– Спасибо, родная…
Парень быстрым движением открыл пачку, вытянул сигарету, зацепил под верхнюю губу, хотел швырнуть пачку хозяйке, но та мотнула головой:
– Себе оставь, я утром новую куплю.
– Чего щедрая-то такая? – парень улыбнулся, оскалил крепкие с серым налетом зубы. – Клиент богатый ждет?
– Ага, – девушка, устало зевнула. – Я других не беру.
– Ишь, какая, – присвистнул парень, щелкнув зажигалкой и прикуривая. – В шубейке-то такой не боишься по нашему району разгуливать? Тут у нас бойцы борзые ходят, быстро твоих соболей снимут, и ногами своими красивыми не откупишься.
– Даже так? – девушка тоже закурила, нахмурив тонкие брови, принялась недовольно вглядываться в темноту. – Еще не хватало на мою голову. Чертово захолустье….
– Хочешь, провожу, чтобы братва местная до тебя ненароком не докопалась?
– Пф-ф-ф, – девушка фыркнула, а потом расхохоталась, кашляя и давясь сигаретным дымом. – Что за гнилой подкат, приятель?
– Я же от всей души, – парень присел на корточки и потушил сигарету о снег, медленно вкручивая бычок в серую утоптанную дорогу.
– Не ври, я вранье по лицу читаю.
– Не вру, – карие глаза с красной сеткой сосудов на белках встретились со стальными глазами ночной собеседницы.
– Хватал меня тоже от души? А если бы пырнула?
– И чего? Думаешь, меня до тебя не пыряли? Или, может, надеешься, что своей «бабочкой» меня вот так достанешь на раз?
– Может, и достану, – девушка угрожающе сунула руку в карман, но ее собеседник лишь довольно осклабился:
– Ну-ну, родная, я ж шучу. Я сразу шутил, просто подруга меня сегодня кинула, поэтому злой был, захотелось на ком-нибудь зло сорвать.
– Хотел сорвать и сам нарвался, – понимающе кивнула девушка. – Ладно, пошли со мной, шутник – все веселее, чем одной по этим трущобам среди ночи шастать....
Когда она замерла перед высокой каменной оградой, за которой поднимались корявые ветки припорошенных снегом яблонь, парень огляделся и дернул ее за локоть:
– Пошли…
– Эй, руки! Мне сюда. А тебе спасибо и вот, – она вынула из кармана сотню, – пива себе купи, развейся.
– Не ходи туда, – на грубом лице парня отразилась тревога. – Едь обратно.
– Чего так? – девушка недоумевающее вскинула брови.
– Тут чекнутые живут. Уже раз пять видел, как к ним девки ночью приезжали, а потом не уезжали.
– Следил что ли? Может они их на неделю в сауну. Видать денег куры не клюют, так что не зря приехала.
Девушка улыбнулась, привычным жестом взбила волосы, распахнув ворот шубы нарочито поправила грудь, сжав пальцами кружевные чашки бюстгалтера.
– Не ходи, – снова предупредил парень, – потом сама жалеть будешь, будешь думать: «Не послушалась Яра, а Яр тебя предупреждал»…
– Ярик, значит? – загорелое лицо девушки отметила скупая улыбка. – Запомню. Если что, буду в окно тебе орать. Ладно, шутка, иди своей дорогой. Надеюсь, больше не увидимся – не принимай на свой счет, просто не люблю на окраинах работать.
Парень тревожно взглянул на темные окна стоящего по ту сторону стены трехэтажного коттеджа из красного кирпича, потом вновь перевел взгляд на девушку:
– Как тебя хоть зовут-то?
– Хоуп, – представилась та.
– Надька, значит?
Девушка не ответила, махнула на прощанье рукой и зашла в открытую калитку. Парень посмотрел ей вслед пару минут, помял белыми кроссовками снег, закинул под губу очередную сигарету и враскачку двинул прочь, пружинистой, как у питбуля, походкой…
– Приехала наконец. А мы тут ждем-с, вас, дорогая, ждем-с! Совсем заждались уже. А у нас, знаете ли, время оплачено, вот так-с, – обрадовано блеял не в меру гостеприимный старикашка с козлиной бородкой и двумя белобрысыми пуками пакли на лысой голове.
На старичке был надет длинный белый халат, под которым внимательная Хоуп разглядела рубашку, брюки и даже ботинки, совершенно неуместные дома. Рядом с хозяином-заказчиком, а именно им, по всей видимости, и являлся старичок, топтались очкастая рыжая девица и прыщавый курносый парень. Эти двое тоже носили халаты и выглядели, честно сказать, как парочка студентов-ботаников при профессоре.
– Сюда, сюда, дорогая! – слащаво поманил гостью старичок, открывая двустворчатую дверь, ведущую из прихожей в коридор. – Как же мы вас заждались.
«Извращенцы походу, – мысленно оценила обстановку Хоуп, утопая каблуками в медвежьей шкуре, укрывающей пол мягким косматым ковром, – или свингеры. Надо сразу двойной тариф заламывать. И еще страховку – на случай, если этот старый пень в труху развалится….»
– Лавэ покажи, красавчик – приторно промяукала Хоуп, желая взбодрить клиента, в качестве подготовки к возможным переплатам. – И запомни сразу: за ту цену, что обещала вам Марго Санна – только классика. Все остальное по отдельному тарифу.
– Как скажете, как скажете, дорогая, – развел руками старичок и, заметив в глазах Хоуп недовольство, тут же оправдался. – Вы на меня так не смотрите, я буду зрителем, а не участником.
«Вот урод старый, видать сам не может, а за другими подглядеть губа не дура» – Хоуп мысленно прикинула сумму, которую она планирует выручить за эту ночь – выходило неплохо. На всякий случай она еще раз предупредила:
– Будет дорого.
– На счет денег не волнуйтесь, сейчас Танечка их принесет. Вам какими купюрами, крупными или мелкими?
– Мелкими, – недоверчиво кивнула Хоуп, спуская на плечи шубу и прикидывая, которую часть зарплаты она сможет припрятать и не отдать Санне. – Чем мельче, тем лучше.
Санна все равно обыщет, выпотрошит до трусов, поэтому, заветные бумажки придется разделить на много маленьких пачек – все старой грымзе не отыскать.
Поймав выжидающий взгляд гостьи, старичок снова залебезил перед ней и громко окрикнул:
– Танечка, ну, что вы там копаетесь? Не заставляйте же прекрасную гетеру ждать! А вы проходите, милочка, проходите!
«Гетера, мать его» – выругалась в мыслях Хоуп. С каждой секундой старикашка-заказчик бесил ее все сильнее. Его приторно-мерзотный голос выводил из себя. Хотелось ухватить его за седые патлы и хорошенько приложить о стену. Очень хотелось.
Подавив приступ ярости, Хоуп решила довести работу до конца, а потом, быть может, схитрить, и попросить-стребовать денег за молчание. Она уже делала так, когда понимала, что наклевывающееся ночное свидание клиент страстно желает сохранить в тайне от семьи. «Надо будет пробить этого старого хмыря. Уж больно у него рожа умная, наверняка какой-нибудь профессор, завкафедрой где-нибудь в вузе, такой не рискнет похвастаться коллегам своими ночными развлечениями».
– Вот сюда, моя нимфа, за мной!
Проследовав в большую комнату без окон, Хоуп остановилась на входе, оглядывая белые стены и три огромных кресла, похожих на стоматологические, что стояли по центру. Все помещение мало походило на жилое, и скорее напоминало медицинский кабинет. Самым странным во всем его интерьере выглядела подвешенная над креслами лампа в виде угловатого прозрачного камня, заключенного в стеклянный шар.
– Прошу ваше манто, – старичок галантно принял соскользнувшую с гладких плеч шубу и аккуратно положил ее на небольшой светлый пуф, почти незаметный в окружающей белизне на фоне непонятных кресел. – Я попрошу вас сесть во-о-он туда, – он указал кивком головы на кресло посередине.
– Тогда, время пошло, – сообразила Хоуп и грациозно уселась на кресло. – Ну, – она картинно поправила резинку чулка и, медленно облизав пальчик, провела им по выбивающейся из бюста груди.
– Одну секундочку, я включу камеру, – заторопился вдруг старичок и взволнованно взглянул на часы.
– Э-э-э, дружок, на видеосъемку мы не договаривались, – Хоуп как ошпаренная спрыгнула с кресла и с возмущенным видом подскочила к клиенту.
Тот вдруг тоже занервничал, снова взглянул на часы, потом бросил взгляд на странную люстру под потолком и, растеряв свою былую галантность, грубо огрызнулся:
– Да заплачу я тебе, дура, сколько скажешь! Он высунулся в коридор, окликая рыжего парня:
– Юрик, принеси деньги из сейфа! Быстро, время не ждет!
По дробному топоту Хоуп поняла, что парень метнулся куда-то. Через пару минут он вернулся с целлофановым пакетом. За логотипом местного супермаркета отчетливо проступали пачки купюр. Сунув пакет под нос ночной бабочке, он подобострастно взглянул на старика. Тут, кивнул на деньги:
– Тут двести тысяч наличными. Они твои, если сейчас ты заткнешься и перестанешь набивать себе цену.
Хоуп недоверчиво сунулась с пакет, перебрала пачки, полистала на наличие «кукол», собралась вытащить купюры, проверить – не фальшивые ли, но тут клиент не выдержал и снова рявкнул:
– Да настоящие они! Пошла на кресло, пока я не передумал.
– На кресло, так на кресло, – не веря своему счастью, замурлыкала Хоуп. – С этой минуты я твоя рабыня, милый. С этой минуты и до утра…
– Танечка, начинайте пока, а мы с Юриком подготовимся!
Старик хлопнул в ладоши, и в зал вошла уже знакомая девушка. Она подошла к растекающейся по креслу Хоуп и со спокойным сосредоточенным лицом принялась пристегивать ее руки к подлокотникам. Затянув ремни потуже, взялась за ноги, притягивая щиколотки к креслу.
«Походу, будет жарко» – пронеслось в голове у Хоуп, но мысль о шикарном заработке вдруг распалила ее, возбудила, заставив забыть о недавнем раздражении. Сальным взглядом она оглядела Танечку, решив, что сперва старикашка захочет полюбоваться на их дуэт. От стратегических размышлений ее отвлекла резкая боль в области шеи. Хоуп дернулась, выругалась. Ремни удержали, не дав подскочить слишком высоко. Тенечка опасливо отошла на безопасное расстояние, в ее тоненьких цепких пальчиках хищно блеснул шприц.
– Что за… – просипела Хоуп, чувствуя, как мышцы начинает сводить судорогой, а язык приклеивается к небу, не в силах ворочаться, не позволяя членораздельно произносить слова.
– Все хорошо, вы только успокойтесь, больно не будет, – робко произнесла Танечка, потом осторожно приблизилась к обессиленной Хоуп, оттянула ей веко, вглядываясь в расплывшийся черный зрачок.
– Отвали от меня! – прорычала та, заставив Танечку вздрогнуть.
Увидев, что прикованная к креслу девушка еще в сознании, Танечка достала из кармана белого халатика переговорное устройство, набрала своего «профессора» и, заикаясь, доложила:
– На нее сыворотка не подействовала… Нет, она в сознании, но уже вялая… Хорошо, но придется приготовить ещё… Хорошо, я потороплюсь…
Договорив, она двинулась к выходу, через плечо взглянула на свою жертву, вышла. В двери отчетливо щелкнул ключ.
Хоуп держалась с трудом, а вокруг все плыло и раскачивалось, дрожало маревом. Взгляд не фокусировался, скакал, теряясь в белых стенах – мир вокруг будто бы таял, готовый развалиться на куски. Вяло двинув губами, она хотела позвать на помощь, но звука не выходило, лишь какой-то скрип, какое-то шипение, словно от прохудившейся камеры. Пока тело млело, утопая в ленивой неге подступившего сна – страшного сна, не предвещающего никакого хорошего исхода, мозг судорожно бился в черепной коробке, пытаясь предпринять хоть что-то, но мысленному взору открывалось лишь одно – красная светящаяся надпись на черном фоне «Уже поздно!».
Звон разбитого стекла прозвучал, словно издали, из небытия, но зимний холод, ворвавшийся резко в душное теплое помещение немного отрезвил, совсем чуть-чуть. Хоуп этого хватило, чтобы немного прийти в себя, забиться в ремнях и захрипеть. Потом обзор загородила черная тень, в нос ударил запах дешевого табака и пивного перегара. Ремни на руках и ногах поочередно ослабли. Оказавшись свободной, Хоуп, шатаясь, поднялась. Страх пересилил слабость, заставив организм вершить невозможное…
И теперь, балансируя на качающихся ногах, она смотрела на Ярика, стоящего перед ней. Недолго думая, недавний знакомец схватил ее за плечо и хорошенько встряхнул:
– Живая? Пошли! Быстро! – дернул к окну, там грубым толчком заставил перевалиться через подоконник.
Рухнув нагишом в обжигающий снег, Хоуп окончательно очухалась. Вытаращив глаза, зашипела на спрыгнувшего следом освободителя:
– Там шуба моя и бабло…
– Забудь о них.
Поймав взгляд парня, Хоуп ужаснулась его серьезности. С этим страшным, молчаливым взглядом, он приставил ладонь к ее рту и жестом велел повернуться. Тут же крепко зажал девушке рот, силой подавив чуть не пробившийся наружу выкрик. От увиденного, Хоуп начала бить лихорадка: возле сплошного забора под двумя декоративными туями в снегу валялись человеческие останки – красно-бурое месиво с проглядывающими из него кусками костей и обрывками внутренностей.
– Уходят, держи! – раздалось из окна, и Хоуп даже вскрикнуть не успела – в воздухе что-то свистнуло, резкий укол свел лопатку, и все стало небытием…..
Очнувшись, она поняла, что вновь пристегнута к креслу. Перед ней стояли все трое – старикашка, Юрик и Танечка, в руках которой снова блестел шприц.
– Какого хрена вы творите, уроды?! – раздалось справа.
Хоуп сразу узнала голос.
Теперь она была не одинока. В соседнем кресле, прикрученный по рукам и ногам, дергался и матерился Ярик.
– Танечка, быстрее, – не обратив внимания на вопрос в свой адрес, прошипел старичок, – и смотрите, отмерьте точную дозу синхронизатора, чтобы не вышло, как в предыдущие разы. За эту ночь опять два трупа – кстати, Юрик, не забудь от них избавиться. Дохлые шлюхи в саду нам не нужны. А вы, Танечка, внимательнее – внимательнее! Кристалл-переносчик почти разряжен, и если сейчас мы потеряем подопытных, об эксперименте можно будет забыть, – «профессор» поднял глаза на исходящий синими всполохами камень на потолке. – Сегодня последняя ночь активной фазы кристалла. Если до восхода мы не осуществим перенос, его можно будет выбросить на помойку. Не бойтесь, Танечка, я пересчитал дозу синхронизатора – девке надо добавить, а этому двойную.
– Парню тоже? – Танечка в сомнении переглянулась с Юриком.
– А что с ним теперь делать? Он много видел – лишние свидетели нам не нужны. Да не бойтесь вы – его, как и баб, никто не хватится. Вы на него посмотрите – это же шпана подзаборная, рвань. Ему путь либо в тюрьму, либо в ближайшую канаву, с башкой, проломленной собственными дружками! Да колите уже скорее, колите, Таня…
…Когда Хоуп пришла в себя, вокруг было темно и тепло. Она неловко двинула рукой и почувствовала, как пальцы ушли во что-то липкое и горячее. «Дрянь! Дерьмо! Твою мать!» – пронеслось в голове. Глаза открылись, но не увидели ничего. Темнота. В ноздри ударил мерзотный мясной запах. Нет. Пахло совсем хреново – отовсюду несло тухлой вонючей кровью.
Пересилив отвращение, Хоуп стала ощупывать пространство вокруг себя. Ощущение создалось такое, будто она находится в склизком резиновом мешке. Хоуп попыталась рвануть преграду ногтями, но тут же отдернула руку – «мешок» запульсировал и дернулся, как от боли. От боли?
Хоуп сжалась в комок, лихорадочно соображая, где она может находиться. Собравшись духом, снова ткнула ногтем: сомнений не осталось – она находится внутри живого существа.
Хоуп никогда не боялась закрытых пространств, но в тот момент ее охватил дикий ужас. Она принялась судорожно вспоминать последние кадры предыдущих событий: вызов в Чернявино, «профессор», бабки, Танечка… Кресло и ремни… Укол и забытье.
«Они скормили меня живьем какой-то твари» – додумалась Хоуп, еле справляясь с собственными мыслями. От страшной догадки мозг начал отказывать, а сознание отключаться. Резкие рывки то утягивали в небытие, то швыряли на поверхность, в жуткую живую тюрьму, но раскисать было нельзя. Надо выбираться! Хоуп спешно уперлась руками в живую стенку, провела ладонями по гладкой поверхности, чувствуя, как она натянулась, сопротивляясь. «Надо попробовать разорвать ее, хотя, стоп! Может у ЭТОГО есть выход?»
И тут раздалось: «Успокойся».
Хоуп замерла, застыла, боясь двинуться. Она судорожно пыталась отыскать источник звука, но голос вновь звучал прямо в голове: «Успокойся и не копошись, ты мешаешь мне думать»…