- Вы переночуете у меня, - тоном, не терпящим возражений, но все же довольно мягким, объяснил нежданной гостье Эдвард, - на улице небезопасно, а еще к тому же и страшно холодно.
- Я не могу…
- Еще как можете, Белла, - он сам поправил край покрывала, спрятавшего ее худенькие дрожащие плечи, - помните, как я у вас? Вы настояли.
- Вы там были из-за меня…
- Это совсем неважно, - уверил Каллен. И правой рукой, оставшейся свободной, убрал с лица девушки упавшие на него пряди, мокрые и тусклые, а затем и отвел их за ухо. Ненароком коснулся кожи и что-то яркое, почти электрическое, ударило в сердце - и больно, и приятно.
То ли для Беллы это было чересчур, то ли она уже и так была на изломе своей способности сдерживаться, но такое касание стало последней каплей.
- Эдвард…
Ее руки оставили одеяло в покое и обвились вокруг его шеи, лицо уткнулось в теплое широкое плечо, а пятки перестали касаться паркета, уступив эту честь коленям. Теперь Изза сидела на полу и прижималась к своему защитнику, как к последнему, что у нее осталось. Она плакала, да, она всхлипывала, да, но теперь не молчала. Теперь слова лились из нее беспрерывным потоком.
- Я сказала ему правду… я сказала ему то, что никому не говорила раньше, Эдвард. Я подумала, раз мы сочетаемся браком меньше, чем через две недели, ему нужно знать. Но я не рассчитывала на такую реакцию… он же говорил, что любит меня… я думала… я верила…
- Какую правду? - Эдвард насторожился, однако оттолкнуть девушку себе не позволил. Это было непередаваемым, восхитительным чувством - держать ее в руках, чувствовать ее рядом. Последние два месяца это было его недостижимой мечтой, а сейчас она сама, совершенно не таясь, обнимала его. И плакала. И успокаивалась, когда он гладил ее волосы, спину и тонкую талию. Когда бы композитор посмел от такого добровольно отказаться?
- Я бесплодна, - с трудом проговорив это слово, шепнула она, - у меня никогда не будет детей и я никогда не смогу их даже выносить. Мистер Каллен, в восемнадцать у меня обнаружили миому матки и провели гистерэктомию. Мне очень жаль.
Она договорила на одном дыхании, не сбавляя ни ритма голоса, ни его тона. Договорила и смело, будто была ко всему готова, вздернула голову. Зеленые глаза переливались от боли и слез, ресницы намокли и потяжелели, а уголки губ страдающе опустились вниз. Более болезненного вида этой девочки Эдвард еще не наблюдал.
Вот, о чем говорил Карлайл! Вот почему сказал, что она не доставит проблем! Что кроткая!
Неужели Изза считает, что из-за такой неполноценности никто и никогда не женится на ней? Не сделает своей, не защитит, не назовет любимой?..
Мысли были такими ужасными, прямо-таки истязали. Но что хуже, что страшнее всего, стоило ему поднять руку после услышанного, дабы погладить мисс Свон по плечу или же по волосам в очередной раз, она вскрикнула и сжалась в комочек. Руки накрыли голову, колени подтянулись к груди, смяв блузку.
- Белла… - ошарашено пробормотал Каллен, поняв, чего она так испугалась.
- Я не хотела никому портить жизнь, - затараторила она, надеясь успеть до первого удара, - если бы я не поверила, что он меня любит, я бы ни за что на свете не позволила себе на что-то надеяться! Я почти не встречалась с мужчинами… я не должна была выходить замуж… простите меня… пожалуйста, пожалуйста, простите меня, Эдвард!..
Она съеживалась все больше, одновременно стараясь отползти подальше, в зону недосягаемости мужских рук. И слез уже не чувствовала, и саднящего горла, и избитого лица, где на губе снова показалась свежая кровь, не ощущала. Был лишь животный, плохо передаваемый страх снова ощутить боль. Почему-то Иззе казалось, что у отца Джаспера рука была потяжелее.
Мистер Каллен, к которому шла как к защитнику, а теперь видела как своего мучителя, оправдывал все ее ожидания. Он поднялся с пола, он глубоко вздохнул, он подошел к ней, бросив тень на пол и наклонился… наклонился, чтобы ударить и как следует объяснить, что такие шутки плохи. Что не имеет она права, прокаженная, претендовать на его сына. На деньги. Вообще на замужество и счастливую жизнь в принципе!
Глаза Изабеллы широко распахнулись, а придушенный вскрик вырвался из груди.
Но вместо того, чтобы оставить звонкую пощечину или новую кровоточащую ранку на ее лице, вместо того, чтобы потянуть за волосы и заставить посмотреть на себя, Эдвард… погладил ее!
Не поверив, Белла не спешила распрямляться. Ее все еще слишком сильно трясло.
- Глупенькая… - нежно шепнул Эдвард, сострадательно улыбнувшись. Наклонился ниже, проигнорировав и слабость в теле, и боль в горле, и вообще все вокруг. Не осталось ничего, что имело бы для него большее значение, чем Изабелла сегодня. Теперь он это понял.
- Я не причиню тебе вреда. Я никогда не обижу тебя, Изза…
Девушка закусила губу, когда вместо пола оказалась на руках будущего-бывшего свекра. По-детски робко прижалась к нему, затаив дыхание.
- Вы меня ударите? - решилась спросить, хныкнув.
Эдвард уверенно покачал головой.
- Я ударю любого, - прошептал ей на ухо, сев удобнее и устроив как раз на своих коленях, - кто хоть пальцем тебя тронет, девочка.
Прикрыв глаза, Белла, наконец, расслабилась. Перестала сжиматься, перестала что-то бормотать, затихла и сморгнула слезы. Ее щека - та самая, пострадавшая, еще слегка прохладная после компресса - приникла к его груди. Как раз слева, возле самого сердца.
- Джаспер был прав, я гожусь только для этого, - с горьким, доверху наполненным болью смешком, она закусила губу, - с меня кроме секса ничего не возьмешь… вот он и взял. Я не имею права отказываться.
- Изза, - композитор прижал девушку крепче к себе, покачав головой, - я никогда не встречал более нежного, прекрасного существа. Ты любого способна сделать счастливым, ты лучишься светом жизнелюбия, ты вдохновляешь… тебя надо оберегать, тебя надо любить. Ни у кого на свете нет права причинять тебе боль. Заставлять тебя.
Она беззвучно всхлипнула, робко заглядывая в медовые глаза. Хотела убедиться, понять, почувствовать… если бы поверила, а эти слова оказались очередной ложью, жить дальше стало бы нетерпимо.
- Ты меня любишь… - уверившись, прошептала она. Без сокрытия, своими огромными зелеными глазами проникла в самую его душу. И ответно дала проникнуть в свою.
- Я тебя люблю, - уже потерявший желание скрывать что-либо, тихо согласился Эдвард, - поэтому еще стоит поспорить, кто и чего достоин. И кто на самом деле заслуживает хорошего удара по морде.
Длинные музыкальные пальцы любовно коснулись вспухшей кожи, больше всего на свете желая излечить ее. Белла даже не поморщилась. Она улыбнулась.
- Как же я не заметила?..
Выпрямившись и снисходительно, почти по-отечески взглянув на свою девочку, мужчина дал самый просто и правильный ответ.
- Ты любила. И ты любишь.
Сделав неровный, но достаточно глубокий вдох, Изза осмелилась на кое-что большее, нежели яркие слова или теплое прикосновение своих пальчиков. Она больше не мерзла - ни внутри, ни снаружи. И страшно ей уж точно не было.
Капельку привстав на своем месте, вытянув шею, Изабелла легоньким целомудренным поцелуем, едва-едва коснувшись, тронула губы мистера Каллена.
- Нет… - будто бы выведя какой-то итог этим поцелуем, она покраснела, - все это время, похоже, я любила только тебя… с самой первой встречи. Тогда ты мне понравился.
А потом несостоявшаяся миссис Джаспер Каллен обворожительно и нежно, как в лучшем из его снов, улыбнулась.
Как раз за эту улыбку Эдвард и был готов отдать все, что угодно.
Ее он и полюбил.
- У тебя, кажется, температура…
- Неважно.
- Ну как же, - Белла помотала головой, с робостью, но все же явным желанием погладив композитора по щеке, - очень даже важно. Позволь мне тоже позаботится о тебе.
В душе Эдварда потеплело, а сердце забилось быстрее. Забилось от ее слов и подсказало кое-что, о чем нельзя было забывать. Что сейчас как никогда было нужно.
- Хорошо. Но сначала я хочу тебе кое-что показать, - вспомнив о безотлагательно важном деле, способном сделать сегодняшний день лучшим за все его существование, попросил Каллен.
Не сопротивляющаяся Изза без опаски кивнула. А поднявшись, крепко переплела свои пальцы с пальцами композитора - больше не хотела отпускать.
- Конечно же…
С легким волнением, какого не испытывал уже давно, с капелькой смущения, закравшейся на лицо в виде румянца, Эдвард привел Беллу в гостиную. Усадил на кресло, стоящее рядышком с роялем. Придвинул круглую табуретку к инструменту, незаметно размял пальцы... и заиграл. Ту песню, ту мелодию, что стала ее. Колыбельную.
Сморгнувшая слезы Изза нерешительно прошептала:
- Очень красиво…
Не отпуская клавиш, мужчина произнес:
- Она твоя. Она всегда была и будет твоей, Белла. Ровно как и мое сердце.
…Этой ночью они снова спали вместе. Никто не чувствовал себя лишним, никто не убирал рук, не прятал глаза и не ютился на крошечных пятачках. И Эдвард, и Изабелла удобно устроились на простынях в объятьях друг друга. Сегодня это не казалось неправильным.
Перед сном оба поделились историями из своей жизни.
Белла поведала, что ее родители погибли пять лет назад при так и невыясненных обстоятельствах облавы на какого-то террориста, который, в итоге, благополучно сбежал, а она сама переехала в Филадельфию, чтобы начать новую жизнь. Слава богу, ей встретился Карлайл, который за коммуникабельность и продуктивность, а так же готовность работать много и не требуя высокой зарплаты принял ее на работу. Всю себя она посвящала его компании, и потому заслужила такое вот восхищение.
В ответ Эдвард, внимательно выслушавший свою девочку и не мучавшийся больше от кашля после приготовленного ею чая с малиной, рассказал, что женился на Карине в двадцать два года, когда только начинал писать музыку. Они жили в Чикаго, но потом переехали сюда. Здесь же родился Джаспер, здесь же он рос. А когда сыну исполнилось пятнадцать, они разошлись. И мальчик, к удивлению матери, выбрал жизнь с отцом… остался в родном городе.
- Он тебя не простит… - сочувствующе погладив мужчину по плечу, пробормотала после этой истории Белла, - за то, что ты со мной… за то, что я позволила себе с тобой остаться…
- Он поймет, - примирительно заметил Эдвард, покачав головой. Он сожалеюще погладил Иззу по щеке, минуя окровавленную губу и скулу, однако напомнив, что знает о них. От этого у нее потеплело на сердце.
- Спасибо, что ты понял, - тихонько шепнула она, проникшись к своему благодетелю неизмеримой благодарностью. - Это для меня важнее всего.
Эдвард ничего не ответил. Он поправил одеяло, чтобы Изза не замерзла, а потом, прогнав злость на Джаспера за то, что сотворил со своей невестой, с улыбкой на губах закрыл глаза.
Она была с ним. Вот здесь, вот сейчас, как в лучшем сне.
И что-то подсказывало, что теперь с ним всегда будет.
Изабелла…
Ты поешь - и звезды тают,
Как поцелуи на устах,
Посмотришь - небеса играют
В твоих божественных глазах,
Идешь - и все твои движенья,
Поступки все и все черты
Так полны чувств и выраженья,
Так полны дивной простоты.
Судьба тебя вручила мне, родная,
И лучшего подарка я не знаю!
* * *
Честь забить последний гвоздь в маленький плот выпала, конечно же, Милену, чему он был несказанно рад.
С самым серьезным видом прошествовав со своим молоточком и заветным гвоздиком к деревянному сооружению, он глубоко вздохнул, чтобы сконцентрироваться. Волнение оставило его, рука уверенно обвила рукоятку молотка, а гвоздь занял нужное место, готовый закрепить все необходимое и последним штрихом привести плот к завершенному, плавучему состоянию.
- Точно по шапочке, - дал последнее напутствие папа, с внимательным, но гордым видом наблюдающий за мальчиком.
- Так точно, капитан, - с трудом не допустив на губы улыбку, что так просилась, ответил Милен.
Он замахнулся, прицелившись в точно выбранное место и с победным выдохом опустил железный боек куда следует. Попал.
- Прекрасная работа, рядовой Каллен, - мама рядом улыбнулась, погладив малыша по спине, - разрешите поцеловать вас?
Обожающий эту игру, мальчик, чуть покрасневший, чинно ответил:
- Разрешаю, мэм.
А потом сам, забыв про все устои, порядки и правила выдуманной папой игры (строить маленькие плоты, нагружать их цветочными букетами и спускать на воду возле дома, где теперь жили), развернулся, бросив молоток на землю, и кинулся Белле на шею.
Без труда поймав сына, девушка исполнила свою задумку, прижавшись губами к детскому лобику.