Чет прошелся вокруг нее, повел носом и сделал «стойку», как охотничий пес. Пахнуло сладенько так, призывно! Оттуда, со стенки, где в цветочных обоях отчетливо прорезался прямоугольник потайной ниши.
– Нашел! – Чет радостно сунулся в тайник и обнаружил там целую батарею разнокалиберных стеклянных бутылей. – Чудный дом!
Выбрав самую привлекательную бутылку, Ныряльщик тщательно замаскировал бар обратно и вернулся к себе. Жизнь сразу стала лучше, обрела краски, надежды на будущее и остальной позитив, который за последний день изрядно порастерялся. Что говорить, а вино оказалось превосходным. Уговорив половину бутылки, Чет даже поверил, что место сие по сути не так уж сильно отдалено от пальмового рая с конфетной коробки. С таким вином глаза прикрыл – и вот тебе он, рай!
***
Когда внутри живет темная сущность – справиться с эмоциями сложно. Когда внутри темная сила – хоть капля ее, хоть крупица – дурные мысли сами лезут в голову.
Всю дорогу Змейка злилась и вспоминала свое обещание непременно показать Ныряльщику. Нет, не показать, а ПОКАЗАТЬ! Пусть не командует и не думает там о себе невесть что.
То, что Чет просто выполнял свою работу, в расчет не шло. А виной всему – дурные гены. Когда в тебе демонская кровь, трудно подавить в себе желание напакостить ближнему своему даже по пустяковому, высосанному из пальца поводу, а то и вовсе без него. Это не Змейка такая вредная – это папаша-инкуб постарался, подарив дочке взрывной характер. Она не виновата. Демоны все, демоны!
На демонов валить хорошо! Поэтому Змейка с легкой душой и чистой совестью принялась выстраивать коварный план, как испортить Ныряльщику жизнь. Зачем? А бог его знает. Что? Бог руками разводит и открещивается? Значит, знает демон. Вот и ладненько.
Только пока план не получался. Пока на чистом мысленном листе горела праведным гневом лишь одна надпись: «Я ему покажу, я ему устрою!» – и все.
По улице Змейка не пошла. Обогнула старую конюшню, двинулась задворками мимо сгнивших бревен и лопухов в рост. Тропа под ногами была черная и сырая. Пахло землей и подгнившими лопушиними цветочками – тот еще запашок.
– Пс… Пс! – позвал кто-то из темного провала полуразрушенной бревенчатой постройки.
Дева обернулась. Привалившись к черному покосившемуся столбу, стоял Огний. Один, без дружков.
– Змейка, а Змейка, пошли на конюшню целоваться!
– Вот еще, – фыркнула девушка и сердито тряхнула головой. Волосы разметались по плечам, накрыли густой волной серую ткань платья, перемешались с черным мехом длинной накидки-жилетки, какую в Ланьей Тиши носили все представительницы женского пола. – Поди прочь, меня ждут дела поважнее твоих глупостей!
– Ух, какая ты! – Огний потянулся к ней. Глаза у него при этом были, как у рыбы, бессмысленные и какие-то мутные.
«Вот опять! Только этого сейчас не хватало!» – отметила про себя Змейка, своевременно пятясь в лопухи.
Пока инкубьи дочки были маленькими, их, как прочую мелюзгу, в Ланьей Тиши почти не замечали, даже скандальную историю про незаконное появление на свет практически забыли. Потом все поменялось. Девушки выросли и расцвели. Не в первых красавиц, конечно. Роскошных фигуристых девок в Ланьей Тиши хватало без них. Нашлось другое! За это сельские бабы возненавидели проклятую троицу и потребовали у падре взять девиц под личный контроль. Инкубья кровь. Нет, демоницами Лиска, Белка и Змейка не стали, но на мужской пол оказывали странное воздействие. Привлекали. Непроизвольно. Иногда. Постепенно в деревне все к этому привыкли, научились не поддаваться. Да и падре Герман постарался – своими молитвами и проповедями усмирил безобразие в девичьих душах, и стали они опять тише воды, ниже травы. Но иногда колдовское притяжение просачивалось сквозь все ментальные преграды, и жертвой его мог стать любой.
Вот сегодня, похоже, Огний.
– Иди сюда, хорошенькая, сладенькая! – мерзко вытянув губы, пропел он дурным, как у блеющего козла, голосом и двинулся на Змейку. – Поцелу-у-уемся!
– Сначала женись на мне, а потом целуй! – дерзко бросила ему Змейка и прыгнула в заросли. – И вообще, поймай сначала!
Отбежав на порядочное расстояние, она сердито выдохнула. «Огний! От таких важный мыслей отвлек!» Демон внутри принялся хорохориться и требовать страшной мести. Змейка не спорила. Сорвав с ближайшего лопуха гроздь спелых колючек, тихо вернулась обратно и запустила их в голову незадачливому поклоннику.
– Вот тебе поцелуй от меня! – крикнула победоносно и со всех ног понеслась домой.
Змейка радовалась. Огний, хоть и болван, а на умную мысль своими глупыми поцелуями навел! План был готов. Хороший план. Можно сказать, проверенный и надежный. Все просто: Змейка применит свои чары, соблазнит Ныряльщика, а потом нажалуется падре Герману. И будет грандиозный скандал! И пусть в результате ей тоже попадет, но жертва стоит того! А, значит, решено!
***
Чет как раз планировал вздремнуть, но сбыться задумке не дали. Воздух над железной кроватной спинкой загустел, уплотнился. Спустя миг там облачком зависла полупрозрачная женщина в старомодном рюшчатом платье и высоком белом чепце с голубой ленточкой. Подол платья терялся в клубах серого искристого дыма. Казалось, что дама стоит на грозовом облаке. В одной руке призрачной незнакомки была болонка, в другой лорнет, через который она недовольно разглядывала Чета.
– Что это нахальное, грязное ничтожество делает тут? – туманно произнесла она. – Я спрашиваю, что ты тут забыл?
– Это вы мне, тетушка? – невозмутимо поинтересовался Ныряльщик, с интересом пялясь на привидение. – Я тут живу. Гощу, так сказать. Так что все законно.
– Гостишь? – глаза дамы зачернели от ярости, и в их глубине проскочили желтые молнии. – А кто, спешу поинтересоваться, тебя сюда приглашал? В дом сиятельной, благородной и так некстати почившей госпожи Пинки-Роуз? В мой дом!
– Ах, это ваш, – додумался Чет и быстро сел, убрав обутые ноги с шелковой простыни. – Вы, наверное, из-за терраски пришли скандалить. Так она ведь еще до меня обвалилась, а больше ничего и не сгорело.
– Из-за терраски? – свирепо прошипела дама и грозно ткнула лорнетом гостю в грудь. – Нет, не из-за нее! Сгорела – и бог с ней. Дело-то в другом! Как ты, ненасытная твоя глотка, посмел выпить коллекционное вино – дорожайший подарок от моего покойного мужа? Дрянной вор!
– Извините, – пожал плечами Чет, – я случайно. Я же не знал, – он миролюбиво улыбнулся привидению, уже догадываясь, что на одном дружелюбном зубоскальстве далеко уехать не получится. Проблемка! – Кстати, зачем вам вино? Вы ж его и выпить-то не сможете.
Дерзость оказалась лишней. Госпожа Пинки-Роуз угрожающе взмахнула лорнетом, вытянула из воздуха вереницу ярких искр и запустила в незваного постояльца. Тот ловко увернулся, присвистнул, наблюдая, как искры оставили на шелковой глади несколько черных ожогов.
– Этого не нужно, я все понял, приношу свои глубочайшие…– Чет снова попытался уладить ситуацию, но пальцем в небо не попал.
– Не-е-ет, милый мой, – качнуло чепчиком привидение, – твои извиненьица мне не нужны. Мне нужно возмещение потери!
– Денег заплатить?
– Оскорбляешь благородную леди! Грубиян. Мне нужен мой бар в первозданном виде. Вся моя коллекция. И эта бутыль в ней, – лорнет сверкнул в сторону лежащей на боку пустой тары.
Тут уже настало Четово время возмущаться:
– Ну, уж вы скажите тетушка! Что ж мне теперь, вашу пропажу выблевывать что ли?
– Хам, – фыркнуло привидение, а потом добавило требовательно. – Возместить – это значит добыть аналог. Такая же бутыль есть у местного падре. Добудь ее и тогда…
– О, нет! – не дослушав, отказался Чет. – Выпрашивать у падре вино? С ума сошли? У меня же репутация! Не получится. И вообще, без ваших коллекций дел хватает! Переживете. Все. Разговор окончен. Я – спать, а вы можете и дальше тут стоять, мне все равно, у меня светлая защита, – он помахал перед носом сердитой хозяйки ладонью с проступившей на ней сияющей печатью.
– Ну-ну, это мы еще посмотрим, как ты выспишься, – скрипнула зубами госпожа Пинки-Роуз и посадила на край кровати своего песика. – Магдалена, песня!
И Магдалена завыла. Даже не завыла. Заорала таким противным голосом, что у Чета чуть уши не заложило.
– Вот так, милый юноша, – сахарно пропела хозяйка, – поспать вам теперь не удастся. Как только вы сомкнете глаза, Магдалена будет петь. Подумайте об этом.
– Непременно, – фыркнул Чет и, дождавшись, когда госпожа Пинки-Роуз растворится в воздухе, вновь зажег на ладони боевую Печать света.
– А ну пошла отсюда, ты… Магдалена, – прикрикнул на призрачную болонку, – а то поджарю тебя, нечисть!
Магдалена не обратила внимания на угрозы, продолжив издавать душераздирающие звуки.
– Сказал же «фу»! Заткнись! – Чет хотел хлопнуть собаку по морде, но рука прошла насквозь. Воздух всколыхнулся, изображение на миг смешалось в дымный клубок, но вскоре собралось вновь. Вой при этом не прекратился. – Чтоб тебя!
Чет попробовал еще. И еще. Все было бесполезно. Когда Чет уже подумывал усомниться в силе Великого Света, под потолком проявилось усмехающееся лицо госпожи Пинки-Роуз.
– Не выйдет, Ныряльщик. Магдалена не нечисть – она проклятье, а проклясть можно и светлого, был бы повод.
– Ну, спасибо. Гостеприимство тут у вас своеобразное, – проворчал Чет, пряча голову под подушку. Не помогло. Звук резал уши, поселившись внутри головы. Оставалось только завидовать глухой Вафле и держаться.
Глава 2. Праздник
Праздник. О, какой же веселый это будет Праздник!
Дождавшись, пока мать уйдет на двор, Змейка потерла в ладони и хитро улыбнулась сама себе.
В небольшой темной комнате все было так же, как в десятке других домов Ланьей Тиши. Крашеные доски стен, ажурные этажерочки, доисторические, доставшиеся от пращуров шкафы, кровати с горками подушек под белым кружевом и большое зеркало в тяжелой раме – непременный местный атрибут.
Встав перед ним в рост, Змейка скинула на пол платье, стянула застиранное дешевое бюстье, широкие панталончики с перетяжками над коленкой и застыла, голая, любуясь собой. Хороша же, чего спорить? Хотя, никто не спорил, все так и думали, и это часто доставляло девушке проблемы.
Змейка провела теплыми ладошками по тугому, «щенячьему» животику, по гладким бледным бедрам. Под пальцами вспыхнули искры и начали проступать цепочки «целомудренного» пояса. По три с каждой стороны – серебрятся, блестят, будто дразнятся! А посередине – железное, со стилизованной скважинкой для ключика. Унизительно. Будто она самая блудливая распутница Ланьей Тиши? Будто сама в постели к мужикам лезет? Да, она горячая, любит покрасоваться и потанцевать, но за каждым встречным поперечным отродясь не бегала.
А все матушка! С детства боялась за дочкину судьбу, страховалась, как могла, и свободолюбивый Змейкин характер принимала всегда за бесстыдство наследственное. Вот падре Германа и попросила помочь, а он рад стараться – вредный старик! Будь его воля – вообще бы парней с девчонками по разным краям деревни рассадил. По клеткам. А между клетками стену поставил! И теперь приходится щеголять в этом глупом поясе, хорошо, хоть не видно под платьем. А еще хорошо, что он светлой силой заклятый и проявляется только при чужом прикосновении или собственном, не целомудренном.
Раньше поясок раздражал. Шутка ли! Второй подобный во всей Ланьей Тиши имелся только у мельниковой Луски, девы неразборчивой, глуповатой и помолвленной с «ценным» городским женихом, что уже второй год обещался забрать красавицу в свои «райские кущи». Хороша компания!
Сегодня Змейка не сердилась. Именно сегодня наличие пояса целомудрия было как нельзя кстати. Соблазняй кого хочешь и как хочешь и ничего тебе от этого не будет. И пусть этот кто-то хоть слюнями обкапается, хоть от досады лопнет!
Девушка прислушалась – на дворе мать что-то растолковывала упрямой злой козе, кажется, уговаривала ту подоиться.
Время есть! Змейка бесшумно откинула крышку большого сундука, раскопала до самого дна тряпье и вытянула наружу сверток. Оглядевшись по сторонам, будто воровка, развернула добычу и, вернувшись к зеркалу, с восторгом приложила к себе. Сорочка, тоненькая, прозрачная, нежная. Такая красивая – глаз не оторвать! Кружева аккуратные и немного жуткие – увитые тернами черепа. Непростой рисунок, и сорочка непростая. Подарок отца. Для мамы…
Змейка посомневалась еще пару секунд и решилась. Натянула на себя неземную красоту. Мать ведь все равно не узнает. Она волшебную вещицу давно на дно сундука запрятала, с глаз долой – из сердца вон. Не вспомнит. Точно не вспомнит.
Затаив дыхание, Змейка накинула дивный наряд, сразу ощутив себя жутко взрослой и соблазнительной, а еще коварной. И неуловимой. Почти всесильной.
Мать, кажется, договорилась с козой. Дочь подхватила с полу панталончики и платье, принялась спешно натягивать на себя. Чуть распустив шнуровку на вороте, прикрыла все сверху летним жилетом, цветастым и легким. Готова! Хороша, как никогда! Можно и к исполнению коварной задумки приступать.
***
Главный праздник лета – Летник – в Ланьей Тиши справляли в середине Июня, когда солнце стояло в зените, щедро раздаривало свет и тепло. Купались в этом свете серые дома и будто становились новее и ярче. В садах наливались первые ягоды, алые и сочные. И девушки наливались, а вернее раздевались – сбрасывали до осени меховые накидки и длиннорукавые теплые платья.
В больших городах Летника не праздновали, что уж говорить о столице, там подобные гулянья считались моветоном. Да и Святая Церковь народные традиции не особо жаловала – кто знает, что все эти древние действа значат и не навлекут ли беды?
Чету было плевать на предрассудки – праздники он любил. В особенности те, где столы ломились от выпивки и еды, а полы от танцев. Конечно, удариться в загул Святому Ныряльщику не позволяла должность, но это в городе, а тут, в глуши можно рискнуть и слиться с толпой, авось не заметят. И Чет рискнул, стараясь делать это как можно аккуратнее.
В этом году столы стояли не на площади, а возле дома старосты, там, где дорога расходилась вширь. На кустах сирени, что выбивались из палисада, висели на шнурках круглые глиняные фонарики со свечками внутри.
В праздничном меню нашлось много еды и выпивки, а поблизости много лишних глаз, ртов и ушей. Именно поэтому Чет благоразумно и демонстративно выбрал чашку для чая. Уже потом, под шумок, он налил в нее грог – благо, от чая не больно-то отличишь.
Селяне расселись по местам. Нарядные, важные. Лучшие тряпки, небось, надели! Даже забавно. Мужчины в костюмах и при жилетах по городской моде, что была последней лет 10 назад. Про баб вообще говорить нечего – шляпы с перьями и белые передники. Где они взяли все это? Чет готов был пожать руку тому купцу, что втюхал местным модницам подобное.
Хотелось уже поесть, но падре некстати начал проповедовать. Вот ведь! Проповедь – это хуже перьев и шляп. Однозначно хуже.
Чет потихоньку прихлебывал грог, слушал вполуха и скучал. За всю свою жизнь он прослушал, наверное, сотни проповедей, и ни одна из них не была интересной. Хотя теперь, наблюдая, как неумело падре Герман пытается притянуть языческий праздник к священной морали, счел это даже забавным. Он даже зевать перестал и мысленно добавлял к каждой напыщенной фразе падре скептическое: «ага», «конечно», «прямо сейчас» или «да черта с два».
Он бы и дальше продолжал эти безмолвные препирательства, но отвлекся. На место, что пустовало по правую руку от Чета, кто-то шумно опустился и вздохнул глубоко. Судя по оглушительному шебуршанию, перезвону вилки о тарелку и призывным придыханиям, Ныряльщик сообразил, что обращаются к нему.
– Господин Ныряльщик, – подтвердил догадки нежный голосок, – как продвигается ваше расследование?
– Неплохо.
Боковое зрение – вещь полезная! С его помощью можно разглядеть многое, не поворачиваясь к собеседнице.