– Ты страшно упрощаешь. Ничего подобного никогда не слышал.
– Я всегда все упрощаю, – согласился Роджер. – Поэтому ни на что и не гожусь.
– Пошли спать.
– Я еще немного посижу – почитаю, – сказал Роджер.
Спали они хорошо. Томас Хадсон даже не проснулся, когда Роджер пошел спать на веранду. За завтраком стало понятно, что ветер улегся, небо было чистое, и все решили, что день как нельзя лучше подходит для подводной охоты.
– Вы с нами, мистер Дэвис? – спросил Эндрю.
– Разумеется.
– Вот и хорошо, – сказал Эндрю. – Я рад.
– Как ты, Энди? – спросил Томас Хадсон.
– Мне страшно, – признался Эндрю. – Все как обычно. Но с мистером Дэвисом все-таки не так страшно.
– Никогда не бойся, Энди, – сказал Роджер. – Это никуда не годится. Так меня учил твой отец.
– Учить все горазды, – сказал Эндрю. – Только и учат. Но я знаю одного по-настоящему умного мальчика, который не боится, – это Дэвид.
– Да будет тебе, – оборвал его Дэвид. – Воображение у тебя слишком сильное.
– А вот мы с мистером Дэвисом всегда боимся, – сказал Эндрю. – Возможно, мы умнее других.
– Дэви, будь осторожнее. Обещаешь? – попросил Томас Хадсон.
– Обещаю, папа.
Эндрю посмотрел на Роджера и пожал плечами.
7
В конце длинного рифа, куда в этот день они отправились на охоту, торчали железные обломки старого, развалившегося судна, его ржавые котлы выступали над водой даже в часы прилива. Сегодня дул южный ветер, и Томас Хадсон бросил якорь с подветренной стороны рифа, но не слишком к нему близко, и Роджер и мальчики вытащили маски и остроги. Остроги были самые примитивные, но разнообразные, изготовленные с учетом вкусов Томаса Хадсона и ребят.
Джозеф приплыл на лодке. Эндрю сел к нему, и они отправились к рифу, а остальные попрыгали в воду с катера и поплыли.
– Ты не с нами, папа? – крикнул Дэвид отцу, стоявшему на мостике катера. Прозрачная маска поверх глаз, носа и лба, с резиновым ободком под носом, за щеками и над лбом, удерживаемая тугой резиновой полосой, охватывающей голову, делала его похожим на персонажа из псевдонаучных комиксов.
– Я присоединюсь к вам позже.
– Смотри не задерживайся, а то всю рыбу распугаем.
– Риф большой. Всем места хватит.
– Я знаю здесь две ямы за котлами, они просто находка. Нашел их, когда мы были здесь одни. Их никто не знает, и рыбы там полно. Я решил не соваться туда до тех пор, пока мы все здесь не окажемся.
– Да, помню. Присоединюсь к вам примерно через час.
– Не полезу туда. Приберегу для тебя, – сказал Дэвид и поплыл за остальными, в правой руке он держал шестифутовую острогу из прочного дерева с двумя прикрученными леской зубьями. Он плыл с погруженным в воду лицом, изучая дно сквозь стекло маски. Это был мальчик-амфибия, и сейчас, когда Дэвид, почерневший на солнце, плыл, выставив наружу только мокрый затылок, он больше чем когда-либо напомнил Томасу Хадсону бобренка.
Он смотрел, как сын неспешно двигается в воде, загребая одной левой рукой и отталкиваясь длинными ногами, и время от времени – реже, чем можно было предположить, – поворачивает голову набок, чтобы сделать вдох. Роджер и старший сын плыли далеко впереди, сдвинув маски на лоб. Эндрю и Джозеф в лодке были по другую сторону рифа, и Эндрю еще не прыгнул в воду. Дул слабый ветер, бурый риф омывался светлой пеной, а вода за ним была темно-синей.
Томас Хадсон спустился в камбуз, там Эдди чистил картошку над ведром, удерживая его коленями. Через иллюминатор он поглядывал в сторону рифа.
– Мальчикам надо держаться вместе, – сказал он. – И поближе к лодке.
– Думаешь, вблизи рифа может быть опасно?
– Вода высокая. Весенние приливы особые.
– А вода какая чистая! – сказал Томас Хадсон.
– В океане полно всяких хищников, – сказал Эдди. – Если они учуют запах рыбы, будет плохо.
– Наши еще ничего не поймали.
– Но с минуты на минуту поймают. Нужно как можно быстрее бросать рыбу в лодку, чтобы в воде не остались ни ее кровь, ни запах.
– Я поплыву к ним.
– Не надо. Просто крикните, чтоб держались вместе и кидали рыбу в лодку.
Томас Хадсон поднялся на палубу и прокричал Роджеру то, что сказал Эдди. Тот поднял острогу и помахал ею в знак того, что все понял.
Подошел Эдди, держа в одной руке кастрюлю, полную картошки, а в другой – нож.
– Взяли бы вы ружье, мистер Том, – то ваше, небольшое хорошее ружье – и поднялись с ним на мостик. Не нравится мне все это. Опасаюсь я за мальчиков в такой сильный прилив. Ведь рядом открытый океан.
– А что, если вернуть их?
– Не надо. Может, я просто нервничаю. Плохо спал ночью. Я так их люблю, будто они мои собственные дети, вот и переживаю. – Эдди поставил кастрюлю с картошкой на палубу. – Вот что я вам скажу. Запускайте мотор, я подниму якорь, подойдем ближе к рифу и встанем там. При таком приливе катер легко развернется на ветру. Подведем его к ним.
Томас Хадсон запустил большой мотор и стал к штурвалу. Эдди поднял якорь, и теперь Томас Хадсон хорошо видел впереди пловцов, видел он и Дэвида, всплывшего на поверхность с бьющейся на остроге рыбой и что-то кричавшего в сторону лодки.
– Поворачивайте катер к рифу! – крикнул ему Эдди с кормы, держа в руках якорь.
Томас Хадсон медленно подвел катер почти вплотную к рифу, теперь ему стали видны верхушки больших коричневых кораллов, черные морские ежи на песке и фиолетовые водоросли, раскачивавшиеся с приливом. Эдди бросил якорь, и Томас Хадсон дал задний ход. Катер развернулся, оставив риф по борту. Эдди травил канат, пока не почувствовал, что он плотно закрепился. Томас Хадсон выключил мотор, и катер закачался на волнах.
– Теперь они у нас на глазах, – сказал Эдди, стоя на носу. – А то прямо изнервничался из-за мальчишек. Волнение расстраивает пищеварение, а у меня оно и так ни к черту не годится.
– Я постою здесь и понаблюдаю за ними.
– А я принесу вам ружье и вернусь к этой проклятой картошке. Мальчики ведь любят картофельный салат? По нашему рецепту?
– Еще как! И Роджер тоже. Только положи в него побольше крутых яиц и лука.
– Картошки у меня будут целыми, не рассыпчатыми. Вот ваше ружье.
Ружье, которое Томас Хадсон взял в руки, казалось объемным и тяжелым в чехле из коротко подстриженной овчины, пропитанной маслом для предохранения ружья от ржавчины на морском воздухе. Он вытащил его за приклад, а чехол незаметно сунул под настил мостика. Это был уже не поступавший в продажу «манлихер-шенауэр-256» с восемнадцатидюймовым стволом устаревшего образца. Ложа и цевье у него потемнели от смазки и трения, приобретя оттенок ядра грецкого ореха, а на месяцами трущемся о седло лоснящемся стволе не было ни пятнышка ржавчины. Щеку ложи отполировала его собственная щека, и когда он оттянул затвор, то увидел, что вращающийся магазин полон гильз, из которых торчали кончики длинных, тонких, заостренных свинцовых пуль.
Грех было хранить такое хорошее ружье на катере, но Томас Хадсон любил его, оно напоминало ему о таком количестве событий, людей и мест, что хотелось всегда держать его рядом. К тому же оно было надежно защищено от соленого воздуха овчинным чехлом. В конце концов, подумал он, ружье предназначено для стрельбы, а не для хранения в чехле. Это ружье и в самом деле было отличным, из него было легко стрелять и обучать стрельбе других, и на катере оно всегда могло пригодиться. Ни одно ружье из всех, что у него были, не давало ему такой уверенности в стрельбе на близкой и средней дистанции, и Томасу Хадсону доставило большое удовольствие извлечь его из чехла, оттянуть затвор и послать патрон в ствол.
Катер почти застыл на воде, ни прилив, ни легкий бриз не раскачивали его, и Томас Хадсон повесил ружье на рукоятку штурвала, а сам улегся прямо на мостике на надувной матрас. Подставив спину солнцу, он лежал на животе и смотрел, как идет охота у Роджера и мальчиков. Они ныряли, оставались под водой кто сколько мог, выныривали, чтобы глотнуть воздуха, и опять исчезали, время от времени появляясь с рыбой на остроге. Джозеф греб то к одному, то к другому, снимал с зубьев рыбу и бросал ее в лодку. Томасу Хадсону было слышно, как кричит и смеется Джозеф, и, когда тот стряхивал или снимал с зубьев улов и кидал его в затененное место на корме, он видел рыбу с ярко окрашенной чешуей – красную, или красную с коричневыми крапинками, или красно-желтую, или желтую в полосках.
– Эдди, будь другом, дай чего-нибудь выпить, – крикнул он.
– А что вы хотите? – высунулся из кокпита Эдди. На нем была старая фетровая шляпа и белая рубашка, от яркого солнца глаза его покраснели, а губы были смазаны меркурохромом.
– Что у тебя со ртом? – спросил его Томас Хадсон.
– Да было тут вчера кое-что. Я только сейчас смазал. Что, очень заметно?
– Ты похож на уличную шлюху.
– Вот черт! – выругался Эдди. – Все потому, что я мазался внизу, в темноте. Просто на ощупь. Хотите кокосовую воду? У меня есть несколько кокосов.
– Отлично!
– Тогда сделаю «Зеленого Айзека»?
– Пусть так. Делай своего «Айзека».
Томас Хадсон лежал на матрасе, держа голову в тени от приборов в передней части мостика, и когда Эдди принес высокий стакан с холодным напитком из джина, сока лайма, зеленоватой кокосовой воды, кусочков льда и нескольких капель ангостурской настойки, придававшей напитку розовато-рыжий цвет, Томас Хадсон поставил стакан в тень, чтобы лед не таял, пока он смотрит в море.
– Похоже, мальчики стараются, – сказал Эдди. – Будет у нас на обед рыбка.
– А что еще будет?
– К рыбе картофельное пюре. Потом салат из помидоров. А начнем с картофельного салата.
– Звучит недурно. Картофельный салат уже готов?
– Он еще не охладился, Том.
– Эдди, скажи, ты ведь любишь стряпать?
– Еще как люблю! Люблю выходить в море на катере и люблю стряпать. А вот ссоры, драки и прочие неприятности терпеть не могу.
– Однако в таких случаях ты держишься молодцом.
– Я стараюсь, как могу, избежать таких разборок. Иногда, правда, не получается, но я всегда стараюсь.
– А что было вчера вечером?
– Ничего особенного.
Эдди явно не хотел об этом говорить. Не любил рассказывать он и о своем прошлом, хотя там всякое бывало.
– Ладно. А что еще у тебя есть? Ребят нужно накормить досыта. Они растут.
– Я испек пирог и захватил его с собой. Еще держу на льду два свежих ананаса. Нарежу их ломтиками.
– Хорошо. А рыбу как будем готовить?
– Как угодно. Выберем что получше из улова и приготовим, как они и вы с Роджером захотите. Дэвид только что поймал желтохвоста. Одного упустил. А этот большой. Но мальчик далеко от лодки. И рыба у него пока на остроге, а Джо, как назло, направляется в сторону Энди.
Томас Хадсон поставил стакан в тень и встал.
– Бог мой, – сказал Эдди. – Взгляните туда.
На морской синеве, словно коричневый парус, рассекая волны мощными, стремительными ударами хвоста, высокий треугольный плавник быстро приближался к концу рифа, где мальчик в маске держал над водой рыбу.
– Проклятие! – сказал Эдди. – Молот-рыба, черт бы ее побрал!
Позднее Томас Хадсон вспоминал, что в ту минуту его больше всего поразила величина плавника и то, как он двигался зигзагами, точно собака, идущая по следу, при неуклонном движении вперед его словно мотало из стороны в сторону.
Томас Хадсон взял ружье и, целясь чуть впереди плавника, выстрелил. Пуля упала в море перед рыбой, подняв фонтаном воду. Плавник по-прежнему рассекал волны.
– Да бросай ты эту чертову рыбу! – крикнул Дэвиду Эдди и спрыгнул в кокпит.
Томас Хадсон выстрелил снова, и теперь фонтан воды взмыл позади плавника. У него свело судорогой желудок, словно что-то схватило его внутри и не отпускало. Тщательно прицелившись, он выстрелил еще раз, понимая, как много зависит от этого выстрела. Водяной фонтан взметнулся впереди плавника, который продолжал неуклонно двигаться к своей цели. У Томаса Хадсона оставался только один выстрел – патронов больше не было, а акула была всего в тридцати ярдах от мальчика и двигалась, все так же легко разрезая волны. Дэвид снял рыбу с остроги и теперь держал в руках, маску он сдвинул на лоб и пристально смотрел на приближавшуюся акулу.
Томас Хадсон приказал себе не напрягаться и в то же время сосредоточиться, задержать дыхание, ни о чем не думать, кроме выстрела, и, прицелившись чуть дальше основания плавника, который сейчас вихлял больше, чем прежде, нажать на спуск. Но тут он услышал, как с кормы кто-то застрочил из автомата, и увидел, как вокруг плавника забурлила вода. После следующей короткой автоматной очереди вода вскипела у самого основания плавника. Томас Хадсон выстрелил, и тут вновь застрекотал автомат – отрывисто и плотно, и плавник наконец скрылся, взорвав в этом месте воду, и потом молот-рыба – такую огромную он прежде не видел – всплыла белым брюхом кверху и бешено заметалась, взбивая воду, как акваплан. Брюхо противно белело, разверстая пасть шириной около ярда как будто криво усмехалась, глаза на концах огромных рогов расширились, она билась и крутилась в воде. А автомат все разрывал и вспарывал белое брюхо, оставляя на нем темные пятна, которые покраснели прежде, чем акула перевернулась и пошла на дно, продолжая крутиться.
– Загоняйте на борт этих чертовых мальчишек! – услышал он крик Эдди. – Я этого больше не вынесу.
Роджер быстро плыл к Дэвиду, а Джозеф, втащив Энди в лодку, тоже спешил к ним.
– Будь я проклят! – воскликнул Эдди. – Я такой огромной акулы сроду не видывал! Хорошо еще, что она, когда готовится напасть, всплывает на поверхность. Слава богу! Эти мерзавки всегда плывут наверху. Видели, как она шла?
– Дай мне коробку с патронами, – сказал Томас Хадсон. Он весь дрожал, его мутило. – А ну, давайте все сюда! – крикнул он. Роджер и Дэвид подплыли к лодке, и Роджер подсадил в нее Дэвида.
– Теперь не опасно и рыбку половить, – сказал Эдди. – Ведь все акулы на нее набросятся. Она весь океан соберет. Видали, как она перевернулась брюхом кверху, а потом закрутилась чертовым колесом? Господи, ну и громадина эта молот-рыба! А мальчуган ведь собрался швырнуть ей рыбу. Ну и Дэви! Ну и молодец!
– Скорей бы они вернулись.
– Это точно. Я просто болтаю. Они скоро будут с нами. Не беспокойтесь.
– Господи, какой это был кошмар! Откуда у тебя этот автомат?
– Комиссар стал ко мне цепляться из-за него, вот я и спрятал его в ящике под койкой.
– Стреляешь ты хорошо.
– Как тут не стрелять, когда эта акула направлялась прямиком к нашему Дэви, который спокойно стоял и ждал, чтобы бросить ей рыбу? Смотрел прямо на приближавшуюся акулу. Чтоб мне такого никогда больше в жизни не видеть!
Лодка подошла к катеру, и все забрались на борт. Мальчики были мокрые и очень возбужденные, а Роджера била дрожь. Он подошел к Эдди и пожал ему руку, а Эдди сказал:
– Нельзя было разрешать им плавать в такой прилив.
Роджер покачал головой и обнял Эдди за плечи.
– Это моя вина, – сказал Эдди. – Я здесь родился. Вы не местные. Вашей вины здесь нет. За все в ответе я.
– Ты ответил как надо, – сказал Роджер.
– Да ладно! – отмахнулся Эдди. – На таком расстоянии никто бы не промазал.
– А ты ее видел, Дэйв? – спросил вежливо Эндрю.
– В самом конце. А до этого только плавник. Я ее увидел еще до того, как Эдди в нее попал и она погрузилась в воду. А потом видел, как она всплывала брюхом кверху.
Эдди растирал Дэвида полотенцем, и Томас Хадсон видел, что ноги, спина и плечи мальчика покрыты гусиной кожей.
– Когда она всплыла и заходила ходуном на спине – это было невероятно, – признался Том-младший. – Ничего подобного в жизни не видел.
– Такое нечасто увидишь, – сказал его отец.
– Похоже, в ней весу не меньше тысячи фунтов, – прикинул Эдди. – Не думаю, что бывают крупнее. Обратили внимание, Роджер, какой у нее плавник?
– Обратил, – ответил Роджер.
– А можем мы ее выловить? – спросил Дэвид.
– Ну уж нет, – сказал Эдди. – Она волчком пошла на дно и сейчас черт знает где. Футов на пятьсот уж точно опустилась, и сейчас весь океан спешит ею полакомиться. Торопятся изо всех сил.
– Жаль, что мы ее не поймали, – сказал Дэвид.
– Успокойся, Дэви, голубчик. По тебе еще мурашки бегают.
– Тебе было страшно, Дэйв? – спросил Эндрю.
– Да, – признался Дэвид.
– А что ты собирался делать? – с уважением спросил Том.