– Иди в дальние клети и попроси у смотрителя старую тигрицу, что у Ордена на пенсионном содержании. Ее зовут Вафля.
– Вафля? – лицо Чета недоумевающее перекосилось, но падре был настойчив.
– Все. Иди. В противном случае нам обоим попадет от главного.
***
Чет смотрел на тигра. Тигр смотрел на Чета. Вернее не тигр, а тигрица, древняя, как мир, с подслеповатыми глазами и шкурой вытертой, будто старый коврик. Вафля сидела в проходе между загонами и терпеливо ждала своего Ныряльщика.
Она давно забыла о героических походах, о бешеных скачках по лесам и долам. Увидев, а вернее кое-как разглядев пришельца, старушка благодушно поприветствовала его ласковым: «мур-мур-мур».
– Ты это, давай, собирайся – выходим! – недовольно проворчал Чет. – И без «мурмуров».
Он огляделся, бросил на перегородку седло, решив отыскать кого-нибудь из слуг, чтобы снарядили животное в путь. Никого не нашлось, даже уборщиков. В дальних клетях вообще убирались редко, там стоял аммиачный запах кошачьих лотков, перемешанный с вонью подтухшего мяса.
– Ладно, сам тебя оседлаю, – буркнул Чет, – поднимайся.
– Мур-мур, – отозвалась тигрица и легла.
– Ладненько, – злобно прищурившись, Зетта нахлобучил ей на загривок седло, застегнул под горлом наголовник с поводьями, – а теперь вставай. Вставай, говорю!
Вафля не встала, наоборот, повалилась на бок и принялась благодушно массировать лапами стенку. Чет скрипнул зубами от злости, смачно выругался под чьи-то сдавленные смешки, раздавшиеся за спиной. Обернувшись, Ныряльщик встретился взглядом с мальчишкой-уборщиком.
– Ты, господин, за щачло ее бери и ори прямо в ейную морду – она ж глухая, но по губам читает.
– За щачло – это как? – на всякий случай уточнил Чет.
– Это так, – мальчишка шмыгнул носом, прислонил к стене метелку, подошел к Вафле, схватив ее обеими руками за пушистые щеки, развернул к себе и крикнул громко. – Ва-фля! А ну, вста-вай!
Странное дело, но Вафля поднялась. Чет благосклонно кивнул мальчишке, взялся за седло, надеясь вскочить зверю на спину, а уборщик тут же предупредил его:
– Верхом не надо, не увезет.
– Что значит, не увезет?
– Свалится…
Так Чет и отправился на задание пешком. Не на тигре, зато в его компании. Уже на выходе из клетей он вынужден был уступить дорогу новому Эю, бывшему Трагеди Си – высокому статному красавцу с тоскливым взглядом, белоснежной кожей и волосами цвета темного золота. Ох уж этот взгляд: вселенская тоска, мировая скорбь, подчеркнутая черными линиями пересекающих сверху вниз веки татуировок – эдакий макияж в стиле пьеро.
Отряд Си Чет не терпел – мерзкая троица заносчивых карьеристов, жаждущих прыгать выше собственных голов. Кажется, им все-таки удалось урвать желаемое. Теперь Трагеди – господин главный, господин Эй, лицо и гордость Ордена, а его бывшие соратники Старлайт и Джой заняли вакантные места в отряде Би, на должностях верных советников и заместителей.
Глядя вслед сияющему всаднику на рослом молодом тигре, Зетта нахмурился. Как бы он не иронизировал по поводу гибели предыдущего Эя, этот новый нравился ему значительно меньше, чем несвоевременно ушедший Либерти…
«Зазнайка, святоша, девственник!» – лучи зла и ненависти, щедро посланные Четом в спину Трагеди заставили того недовольно обернуться. Взглянув на Зетту с нескрываемым пренебрежением, новый Эй гордо вскинул голову и, пришпорив тигра, вихрем умчался прочь.
Теперь у Трагеди было все – высшая должность в Ордене, лучший доход, уважение, почитание, статус и престиж. Ради такого не зазорно побыть зазнайкой и даже девственником, тем более, если это главное условие для вступления в элитные отряды.
А вот у Чета Зетты не было ничего. Ни высокого ранга, ни пафосного имени, ни ангельской внешности, но он умел обходиться малым и довольствоваться тем, что имеет.
За все свое существование в Ордене он не провалил ни одного задания, однако, ранг ему так и не повысили. Чет даже о средней ступени никогда не мечтал, не то что о переводе в элитный отряд типа Си или Ди. В таких отрядах мест мало, а желающих их получить много. А еще туда отбирают по внешности и презентабельности: не схож ликом с ангелом небесным – иди лесом! А когда ты не слишком высок, темноволос, темноглаз и этот самый глаз у тебя с дурным прищуром – об элите забудь навсегда! Хотя, конкретно Чета тут не выручила бы и сказочная внешность.
Вредный, хитрый, острый на язык и быстрый на кулак (а кулаки у него были стальные), он не страдал благочестием, пил, курил, сквернословил и дрался. А куда, это, скажите, годится? Про необходимую элитным Святым Ныряльщикам девственность речи вообще не шло. Вот Чет и не рыпался. Зетта, так Зетта.
***
Ланья Тишь
– Белка, Белочка, ты как? Не голодаешь? – шептала, заглядывая под дверь небольшого бревенчатого сарайчика Лиска. – Падре Герман сегодня много учения задал? Ругался сильно?
– Не сильно, – гнусаво ответили из-за двери, – носом в Писание тыкал и за ухо дергал, все как всегда.
– Бедненькая, – сочувственно вздохнула рыжая, – но ты не расстраивайся, падре отходчивый. Полгода посерчает, а потом глядишь и отойдет.
– А я не из-за него расстраиваюсь, – зашмыгала носом Белка. – Ой, девочки, не из-за падре! Я из-за Либерти Эя. Как мне жить без него теперь? Как, родненькие? Ведь я его люблю. Люблю! Сердце рвется, вот три месяца уже прошло, а он перед глазами стоит, будто минуту назад все случилось.
– Да хрен с ним, с Либерти Эем, – вмешалась в разговор молчавшая до этого Змейка. – Еще четверо после него приходили и все как один. И внешне – как один. И, как один, в колодец с концами канули.
– Злая ты, Змейка, бессердечная. В любви ничего не смыслишь, – сердито засопела из-за двери наказанная девица. – Либерти Эй один такой бы-ы-ыл…
Тут она не выдержала и разрыдалась. Подруги хором зашикали, боясь, как бы истерику не услышал падре Герман.
– Ну, Белк, ну, сколько можно? – Лиска миролюбиво сунула под дверь сдобную булочку, завернутую в расшитую алыми петухами льняную салфетку. – На, поешь, а то похудеешь, без фигуры останешься.
– А не нужна мне больше эта фигу-у-ура-а-а, – снова затянула свою песню Белка. – Мне теперь ничего не нада-а-а-а.
– Ты все равно поешь, – посоветовала рассудительная Лиска, – с едой оно как-то легче, а Ныряльщики – это все приходящее.
– Кстати, завтра, говорят, очередной приедет, – заговорщицким тоном поделилась Змейка.
– Мне не нужен очередной, – пропыхтела из-за двери заключенная, – мне нужен Либерти Эй. Только он – и никто другой!
– Да ладно тебе, может, этот еще лучше будет. Из Ордена почти месяц никого не присылали, а теперь прислали. Теперь уж, наверное, самого-самого отправили, такого, в ком не сомневаются, кто точно с Сердцем разберется и порядок восстановит, – сообщила новость темноволосая Змейка.
– Мы падре Германа просили, чтобы он тебя от вечернего чтения освободил, когда новый Ныряльщик приедет тьму побеждать. Он сказал – подумает.
– Спасибо девочки, – благодарно вздохнула Белка и принялась громко жевать Лискино угощение.
Вот уже три месяца Белка сидела под замком. Сперва круглосуточно, а теперь по вечерам.
В наказание за проступок падре Герман заставлял ее зубрить наизусть отрывки из Святого Писания. От унылых и непонятных фраз у Белки кружилась голова, и в животе урчало, как при сильном голоде. Святое Писание отвергал весь ее организм, и от этого становилось боязно. Вдруг падре Герман поймет, вдруг догадается? Он ведь свято верит, что своими учениями может обратить инкубьих дочек – Белку, Лиску и Змейку – в благочестивых дев, нетронутых скверной, какими им и полагается быть. Падре воспитывал и наставлял троицу. Порой он был добр, но чаще суров, ведь за демонским семенем нужен глаз да глаз.
В тот вечер весы склонились в сторону милости, падре Герман Белку пощадил: выпустил из сарая и даже не стал проверять учение.
Всю дорогу до колодца, где уже с обеда толпились зеваки, падре поучал и стращал воспитанниц, чтобы вели себя путно и дуростей не выкидывали. При разговоре о дуростях он многозначительно поглядывал на Белку. Но той было не до них. Да и какие дурости, если нынешний вечерний поход на зрелище девушку не радовал. Сами посудите, какой интерес смотреть на очередного неудачника, решившего сгинуть в проклятом колодце? А ну их всех! Без ненаглядного Либерти Эя деревенская шумиха казалась Белке пустой и неинтересной.
– Ты опять в таверне танцевала? – падре перевел внимание на Змейку.
– Нет, – соврала та, наивно надеясь не попасться на лжи. Не вышло.
– Все знаю – танцевала! Завтра будешь с ней, – кивок в Белкину сторону, – зубрить Писание, а не усвоишь – получишь розги. Ишь, удумала, распутница, перед всем честным народом ради потехи выплясывать.
Змейка насупилась и отвернулась. Скажите пожалуйста, где это падре нашел в таверне честной народ? Вздохнула. Ругайся падре, грозись, а ничего уже не попишешь – танец сильнее. Он так манил и поглощал грациозную, гибкую Змейку, что та не могла бороться с искушением, порожденным ее нечеловечьей природой.
Танец – огонь, танец – страсть, танец-ночь! Юбки кружатся, взлетают, а потом падают, подметают грязный пол таверны. И Змейка падает под конец танца, усталая, ошалевшая, словно после бешеной любви, которой пока не знает. Разве откажешься от такого?
Слово за слово – дошли до места. Как выяснилось, расщедрился падре зря, и вечер потратился впустую. Новый Ныряльщик не явился. Зеваки ждали сколько могли, не дождавшись, начали строить всякие смелые доводы. Сошлись на том, что светлый воин струсил, и разочарованно разошлись.
***
Что ожидает нас, друг, на пороге ада,
Вечная жизнь или вечный покой?
Дэймоса тысячи слуг на пороге ада,
Но и надежда за этой чертой…
(С) Эпидемия «Эльфийская рукопись»
А Чет тем временем был в паре дней пути от Ланьей Тиши, ведь шел-то он пешком и не так чтобы очень спешил. Сам он, безусловно, мог поспешить – Вафля плелась еле-еле. Сперва Чет пытался угрожать ей и ругаться, но каков смысл говорить тому, кто тебя не слышит? Пару раз он закидывал передние лапы тигрицы себе на плечи и так тащил ее на спине – двигаться получалось немного быстрее.
Всю дорогу он думал о полученном задании. Неспроста ведь отправили в глухомань, где сгинули пятеро крутых парней из элиты. Хотя, великим умом те ребята никогда не отличались. Привыкли работать для показухи: прыгнул – поразил Сердце Тьмы – вынырнул – получил всеобщие овации. Все. А тут – на тебе! – непростой колодец попался. С овациями как-то не получилось…
До Ланьей Тиши Зетта таки добрался. Деревенька рассыпалась под большим холмом маленькими серенькими домишками. Улицы-лучи расходились в стороны от главной площади с часовней и большим колодцем – тем самым, в который Чету предстояло нырнуть. Вокруг деревеньки кольцом стояли остатки старой стены из частокола – неспокойное, должно быть, раньше было место. У колодца собрались жители. С холма их мельтешение выглядело муравьиной возней.
И снова Чет смотрел на тигра. Тигр на Чета.
– Тебе придется это сделать, – сурово заверил животное Ныряльщик, взяв послушную Вафлю согласно инструкции за необходимые части морды. – Я говорю, при-дет-ся!
Вафля, кажется, нового хозяина поняла и, понурив голову, согласилась – уперлась всеми четырьмя лапами в землю, чтоб тверже стоялось. Чет осторожно взобрался ей на спину. Тигры Ордена, претерпевшие не одну сотню лет особых селекций, обладали кротостью мулов и являлись существами исключительной покладистости.
– Прости, но отсюда нас уже видно, так что потерпи. Довезешь до колодца, и больше я на тебя не сяду, – оправдался Чет, искренне надеясь, что Вафля не упадет на подходе.
Вафля выдюжила, но эффект все равно получился не тот. Ожиданий толпы Чет, само собой, не оправдал. Когда на площадь вышел колченогий тигр с подозрительным всадником, ликовать никто не начал.
А чему радоваться, если тигр подозрительный? Подозрительно старый, того и гляди развалится! Наездник еще подозрительнее – темноволосый, весь какой-то серый (под стать местности), и у глаз прищур недобрый такой… тоже подозрительный, в общем.
На всякий случай все отошли подальше, пропуская. Чету тоже в Ланьей Тише уже не нравилось, поэтому косые взгляды оказались взаимными.
Как назло Вафля сдалась и легла в сотне метров от злосчастно колодца. По толпе прокатился ропот – «чегой то там такое» и «что бы это значило»?
Не теряя лица, Чет хотел сделать вид, будто так и задумано, но не успел. Вафля завалилась на бок и принялась массировать лапами воздух. Раздались смешки, но Ныряльщик не обратил на них внимания – вылез из-под придавившей его тигрицы и направился к колодцу пешком, попутно в лицо запоминая тех, кто выражал свое неуважение особо громко.
Колодец торчал над землей, как ненасытный каменный рот. Почва вокруг него была истоптана в пыль, местами растрескалась. И ни одной травинки рядом на несколько метров.
В любом поселении, будь то столица или крошечный хуторок, главный колодец – это место особое, древнее, священное. Главный колодец дан не для простой воды, а для благодатной. Говорят, что сам Пресветлый милостиво подарил его человеческому роду. Именно поэтому никакое Сердце Тьмы не должно осквернять его, порождать Черную Воду, что насыщает собой зло, губит тела и души людей.
Ныряльщик задумчиво оглядел старые камни, прикрыл на мгновение глаза.
Работа. Погружение. Непростое это дело! Ныряльщиков обучают по несколько лет. Сперва, как задерживать дыхание с помощью светлой силы – сражение с могучим противником может длиться и минуту, и несколько часов; после – как вести бой с Сердцем, уворачиваться от его атак, куда бить мечом, чтобы уничтожить наверняка…
Чет выкинул из головы раздражающую толпу и сосредоточился на деле. Вынув из пачки сигарету – городская роскошь, в деревне-то все курили больше трубки деревянные, – он щелкнул зажигалкой (еще одна роскошь) и задумался. Пятеро ныряльщиков сгинули. Все из элиты, умелые, опытные.
Он легко запрыгнул на каменный край и, выпуская к небу сизые дымные кольца, прошелся туда-сюда. Тьма внизу бесшумно двигалась, переливалась толстыми матовыми прядями, похожими на волосы.
Чет присел, вгляделся в нее – ничего, вроде, особенного. Совсем ничего.
То, что Святые Ныряльщики и раньше гибли на заданиях – бывало, но в тех, предыдущих случаях они шли на риск, ощущали неладное, предвкушали, предвидели его. А тут все тихо, все стандартно, и Черная Вода слабая, почти не фонит. Сердце, скрытое внизу, не набрало еще нужной силы, не распустилось щупальцами и пастями, способными защитить его и дать Ныряльщику отпор.
– Эй, ты, малохольный! Ты прыгать будешь? – вконец осмелел кто-то за спиной.
– Нашел прыгуна! Свинья тебе прыгать будет! – грубо рявкнул в ответ Чет и быстро отыскал наглеца взглядом.
Им оказался Огний. Кузнечий сын, как всегда, стоял впереди остальных зрителей с компаний дружков. В тот день первый ряд и громкий голос сыграли с парнем нехорошую шутку. Сообразив, что Огиня заметили, приятели ретировались здоровяку за спину, да еще и подтолкнули вперед – меньше ори да умничай, мол, когда серьезный человек перед тобой делом занимается.
– Какая еще свинья? – растеряв половину гонора, вопросительно пробасил Огний.
– Обычная, вроде тебя, – хмуро фыркнул Чет. – Свинью мне притащите, да поздоровее. И цепь несите, у кого есть.
– У меня есть! – обрадовался кузнечий сын.
– Длинную неси. Живо.
И снова, как в муравейнике. Замельтешили, загалдели. Понеслись! Пяти минут не прошло, как приволокли к колодцу громадного злющего борова, поставили перед господином Ныряльщиком. Боров смотрел на Чета. Чет на борова. Ну и рожа: жирная, сальная, глазки красные, глубоко посаженные, подлые, как у столичного судьи. Хрен ты такого в колодец прыгнуть заставишь! Боров мысленно согласился, что не заставишь, и в качестве аргументации показал здоровенные желтые клыки. Чет все понял, принял и милостиво отпустил гордое животное.