не знала, чем займусь этим летом.
Я сидела в автобусе, прислонившись головой к окну. Стекло слегка дребезжало, пока мы проезжали мимо каменных джунглей, одинаковых многоквартирных домов, торговых центров, станций метро. Сколько там оставалось времени до начала занятий? Я взглянула на часы. Ох, ещё ровно пятьдесят минут.
А Пьетро и Вижн сейчас, возможно, в баре. Всё ещё перекидываются взаимными саркастическими замечаниями. Я дождалась, пока автобус подъедет к нужной мне остановке, перекинула сумку через плечо и побежала к университету. Возможно, посижу в библиотеке. Почитаю что-нибудь. По психологии.
Я чувствовала, что с этого момента наша жизнь пойдёт наперекосяк.
========== Глава 11 ==========
Я вошла в здание университета под общий гул и шум. По коридорам, как угорелые, носились студенты, постоянно сбивая меня с пути, и я уже не знала, куда спрятаться от них. Учусь здесь уже третий год и планирую продолжить обучение, но до сих пор не привыкла к этим гонщикам. А возможно, я просто находилась в прострации. Вижн вернулся. Навсегда ли? Что он теперь будет делать? И как изменится моя жизнь? Потому что я знала, что наши отношения не станут настолько доверительными, как прежде.
С Пьетро совсем другая ситуация. Я не знала, встречаемся ли мы теперь. Между нами бывало слишком много разногласий. И хоть я всегда чувствовала тепло рядом с ним, оно уже отличалось от того, что он излучал семь лет назад при нашей первой встрече. Возможно, мы оба понимали, что это неправильно. Перед нами стояла преграда в виде семейной связи. Даже если и не кровной. Я чувствовала, что поступаю себе же на вред. Я люблю Пьетро, но теперь, когда вернулся Вижн, луна снова сменилась солнцем. Моё видение предстало передо мной во плоти. Как же теперь будут развиваться наши отношения?..
Зря я, наверное, покинула кофейню так быстро. А сейчас я даже не могла узнать, как они там. Всё ещё ссорятся или — крошечная вероятность — подружились и пропустили по стаканчику пива в баре напротив? Я живо представляла, как Вижн с сигаретой в руке рассказывает о своих дальних странствиях и, возможно, тех двух девушках, с которыми он встречался. Как же я их ненавидела! Они посмели так легко заполучить его, возможно, поддавшись лишь его внешности, в то время как я страдала по нему и не позволяла даже быть хоть немного навязчивой. Я в ярости сжала ручку сумки и прошла по направлению к библиотеке.
Я остановилась возле нужной мне двери. Подёргала ручку. Ну конечно! Именно сейчас им надо было закрыть библиотеку, не так ли? Я облокотилась о тяжёлую высокую дубовую дверь и едва не скатилась по ней, глубоко вздыхая и закатывая глаза. Мимо меня снова прошла какая-то пара студентов. Этих-то я знала — аспиранты. Самые старшие из обучавшихся здесь, если смотреть по курсу, а не возрасту. И если первокурсники постоянно проводили время в драмкружках или на домашних вечеринках, то эти двое чуть ли не на «ты» обращались к преподавателям и с ноги открывали дверь в кабинет ректора. Наташа Романофф и Стив Роджерс.