Я решил не забивать себе голову интеллигентскими сомнениями, а пойти и поесть вместе со всеми.
Обнаружив свободное место за одним из столов, я сел и стал ждать разносчиков. Опасаясь, что меня могут выгнать из столовой, и опять оставят голодным, я не сразу обратил внимание на своих соседей по столу. Ими оказались небритый Евгений Гришковец (я видел его как-то по телевизору) и молодой человек лет тридцати. К четвертому свободному месту подошла женщина в халате... Елки-палки! Это же писательница-телезвезда Татьяна Толстая! И она здесь?! Значит, отсюда на телевизионные съемки ездит... Или где-нибудь здесь студию оборудовали и снимают ночами. Интересно, а где ее соведущая...
- Здравствуйте, Девяносто Шестьдесят Девяносто, - поздоровался с ней Гришковец.
- Здравствуйте, здравствуйте Трижды Три Восемь...
- Вы опять путаете, Девяносто Шестьдесят Девяносто. Меня зовут Трижды Три Девять.
- Правда?! У меня все в голове путается, - она приложила руку ко лбу. - Наверное, от процедур их говенных.
За соседним столом кто-то неприлично громко заржал, я посмотрел в ту сторону. Там сидела четверка фантастов: Михаил Успенский, Вячеслав Рыбаков, Андрей Лазарчук и еще кто-то; похоже было, что они уже где-то изрядно поддали. За дальними столами рассредоточились Сергей Носов, Александр Мелихов, Михаил Кураев, Евгений Попов, Семен Альтов, Владимир Маканин, Аствацатуров, Мамлеев... Какое блестящее общество, какие талантливые и знаменитые люди собрались в больничной столовой.
"Ведь есть же магия чисел... Если все числа их имен сложить, то цифра эта будет магической, - вдруг ни с того ни с сего пришла мне на ум странная мысль. - Ведь число сложенных имен талантливых писателей будет обладать огромной силой, и если к этому магическому числу прибавить, потом умножить, возвести в степень, а то, что получилось, разделить всем поровну, то и жизнь у всех нас переменится, станет лучше и правильнее..."
- Вчера рыба на ужин была, - сказал Трижды Три Девять, прикрывая зевоту ладонью.
- Говно, а не рыба, - поморщилась Девяносто Шестьдесят Девяносто.
Трижды Три Девять почесал небритую щеку.
- Да, не первой свежести...
- Не говорить о литературе! - к нашему столу подскочил санитар с засученными рукавами докторского халата. - В карцере сгною!
Трижды Три Девять тут же смолк и весь ужин не проронил ни слова.
- ... Я лежу в палате номер шесть, у стенки... - говорил кто-то за другим столом.
- Не говорить о литературе!! - и тут же грохот дубинки по столу. - Шестая палата! "Шестая" говорить нужно!!
И снова вопль из другого конца столовой:
- Битов?!! Я тебе дам Битов, ты у меня сам сейчас битов будешь! В карцер захотел, сука?..
Разносчиками с подносами, в фартуках, студенты четвертого курса Литинститута - ребята шустрые, и накрыли стремительно, и грязную посуду убрали быстро.
В процессе всего ужина то с одной, то с другой стороны слышались грозные окрики "Не говорить о литературе!" и грохот резиновых дубинок о столы.
Писателей, провинившихся и запакованных в смирительные рубашки, на общий обед не приглашали. Санитары кормили их на месте через нос. Вставляли в ноздрю трубочку и вспрыскивали клизмой питательный раствор. Вкуса хоть и не было, зато жевать не надо и пользы больше.
После ужина пошел в палату. Семь На Восемь, Восемь На Семь еще не вернулись, я лег на кровать и стал смотреть в потолок. Я думал об Анжеле. О женщине моей мечты... да что там мечты! Ведь я даже никогда не мечтал о ней. Закрыв глаза, вспоминал, как мы целовались, и губы сами тянулись навстречу воспоминанию,.. если бы, конечно, не мешал ритмичный лязг панцирной сетки упакованного в рубашку фантаста Лукьяненко. Как видно, поужинав через нос, он наелся и теперь решил покачаться для удовольствия. Пойти, что ли, скинуть его на пол, чтоб не мешал?..
С хохотом и ужимками ввалились Семь На Восемь, Восемь На Семь. Они пихали друг друга, давали друг другу пендели, дергали за волосы, находя в этом какое-то свое особенное развлечение.
- Послушайте, а книжки здесь дают читать? - спросил я.
Семь На Восемь, Восемь На Семь вдруг перепугались отчего-то, зашикали на меня, прикладывая к губам пальцы, стуча по голове, вертя у виска, показывая кулак, фигу... не говоря при этом ни слова.
- Ну, так книги-то есть? - не выдержал я.
- Есть Бюллетень недвижимости, - наконец прекратив жестикулировать, сказал Семь На Восемь.
- Биржевые сводки, - добавил Восемь На Семь.
- Ну, порно журналы есть еще у санитаров.
- Они их только под расписку числам выдают, - пояснил Восемь На Семь.
- Ты не надейся, на них очередь на месяц вперед расписана.
До самого отбоя я пролежал, думая об Анжеле. Мои новые приятели в это время, сидя на своих кроватях, через меня болтали без умолку, но мне на это было наплевать. После того как объявили отбой, я разделся и лег в постель. Дождавшись пока все уснут, я с большими предосторожностями достал из-под матраса общую тетрадь, которую мне удалось незаметно пронести сюда, огрызок карандаша и при свете слабой дежурной лампочки продолжил свой роман.
Глава 15
ТЕОРИЯ ЧИСЕЛ
Ангел
Аркадий вздрогнул, открыл глаза. Ему снился какой-то мутный и тягостный сон, у которого не было ни начала, ни смысла, только безнадежность и безвыходность. Хотя через мгновение уже не мог вспомнить, о чем сон, осталось только неприятное ощущение, мерзкий привкус во рту да ледяные лодыжки.
На его кровати в ногах кто-то сидел. Найдя свободное местечко, этот кто-то примостился на краешке панцирного матраса, опершись локтем на ее спинку и подперев кулаком подбородок, смотрел в глубину палаты. На нем была больничная пижама, из чего Аркадий заключил, что он из чисел.
"Ну, этого еще только не хватало! - подумал он. - Псих на кровать мою садится... Псих не дает спать мне всю ночь..." всплыли слова толи из песни, толи из стихотворения. Он мог, конечно, попросту лягнуть рассевшегося нахала, но опасался - мало ли что у того на уме. Аркадий слегка потянул одеяло на себя, человек не шелохнулся, тогда он повернулся набок и нарочно поворочался на кровати, так чтобы она заскрипела. Но и тогда незнакомец не шелохнулся.
- Эй, уважаемый, вы случайно кровать не перепутали? - негромко спросил Аркадий и слегка пихнул его ногой.
Человек повернул лицо.
- Нет, не перепутал, - сказал он. - Я никогда ничего не путаю.
Это был Ангел со шрамом. И почему Аркадий не признал его сразу? Ангел всегда являлся в разных обличиях, возможно, поэтому Аркадий и не был готов к встрече.
- Надеюсь, я вас не разбудил? Я вообще-то тихонько сидел.
- Да нет, сон дурацкий приснился.
- Это бывает, у всех сумасшедших свои сны.
- А я что же сумасшедший, по-вашему? - Аркадий приподнялся на локоть.
- Не знаю, - пожал плечами Ангел со шрамом. - Для кого-то вы сумасшедший, для кого-то нормальный. Мир условен. Сейчас у мира одни законы, потом будут другие - и тех, кто жил по прошлым законам, уже смело можно считать сумасшедшими, и наоборот - тех, кто был нормальными, будут сумасшедшими. Но когда придут другие законы, то по ним можно будет считать сумасшедшими тех, кто сейчас нормальный, и соответственно наоборот. Понятно?
- Нет. Ничего не понял.
- Ну и ладно, - махнул рукой гость. - Свободных коек нет, я здесь посижу немного и по делам полечу. А вы спите, спите, я тихонько сидеть буду.
Аркадий кивнул и, положив голову на подушку, закрыл глаза. Но заснуть не удавалось, в голове крутилась одна мысль: "Почему людей сумасшедших когда-нибудь будут считать нормальными и наоборот". Ноги заледенели, он изо всех сил жмурил глаза, но бесполезно - уснуть не мог.
Открыв глаза, поднялся на локоть. Ангел все так же сидел, задумчиво подперев голову рукой.
- А почему собственно вы говорите, что все поменяется - сумасшедшие будут нормальными, а нормальные сумасшедшими? - спросил он напрямую без всяких там прелюдий.
- Да потому, - устало сказал Ангел со шрамом, - потому что мироустройство сейчас такое, - и вдруг повернулся к Аркадию всем корпусом. - Мир сейчас выстроен таким образом: государством руководят деньги, человеческой душой - религия. Промежуточное звено -творческая интеллигенция, в первую очередь писатели - оказались лишним звеном в структуре. Государству они не нужны, потому что они не несут денег, религии не нужны, потому что во всем сомневаются и слишком много размышляют, не всегда в правильном направлении, поэтому писателей и превращают в числа. Я же говорил, что мир условен. Писатели не нужны государству, но пройдет лет сто, и этих же писателей будут поднимать на пьедестал и гордиться перед всем миром именами тех, кого сейчас именуют числами.
Закончив свою мысль, Ангел, снова отвернувшись, умолк. Некоторое время Аркадий пытался осознать полученную информацию.
- Да, а почему числа? Почему писателей переименовывают в числа, можно было дать им клички, как в тюрьме, - наконец произнес он.
Собеседник ответил не сразу.
- Можно и клички. Но клички не имели бы смысла, а в числах есть смысл.
- Какой же в них смысл?
- Ну, давайте разберемся, - Ангел устало вздохнул и вновь повернулся к Аркадию всем корпусом. - Как известно из Библии "Вначале было Слово"...
- И Слово было у Бога, и Слово было Бог, - продолжил Аркадий, - это все знают.
- Совершенно справедливо. Раньше Слово было у Бога, потом через много лет перешло к писателям и поэтам, и с этого момента стало считаться, что они владеют высшей мудростью. Так оно и было на самом деле - вместе со Словом они получили тайные знания Творца. Но в какой-то момент Слово вышло из-под контроля и попало не в те руки, а сейчас вообще к кому угодно... А что можно по-вашему противопоставить Слову?
- Противопоставить слову?.. - повторил Аркадий и заерзал на месте, поудобнее устраиваясь. - Да все что угодно противопоставить... Хотя нет, я понял! Слову можно противопоставить число.
- Правильно, - кивнул Ангел со шрамом. - Число состоит из цифр, как слово состоит из букв. Поэтому писателям и присваивают числа. Теперь у каждого писателя есть свое число, число Пелевина, число Мелихова, число Арно, и у вас - свое число. Но ведь главная суть всего современного мира - деньги тоже состоят из цифр. И чем больше это состоящее из цифр число, тем богаче человек, и только у бедного человека цифры в кармане. Так получается, что материальный мир состоит из цифр, а суть его число; как духовный мир состоит из букв, а суть его слово. У Бога нет числа. Число есть у дьявола.
Аркадий молча, смотрел в светлое лицо Ангела со шрамом. Казалось, что оно сияет в темноте.
- А психиатр Алексей Алексеевич считает, что нас нужно лечить, ведь никто не думает о том, что будет через сто лет.
- Оно, конечно, - задумчиво молвил Ангел. - А ведь сам-то Алексей Алексеевич Грякалов - человек мутный. Он хоть и лечит писателей, а сам тайком пописывает повести, рассказики... Про нас вот про Ангелов что-то написал, я, правда, не читал.
- Как? И он тоже?! - изумился Аркадий.
- Да, и фельдшер Дмитрий Иванович тоже ночью пишет, - гость поднял лицо к потолку, посмотрел на него внимательно, цокнул языком и повернулся к Аркадию. - Да вот и сейчас, вместо того чтобы спать, рассказ в ординаторской карябает.
- И санитар?!
- Эта зараза, она ж, как чума: не разбирает психиатр ты, депутат или премьер-министр - всех косит.
Ангел взглянул в окно.
- Пора, - сказал он, поднимаясь.
Аркадий тоже посмотрел на окно. Первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев. Захотелось на волю, прочь из этой душной полной всхлипов и вздохов палаты.
- А возьмите меня с собой, - попросил он, садясь на кровати.
Ангел со шрамом вздохнул горестно.
- В другой раз как-нибудь возьму. А сейчас спите.
Аркадию вдруг сделалось удивительно хорошо от этих слов, он заулыбался, опустил голову на подушку и, храня улыбку, подложил под щеку ладони.
"В другой раз возьмет", - последнее, что подумал он перед тем, как погрузиться в сон.
Глава 16
ВСЕ ПРОПАЛО!
Я проснулся с мыслью об Анжеле. В палате царило оживление, числа ходили между кроватями, моих соседей Семь На Восемь, Восемь На Семь в палате не оказалось. Я еще полежал полчасика, глядя в потолок. Сегодня нужно было, во что бы то ни стало пробраться к Анжеле. Но как?
Заглянувший санитар пригласил на завтрак. Я неторопливо поднялся и пошел в столовую. В соседней палате в смирительной рубашке на койке лежал Михаил Веллер. Вокруг него собралось человек восемь чисел - слушали, кивали, соглашаясь. Самозабвенно, почти не делая пауз, Веллер говорил, чеканя каждую фразу, словно вбивая ее в сознание слушателей, перетекая от международного положения в экономику, из кризиса в педофилию. Тут же стоял и санитар с дубинкой, чтобы в запарке говоруна не занесло в запретную тему. Иногда кто-то из чисел задавал вопрос, и Веллер, цепляясь за него мыслью, продолжал чеканить новые фразы и ему вновь кивали. На соседней с Веллером койке сидел еще один санитар, с микрофоном в руке.
- Передачу для "Радио России" записывают, - шепнуло оказавшееся рядом со мной незнакомое мне бородатое число. - Каждую неделю записывают.
Я постоял, послушал, потом пошел завтракать.
На завтрак числа собирались неохотно, привыкнув в прошлой писательской жизни к ночному образу жизни, они любили выспаться. Пинками их никто в столовую не загонял - хорошая экономия для поваров. Фантасты с похмелья вообще просыпались только к обеду. Так что завтракал я один за столиком.
Когда я выходил из столовой, рыжий санитар, привалившийся плечом к стене, как гаишник преградил мне дубинкой дорогу.
- Четырнадцать Пятнадцать? - спросил он, шутя стукнув меня дубинкой по животу, я кивнул. - Тебе сегодня процедуры в пятнадцать часов назначены. А сейчас таблетки иди принимай.
Возле окошечка уже толпилась кучка чисел. Дождавшись своей очереди, я назвал свое число и, получив горстку разноцветных таблеток, отошел в сторонку и хотел закинуть их в рот... Но что-то вдруг остановило меня.
- Простите. Вы не скажете, что тут у меня за таблетки? - остановил я первое попавшееся число.
Им оказался Евгений Гришковец, он почесал небритую щеку и, поправив очки, склонился над моей ладонью.
- Ну, это... - он отодвинул пальцем синенькую таблеточку, - слабительное, это мочегонное, - он оттолкнул вторую. - Это хорошая таблетка, снижает потенцию, на хрена она здесь? Это потогонное... А это не знаю, что за таблетка. Может рвотное?.. Да точно, рвотное. А вот эту, зеленую, точно не знаю, мне такие еще не прописывали.
- Спасибо, - сказал я и хотел бросить таблетки тут же в урну, но, поймав пристальный взгляд санитара, демонстративно положил их в рот и пошел в туалет. Обливаясь потом, там уже блевали завтраком несколько чисел, значит, рвотное пошло им на пользу. Я выплюнул таблетки в унитаз и прополоскал рот.
Хорош бы я был, придя на свидание к любимой женщине в таком состоянии.
Сначала нужно как-то добраться до Андрея, чтобы он проводил меня к Анжеле. Я заранее приметил дверь на мое бывшее отделение, невдалеке от нее стоял санитар, и я, привалившись плечом к стене туалета, стал глазеть по сторонам, делая вид, что открытая настежь дверь интересует меня меньше всего на свете. Ждать мне пришлось, наверное, полчаса. За это время ко мне подходили Семь На Восемь, Восемь На Семь - звали играть в крестики-нолики; истошно вопя, подрались два писателя - один был с бородой, а у другого рука в гипсе; стуча деревом в пол, прошел лысый человек на ходулях...