Мальтийское Эхо. Продолжение - Саврасов Игорь Фёдорович


Продолжение романа "Мальтийское Эхо".

- 25-

- "Рукописи не горят", барон. Вам бы следовало об этом знать, - вдруг донеслось откуда-то сверху, из крон платанов.

Гомпеш вздрогнул от неожиданности. Совсем рядом с ним стоял человек в черном плаще. В руках он держал шпагу. Это был тот самый... тот самый... из его тяжелых сновидений.

- Кто вы? Как подошли сюда незаметно? Калитка закрыта, а на тропинке секунду назад никого не было! Такая полная луна! Я бы... Или вас нет... и это из-за моей... душевной болезни?

- Я вижу, барон, вы узнали меня, - грустно улыбнулся "тот". - Люди всегда узнают меня.

- Что вам нужно?

- Называйте меня мессир, - он стал строг, и голос приобрел гулкость эха. - Да, вы больны и я иногда навещаю ваше подсознание... ночью... во снах.

Барон с трудом, на подломленных коленях поднялся со стула, опершись рукой на край перил крыльца.

- Мне от вас, барон, ничего не нужно. Я лишь хочу полюбопытствовать: зачем вы раздвоили Пергамент и Укладку? - мессир достал из под плаща футляр. - Какая безумная наивность! И невежливость! Это, - он показал на Укладку, - моя вещь!

Барон, конечно, понял, что разговаривает с Сатаной. Но вот наяву ли? Или во сне?

- Я хотел... я должен уберечь христианский мир от Зла!... от Тебя! - барон снова опустился на стул, бессильно, едва не промахнувшись мимо.

Сатана рассмеялся:

- Вот... свою задницу и этот стул вы не способны уже соединить!

Гомпеш возмущенно замахал руками и зашевелил губами, но мессир остановил его телодвижения ударом шпаги об пол.

- Мне не лгут! Ты, Фердинанд фон Гомпеш, бывший великий магистр, хотел "усидеть на двух стульях", угодить "и вашим и нашим". Да, ты всегда себя считал хитроумным и отличался осторожностью. И вот теперь твоя болезнь - раздвоение личности. Типичнейший случай.

- Но Орден был в опасности и погибал! Что нам нужно было делать?

- Что должен делать рыцарь? Драться!

- С Наполеоном? - Гомпеш опять вскочил и шевелил губами, подыскивая наиболее весомые аргументы в свою защиту.

- Да, драться и погибнуть! - глаза мессира пронзали барона насквозь, будто его шпага.

Барон еле стоял на ногах. Мутные от смятения и страха глаза его неотрывно смотрели на Укладку. "Откуда она у него? Он же раздвоил... Ах, это же Сатана, всесильный князь Тьмы...". Затем он перевел взгляд на шпагу мессира. "Пусть бы эта шпага наконец пронзила мою измученную грудь", - взгляд Гомпеша уже умолял об этом.

- Нет, барон! Эта шпага для избранных героев. А вы умрете сегодня другой смертью. Вы свернете себе шею!

Человек в черном плаще повернулся и стал удаляться, постепенно будто погружаясь в землю. Шпага его осталась воткнутой в камень. Барон своими бессильными уже руками схватился за эфес, пытаясь выдернуть шпагу, но она вмиг обернулась змеей и исчезла в траве.

Он, покачиваясь и держась рукой за сердце, направился в свою хижину. Прилег на кровать. Нужно поспать, а с рассветом пойти на море, чтобы наловить немного рыбы.

Но сну не суждено было хоть чуть-чуть успокоить душу. Мысли и память бестолковой и беспорядочной чередой терзали мозг.

Великим магистром Ордена госпитальеров рыцарь Гомпеш, австриец по национальности, был избран в 1797 году. Он - представитель германского ланга, и в силу союзнических отношений между Россией и Австрией такой выбор казался благоприятным в политической борьбе с Францией. Ведь Наполеон уже в 1796-1797 годах провел итальянскую компанию. В 1798 этот "гениальный выскочка" начал авантюрную компанию в Египте. Как Александр Македонский он планировал аж завоевание Индии. В том же 1798 флот первого консула Французской республики был у берегов Мальты.

Барон разражено вспоминал, что к моменту захвата Мальты Наполеоном в Ордене шел процесс разложения. Всякие попытки модернизации были безуспешны. Рыцари были ослаблены и "успокоены" и в моральном, и в военном отношении. Гомпеш неоднократно с гневом отчитывал и даже строго наказывал этих воинов-монахов за их уже нескрываемые связи с женщинами, невыполнение рыцарских обязанностей. Да, Орден позорно сдался Наполеону без боя, практически без сопротивления!

Барон вспомнил также, что когда еще был послом Ордена в Вене, он вместе с послом России на Мальте Псаро обсуждал невозможность сближения Ордена ни с Наполеоном, ни тем более с Францией. Те же мысли он высказывал и графу Литте.

Уже тогда Гомпешу было ясно, что все эти беседы весьма и весьма "дипломатические". Ситауция в Европе становилась крайне сложной и запутанной. И Россия, православная империя, вплоть до августа 1798 года главной защитницей, а тем паче спасительницей католического Ордена, никем не рассматривалась.

"Кровный замес" каждого игрока мог отразиться как угодно и в политической игре. Взять хотя бы Литту. Он - сын генерального комиссара австрийской армии, внук неаполитанского вице-короля. А эта его любовь к жене русского посланника в Неаполе. Это потом она овдовеет и Литта в 1798 женится на ней. И вообще он постепенно "обрусеет".

Незадолго до избрания великим магистром, когда 52-летний Гомпеш занимал должность великого приора Бранденбургского, Австрия и Франция подписали мирный договор, и вот через год наполеоновские войска беззастенчиво грабят Мальту. Из Дворца великого магистра, из собора Св. Иоанна исчезают драгоценные реликвии, которые Орден восемь веков тщательно собирал и берег. Гомпешу Бонапарт обещал командорство в Германии и 300 тыс. франков ежегодно. Позже барон узнает, что бСльшая часть награбленного затонет в Средиземном море, когда Нельсон потопит перегруженный сокровищами "Орьян". Но были и слухи, что французы успели почти все выгрузить в Египте.

Так или иначе, но барону удалось сохранить часть реликвий Ордена, а главное бСльшую часть архивов, пергамент и Укладку. Кто знает, что произошло бы, но Бонапарт пробыл на острове всего неделю! Он спешил к своим дальнейшим завоеваниям!

Часть рыцарей поспешила в королевство обеих Сицилий. Гомпеш решил воспользоваться этим и отправить Пергамент и Укладку в Сиракузы, в катакомбы Св. Иоанна. Так как сам он планировал направиться в Триест, который тогда находился под владычеством Австрии, выполнить это сложное и ответственное поручение должен был его секретарь, аббат Руайе. Барон знал аббата давно, еще в Вене Руайе также выполнял обязанности секретаря при Гомпеше. Между ними было полное доверие и взаимопонимание. Кроме того, аббат хорошо знал епископа Сиракуз, что позволит согласовать тайные работы Руайе в катакомбах. Все нужно было, конечно, тщательно обдумать. В деталях и не информируя епископа о том, что, как и где точно спрятано. Сказать: важнейшая реликвия Ордена и не более того. Аббат тоже не будет осведомлен, что именно содержится в том пенале и том футляре. Мастера-каменотеса, который будет делать закладку в катакомбах, после завершения всех работ нужно под строгим присмотром Руайе привезти в Триест.

В начале лета 1798 г. Большой Совет возложил на Павла титул Протектора (Покровителя) Ордена иоаннитов, а Литта назначен послом Ордена в Петербурге. Далее Большой Совет примет решение об учреждении второго (православного!) Великого приорства российского.

"О, этот 1798 год! Театр абсурда! Нужно, необходимо было мгновенно принимать ответственные решения! И я же "держал нос по ветру!" - думал барон, раскуривая трубку, набитую дешевым вонючим табаком.

"Но ветер удачи изменил мне!" - он глубоко затянулся несколько раз и облака дыма повисли под низким потолком, символизируя собой туманность ситуации 1798, особенно его "среднегодовья".

Литта в письмах Гомпешу отзывается о Павле с удовлетворением. Русским послом на Мальте назначен О`Харра. Через него барон неоднократно обращался к Павлу за помощью, финансовой, да и военной. Однажды в странном для него эмоциональном порыве Гомпеш достал из кармана золотой мальтийский крест, усыпанный бриллиантами и вручил О`Харре. В присутствии членов Совета Большого Креста! Это же признание за О`Харрой статуса "рыцаря по праву". И такой же крест дается графу Литте.

Не только во Франции, но и по всей Европе исчезают приорства Ордена. И "побрели" многие рыцари в Россию. И не просто странствовать отправились, а стали упорно просить Павла принять титул великого магистра. 15 августа 1798 г. в Петербурге состоялся капитул Великого приорства российского, на котором его, Гомпеша, заочно (он уже почти месяц "отсиживался" в Триесте), сняли с должности великого магистра и выбрали новым 72-м великим магистром Ордена госпитальеров российского императора Павла I! Но, несмотря на то, что 27 октября I798 г. это решение было ратифицировано Орденом, Павел ждал окончательного официального решения Папы. Но тот был во французском плену и лишь написал в письме Литте о поддержке Павла.

В то же время европейские лидеры ждут от барона его официальной реакции на агрессию Наполеона. Он еще юридически великий магистр. Но он четко высказал свое осуждение Бонапарта лишь 12 октября 1798 года. Гомпеш был уверен, что "игра" не окончена. И все-таки 6 июля 1799 (чрез год!) под давлением императора Франца II он "добровольно" отречется от звания великого магистра. Ведь иначе ему грозило лишение австрийского подданства!

"Все зыбко, все может поменяться! Я могу все еще вернуть", - тогда подумал барон.

Между тем в ноябре 1798 г. Павел I принимает звание великого магистра. Ватикан был возмущен, но решения и указы Павла не отменял. Тем более что Павел, став великим магистром, оплатил долги Ордена и оказывал большую и разностороннюю помощь рыцарям. И звон монет как всегда приглушал возмущенные восклицания чересчур ревностных рыцарей и других догматичных католиков: "Павел - православный, ранее не был даже членом Ордена, женат, не давал обетов нестяжательства, благочестия и послушания".

От табачного дыма ело глаза, и барон сел у маленького оконца, чуть приоткрыв его. И все вспоминал и анализировал события последних лет. Ум его до конца дней был проницательным и память великолепной. Он один из немногих понял весь замысел Павла в отношении Ордена: тот хотел "наднационального и межконфессионального" сплочения европейской аристократии против влияния (весьма зловредного и крайне опасного!) Французской революции! Это конечно и умно, и благородно, но такие глобальные дон-кихотские идеи всегда чреваты неожиданными и самыми серьезными поворотами. Да еще в России, где над головой монарха всегда "висит петля".

Да и Наполеон ведь тоже оправдывал свои действия в отношении Ордена якобы тем, что тот хочет "отдаться" православной России, разыгрывал в глазах Европы карту защитника католической веры.

"Я никогда не доверял этому "прагматичному цинику" Бонапарту, но и русским тем более", - барон встал со стула и направился к прикроватному столику, чтобы набить еще одну трубку.

Орден был унижен и обессилен, и играть в благородство поздно и глупо. И как показали дальнейшие события, он ведь во многом оказался прав!

От великого до смешного один шаг... В России 1799 г. все началось по-русски: "семейные" командорства, по селениям стали появляться "рыцари". Вокруг Павла интрига за интригой. Сам он в вечном эмоционально-мистическом напряжении, меняет решения, сумасбродствует. 17 марта 1800 г. губернатор Петербурга граф Пален (протестант!) объявил Литте волю императора: он лишается звания лейтенанта великого магистра и отправляется в ссылку в имение своей жены.

Гомпеш вспомнил время своего пребывания в Триесте. Он тогда остановился в загородном доме А. Псаро. И даже общался с О`Харрой до тех пор пока Павел I не высказался с сердитым отзывом относительно поведения барона.

У него разболелась голова. Нужно приять сердечные и успокоительные капли и лечь в кровать. Во дворе уже кричали петухи, моросил дождь. Странный, нудный дождик для мая. Он, не успев прилечь, снова встал, чтобы закрыть окно. На обратном пути к кровати по привычке отметил на календаре дату: 12 мая 1805 года.

Уже более четырех лет он живет во Франции и из них почти два года в Монпелье, в небольшом крестьянском доме, в изгнании и бедности. Больной и измученный человек. Что произошло, где он просчитался? Он вновь сосредоточил мысли на характерах Наполеона и Павла I.

Оба склонны к мистицизму. Для него эта их черта была главной тогда, в 1801, когда он задумал разделить Укладку... Ах, ошибка, ошибка!

Бонапарт, став императором, уже не стеснялся своей атеистической политики, сажает священников, закрывает церкви. А этот чудак Павел? Заявил однажды, что он католик сердцем. Как и его кумир - Фридрих, хотел соединить мораль и политику! А ведь убили его отца, Петра III, потом и его, Павла. Имена-то какие: апостольские! Ты, бедный, бедный барон Гомпеш, бывший великий магистр, оказался плохим политиком и плохим рыцарем! Ведь были знаки! Ты "купился" на то, что Павел в конце 1800 года начал сближаться с Наполеоном. И ты написал тогда, 25 декабря, в католическое Рождество, это секретное злосчастное письмо Бонапарту...

Он вдруг вспомнил один случай, который произошел с ним там, в Триесте в начале октября 1800 г. Как-то утром, гуляя по городу, он оказался перед православным храмом. Он в очередной раз (который уже!) мучительно размышлял о том, как ему следует поступить со второй частью Пергамента и Укладки. Дать окончательный приказ Италийскому отдать эту вторую часть в руки Павла (Она у Италийского сейчас)?

Просто хранить их у себя в тайнике и ждать не разумно. "Богу - богово, кесарю - кесарево". Последние его козыри и он не хочет сглупить и "сбросить" их "задешево".

Он полагал: "Корпус Укладки переправить в Россию. Вместе со спрятанной в Сиракузах первой половиной Пергамента - это будет для Божьего Провидения, так как об этом корпусе он не скажет правды. Золотая старинная вещь, подарок императрице Марие Федоровне..."

Гомпеш не решался войти в храм. Ему, католику, трудно перешагнуть порог... Мысль перескочила на прискорбный для великого магистра католического Ордена факт, что его родной брат, живший в Вене, принял протестантизм и собирается стать служителем в лютеранской церкви.

Барон обошел храм. Задняя дверь со стороны алтарной части была приоткрыта.

"Да, да, именно Марие Федоровне! Хотя слухи, что она переживает, что среди множества ее талантов, у нее отсутствует голос, а футляр вполне сойдет за укладку для яиц. Далее кесарю... Павлу нужно неофициально, но секретно, с оказией окончательно передать вторую часть пергамента, сопроводив письмом. Лично в руки передать! Остался главный кесарь... главный козырь - Наполеон. У него нужно испросить личной аудиенции и передать "камушки" из Укладки! Но в обмен! Пусть вернет, что отнял... Хотя бы титул великого магистра. Это все нужно тщательно обдумать... Ах, да, секретный конверт от ля Валетта пусть лежит пока у меня в архиве Ордена..."

Гомпеш заглянул вовнутрь храма. И опрянул, чуть не упав навзничь от увиденного! Прямо перед ним спиной к двери стоял человек в черном одеянии до пола, ростом более двух метров, с невероятно широкими прямыми плечами и длинными чуть волнистыми черными волосами до плеч. Теперь он знает его имя: мессир. "Черный монах" обернулся, посмотрел на барона внимательно и строго, произнес лишь одну фразу:

Дальше