Живая вода. Часть 5 - Кузьмина Ольга Владимировна 3 стр.


В открытую дверь потянуло дымком и вкусным запахом. Хозяева питались не той бурдой, которой кормили рабов. Ганконер сглотнул, в животе у него отчетливо заурчало. В фургон снова кто-то зашел. Джарет узнал шаги незнакомца, расстегнувшего на нем ошейник. Человек был высокий, одетый в кожаную куртку с бахромой и такие же штаны. На высоких сапогах и широком поясе поблескивали крупные серебряные бляшки. У Триуса таких не было. Заложив большие пальцы за ремень, мужчина пару минут рассматривал Джарета, удивлено покачал головой, хмыкнул, перевел взгляд на Ганконера и сделал знак подняться. Ганконер встал, и Джарет увидел ответ на свой вопрос. На Ганконере был ошейник, от которого тянулась длинная цепь, конец которой терялся на полу среди сена.

Человек достал из кармана кольцо с ключами, выбрал один, вставил в замочную скважину на ошейнике, повернул с отчетливым щелчком. Отбросил ошейник, взял Ганконера за плечо и подтолкнул к двери. Музыкант быстро глянул на Джарета, отвернулся и молча пошел впереди хозяина. Джарет прикрыл глаза. Понятно, господа желают развлечений на ночь. Хотя, развлечения бывают разные. Интересно, насколько здесь вольные нравы?

Выйдя из фургона, Ганконер зябко поежился. Бархат и шелк — плохие защитники от ночного холода. Хозяин снова подтолкнул его, направляя к соседнему фургону, где горел костер. Сам сел на верхнюю ступеньку, закинув ногу на ногу. Медленно и четко произнес какой-то вопрос. Ганконер покачал головой. Человек изогнул черную бровь и с легкой запинкой произнес фразу на другом языке. Убедившись, что его снова не понимают, раздраженно хлопнул ладонью по колену. Встал, скрылся в фургоне и вернулся с кожаным тубусом. К удивлению Ганконера, перед ним развернули большую карту. Хозяин выразительно ткнул пальцем в середину закрашенной в коричневый цвет области и сделал широкий жест, охватывая горизонт вокруг. Потом ткнул пальцем в Ганконера и потряс перед ним картой.

Надо же, география здесь хорошо развита. Ганконер внимательно рассматривал карту, стараясь запомнить как можно больше. Жаль, что изображен лишь один континент. Большую часть занимает пустыня, переходящая в степь с редкими точками то ли городов, то ли селений. Точки учащались ближе к побережью, где коричневый цвет сменялся зеленым.

Карту снова встряхнули. Ганконер покачал головой. Хозяин с досадой щелкнул пальцами перед его носом и выразительно показал на знаки с четырех сторон карты. Ганконер вздохнул. Как объяснить, что он из другого мира? И надо ли? Впрочем, а почему бы и нет. Он отвел от себя карту и показал в небо. И был безмерно удивлен, когда хозяин с облегчением вздохнул. Он свернул карту, хлопнул Ганконера по плечу и покровительственно улыбнулся. Снова сел на ступеньку и приглашающе похлопал рядом с собой. Ничего не понимая, Ганконер сел рядом с ним. У них тут что, явление гостей из других миров — обычное дело? А вот угощать — это правильно, а то он уже три дня голодает.

Подошедший русоволосый юноша - в ошейнике, но одетый богаче хозяина — протянул Ганконеру миску с густым варевом. Пахло вкусно. Он осторожно попробовал. Слишком пресное, но в целом есть можно. Хозяин рассеянно наблюдал за ним, что-то про себя прикидывая. Ганконер ел медленно и тоже обдумывал ситуацию. Если в этот мир часто попадают пришельцы, то наверняка здесь уже сложилась традиция, как с ними следует поступать. Что не убивают, это ясно. Однако наручники с него не сняли, то есть, статус у него не изменился. Логично, если подумать. Чужаку без роду и племени в мире, где существует рабство, уготовано одно место. Другое дело, что флейтой землю не копают. Не может быть, чтобы рабы здесь использовались лишь на тяжелых работах. И вот этот мальчик, забравший у него опустевшую миску, тому доказательство. Судя по рукам, работой его не нагружают.

Хозяин пошевелил пальцами перед лицом. Гаконер улыбнулся и достал флейту. На этот раз он заиграл веселый мотив, выученный давным-давно в Верхнем мире, в местах, очень похожих на эти. Вокруг фургона тут же собрались слушатели. И свободные, и пара рабов, не скованных цепями.

Джарет слышал музыку сквозь полудрему. Вечерняя прохлада принесла облегчение, но постепенно он начал дрожать от холода. Остальные рабы собрались в дальнем углу, прижавшись друг к другу. Джарет как мог зарылся в сено. Под головой лежала его куртка, но надеть ее не получилось - руки почти не слушались. Да, о побеге нечего и думать, по крайней мере, еще пару дней.

Ганконер вернулся, когда он он уже стучал зубами, сотрясаясь от болезненной дрожи. На плечах Музыканта было наброшено пестрое одеяло. Пришедший с ним хозяин снова потрогал лоб Джарета, замкнул ошейник на Ганконере и ушел, заперев дверь фургона.

- Раньше Триус со своими домочадцами спали здесь, но теперь перебрались в тот фургон, - Ганконер вытащил из-под Джарета куртку и помог надеть. Подгреб сено и лег рядом, накрыв их обоих одеялом. - Они действительно работают на этого, высокого. Как его зовут, я не понял. Но кое-что прояснилось.

Джарет слушал его и потихоньку согревался.

- Или тебя приняли за ангела, или пришельцы здесь действительно не в новинку.

- Ангелов не держат на цепи.

- Спорное утверждение.

Ганконер фыркнул, достал из кармана плоскую фляжку и осторожно приподнял Джарету голову.

- Попробуй попить.

- Твой гонорар? - Джарет с трудом глотнул. У воды был железистый привкус.

- Вода здесь на вес золота, - Ганконер тоже отхлебнул. - Хотя не уверен, что у них в ходу именно золото. Я видел монеты, но они больше похожи на платиновые.

- Я сначала подумал, что это другая вселенная, - Джарет, превозмогая боль, вытянулся и осторожно согнул ноги. - Но пожалуй, нет.

- Почему? Во всех мирах Перекрестка есть магия или была. А здесь ее и в помине нет.

- Не знаю, как ты, а я сюда попал с серпантина, и шел я вниз. Тебе напомнить историю мертвых миров? Сначала исчезает магия, потом гаснет солнце. В этом правиле есть только одно исключение — единственный и неповторимый Верхний мир. Со своей особой судьбой, на которую, как оказалось, очень сильно повлияли хранительницы. Хотя открыто призналась в этом только Эдда. Не думаю, что они решились на такой масштабный эксперимент без согласия Перекрестка.

- Лишить мир магии, но при этом сохранить ему жизнь и отдать целиком людям? Я думал об этом. Но у них не получилось, в смысле, магия там осталась. Только она приняла иную форму. Поэтому люди нас там помнят и будут помнить, даже если улетят в другие вселенные.

- На чем улетят? - заинтересовался Джарет.

- Они строят межзвездные корабли. Слушай, а что если Перекресток через них хочет связаться с другими вселенными? Да прекрати ты ворочаться, нашел время делать зарядку! Или отдай одеяло!

- Это возможно, но для нас неважно, - Джарет еще раз согнул и разогнул ноги. - Как ты правильно сказал, несмотря на всю технику, магия в Верхнем мире осталась. Люди без нее не могут. А здесь ее нет, но мир живет, и человеческая цивилизация развивается. Хотя, у нас слишком мало данных, чтобы делать выводы. Может, они на пороге катастрофы, просто это незаметно.

- Но почему ты думаешь, что этот мир входит в нашу вселенную?

- Потому что это похоже на эксперимент — как в Верхнем мире, только наоборот. Отдай одеяло.

- О боги, ну почему ты не провалялся без чувств хотя бы до утра? Джарет, тебе не четырнадцать лет, ты тяжелее меня!

- Тихо! - Джарет прислушался к шагам за стеной фургона. - Кстати, ты заметил, что мы одни здесь разговариваем? А остальные пленники как воды в рот набрали. Почему?

- У меня есть гипотеза, но она мне не нравится. Не перескакивай на новую тему. Ты об эксперименте говорил.

- Да, так вот, я думаю, что это дублер Верхнего мира, уж очень они похожи. Может, были и другие варианты, но погибли, именно поэтому я провалился сюда с серпантина. Не понимаю, какую цель ставит Перекресток в этом эксперименте. Возможно, цели вообще нет или их несколько. Но сюда регулярно забрасывают фейри. Ах да, ты же не знаешь...

Ганконер коротко хохотнул, выслушав объяснения о традиции балов в Доме-на-Перекрестке.

- Так вот в какую игру меня втянуло. Весьма польщен. Но раз в тысячу лет — это, по-твоему, регулярно?

- Почему нет? Люди оперируют годами, более долговечные существа — десятилетиями, мы — уже столетиями. А для сил Перекрестка и тысяча лет может промелькнуть, как один месяц.

- С этим я согласен. Думаешь, через нас здесь пытаются развить магию?

- Нет, это глупо. Говорю же, я пока не понял цель игры. И давай спать уже.

Джарет замолчал. Ганконер закрыл глаза и попытался заснуть, но мысли мешали. Он провалился в этот мир тоже с серпантина, хотя шел не вниз, как Джарет, а вверх. Может, поэтому упал не с такой высоты. Парадоксально, но факт. И еще его тревожили вопросы, задать которые он не решился. Почему искать его пошел Джарет? И знает ли о случившемся Алисса?

Урожай в этом году удался на славу. Но славы не хотелось. Не хотелось вообще ничего — только лечь под дерево и уснуть под шорох листвы. Ганконер думает, что у нее усталость от жизни. У него было нечто подобное, как раз в то время, когда они впервые повстречались. Но потом он оживился, помирившись с Джаретом.

О да, Джарет. Рано или поздно все мысли и дороги сходятся к нему. Королю гоблинов жизнь не надоедает никогда, даже если он скучает. Вероятно, сейчас ему не до скуки. Алисса поежилась. Он не убьет ее, когда вернется, договор есть договор. Но найдет способ устроить ей настоящую преисподнюю в Лабиринте, вместо желанного покоя. А если не вернется, это сделает Уна или Дарина. Они умные девочки и скоро поймут, что произошло.

Оберона спасла не Цимнея, это всего лишь красивая легенда. Даже странно, что Джарет в нее поверил, как и в то, что Алисса ничего не знала.

Она отвернулась от окна, посмотрела на портрет Ганконера. «Я предала тебя, муж мой. Но Хранительница — это навсегда, это превыше всех прочих ролей. И чем дольше живешь, тем лучше понимаешь, что силы Перекрестка всегда правы. Но поступать правильно — далеко не всегда приятно. Ты не простишь меня, Музыкант. Но так даже лучше. Когда ты вернешься, меня здесь уже не будет, и ты не станешь жалеть обо мне. А если не вернешься, то ничего не узнаешь. А я... я буду жить и гореть от стыда и ненависти к себе. Я уже горю. Великий Хаос, пусть они вернутся! Иначе я не выдержу и пойду за ними».

У самого пола фургона вдоль одной стены тянулся толстый стальной прут, на который были нанизаны цепи. Утром и вечером с рабов снимали ошейники и выводили на недолгую прогулку. На Джарета хозяин надел ошейник в вечеру второго дня, когда опухоль на шее окончательно спала. Триус при этом стоял рядом, держа наготове хлыст. И презрительно хмыкнул, не получив повода пустить его в ход.

Большую часть времени Джарет размышлял и отсыпался. Ему никто не мешал. Остальные рабы по-прежнему держались от них в стороне. За порядком в фургоне следил Стрелок, как Ганконер назвал охранника, подстрелившего Джарета. Он носил ошейник, но на остановках выходил из фургона и ел вместе со свободными людьми. На Джарета Стрелок демонстративно не обращал внимания, но когда думал, что тот спит, поглядывал со всё возрастающим ужасом.

- Должно быть, ты первый в его практике, кто не умер от этого яда, - заметил Ганконер.

- Интересно, какая у них тут религия? - Джарет взял у Ганконера фляжку и жадно глотнул.

- В боги метишь? - хмыкнул Ганконер и забрал фляжку. - Не замечал, чтобы местные молились. Даже пленники.

- По-моему, они воспринимают свое положение как неприятное, но совершенно естественное. Не удивлюсь, если их продали свои же.

- Не знаю, не видел. Когда я сюда провалился, то угодил прямиком в бархан на краю пустыни. И это было вовсе не мягкое приземление. Очнулся в фургоне. Вон те трое и Стрелок здесь уже были. Триус меня даже не пытался расспрашивать. Задал пару вопросов, убедился, что я не местный, и всё. Ирас первым проявил дотошность в определении нашего происхождения,

- Не из пустого любопытства, полагаю.

Что хозяина зовут Ирас, они разобрались не сразу. С ним никто не заговаривал первым, хотя Ирас не отличался высокомерием, иногда было слышно, как он смеется вместе с Триусом. А однажды они даже устроили что-то вроде соревнований по стрельбе.

Ираса неотлучно сопровождали двое рабов, которые смотрели на него с безграничным обожанием. Сначала Ганконер принял их за наложников, но быстро понял, что отношения здесь другие. Ирас обращался с ними, скорее как с детьми. Мог снисходительно-небрежно потрепать по голове, а мог и отвесить подзатыльник, но не более того. Даже когда один из юношей, испугавшись ядовитой ящерицы, опрокинул котел с общим ужином, Ирас только наорал на него. Если бы не ошейники и совершенно иной фенотип, Ганконер принял бы их за сыновей или племянников хозяина.

К рабам, прикованным в фургоне, отношение было иным. Занимались ими Триус и Триурус — с полнейшим равнодушием, но без жестокости. Ирас только изредка заглядывал в фургон — поинтересоваться состоянием Джарета. Заговаривать с ним Ирас не пытался. А после того, как надел ошейник, перестал притрагиваться.

- Тебя побаиваются.

- Правильно делают, - буркнул Джарет. Он мучился от голода. Ганконер принес ему кусок лепешки, но любая попытка проглотить что-то кроме воды, вызывала рвотные позывы.

- Из тебя еще не весь яд вышел, - Ганконер со вздохом отдал Джарету фляжку с водой. - Ладно уж, пей всю. Если я правильно понял, завтра мы куда-то приедем. Запасы продуктов закончились, но это никого не беспокоит. Наоборот, за ужином всё подъели подчистую и в фургоне убрались. Нет, даже не заикайся о побеге этой ночью, Джарет.

- Хочешь дождаться, пока нас продадут порознь?

- На невольничьем рынке легче сбежать, чем в степи.

- Ты это по собственному опыту знаешь?

- Было дело, - Ганконер задумчиво отщипывал от лепешки кусочки. - Плохо, что мы совершенно не понимаем их язык, а Ирас не пытается меня учить, значит не планирует оставлять у себя.

- При таком бизнесе ты ему ни к чему, - Джарет с сожалением завинтил фляжку. Воды осталось на пару глотков. - Чем больше я думаю о том, что произошло, тем меньше мне это нравится. Очень уж похоже на тщательно просчитанную ловушку, в которую не только тебя, но и меня заманили. Не находишь?

Ганконер молча смотрел в одну точку на противоположной стене.

- Конни?

- Не называй меня так, - машинально отреагировал Ганконер. - Я понимаю, что ты имеешь в виду, но тогда получается, что у нас нет шансов вернуться.

- Не обязательно. Однако я не о том. Твоя Алисса...

- Не надо, Джарет. Я не дурак.

Они замолчали. В эту ночь Джарету не пришлось делиться одеялом. Ганконер так и просидел до утра, прислонившись к стене и обняв колени.

Утро началось с суматохи. Голоса за стеной фургона звучали возбужденно, с радостным нетерпением. Даже рабы оживились и зашептались между собой. Джарет поднялся, размял руки и ноги. Слабость осталась, но в общем и целом он чувствовал себя сносно. Стрелок опасливо покосился на него и передвинулся ближе к двери.

- Сейчас бы ванну, - мечтательно протянул Джарет.

- В некоторых мирах рабов перед продажей водят в баню, - вяло отозвался Ганконер. - Но здесь я бы на такую роскошь не рассчитывал. И до моря еще далеко.

- Воздух изменился. Какая-то большая вода близко. Может, река?

Ганконер припомнил карту.

- Да, пожалуй.

К реке они добрались, когда солнце перевалило за полдень.

- Переправа, - определил Джарет, напряженно прислушиваясь к внешним звукам. - Много народа собралось. И все знакомы друг с другом. Может, у них ярмарка?

- Хорошо бы. Чем больше народу, тем легче затеряться, - Ганконер тоже прислушался. - Хм... а языков-то здесь больше двух.

Назад Дальше