- Ничего не нужно разделять, оставь все в пещере, барон Гомпеш.
И исчез, растворился.
"Нет, нет, - подумал тогда Гомпеш, - это какой-то священник, он просто высоко стоит на ступенях алтаря в типичном облачении".
Однако Черный человек стал являться к нему во снах, тяжелых видениях. Он сажал ему на голову страшную огромную сову, та очень больно сжимала когтями лоб и капли крови, соединяясь в струйку, оставляли на мокрой подушке след и утром барон мог прочесть: "Иуда!"
"Нужно вставать, нужно наловить рыбы", - думал Гомпеш ранним утром 12 мая 1805 года. Но тяжелые, будто ватные ноги не слушались. И мысли путались.
Австрийский император "нажимал" на барона, чтобы тот передал Павлу реликвии Ордена и Дж. Литта выполнил эту миссию. А среди них и футляр для Укладки... Все положили на хранение в Гатчинской дворцовой церкви. Этот футляр Гомпеш не включил в опись. "Личный подарок императрице", - написал он своей рукой в сопроводительном письме.
Барон продолжал общаться с камермейстерами, архиепископами, кардиналами. Изредка он выезжал из Триеста в Венецию, Рим, Неаполь. У него много агентов. Он имеет сведения о секретных конвенциях, статьях договоров, указов. Некоторые преданные ему рыцари готовы выполнить любые самые рискованные поручения экс-магистра.
Барон вспомнил о после России в Неаполитанском королевстве графе Андрее Италийском. "Лиса"! Он несколько раз появлялся на Мальте. Официально он вел по указанию Павла переговоры о том, чтобы разделить Мальту между Россией, Неаполем и Англией. Сем же он намерен стать губернатором Мальты. А пока останавливается в доме теперешнего губернатора Александра Болла. И вот представился случай, которым Гомпеш решил непременно воспользоваться. Италийский на английском бриге должен был отправиться на Сицилию, в Мессину, где в это время находилась эскадра Ушакова. И барон через одного из верных ему рыцарей передает в руки Италийского вторую половину Пергамента, оставив первую в катакомбах Сиракуз. В записке графу он указывает, что вверяет ему секретнейший документ огромной сакральной силы и просит по его дополнительному распоряжению передать этот документ лично в руки императора Павла.
"Почему, почему Италийский не дал отчета о своих действиях? Что случилось?" - думал барон. Да, на сцене театра политического абсурда того времени все очень быстро менялось. В ночь с II на 12 марта 1801 г. Павел был убит! "Своими"! В том же 1801 Папа Римский и католическая церковь во всеуслышание поддерживает Наполеона! Странный ход, сложная и запутанная интрига между всеми!
Барон начинает искать возможность сблизиться с Наполеоном. Наконец он был принят в Париже. Визит был обставлен как официальный, и ничего не предвещало того унижения и позора, что выпал на долю Гомпеша. Наполеон выслушал сбивчивый доклад бывшего великого магистра, покрутил в руках камушки из Укладки и вдруг, вскочив и бросая на барона колючие взгляды, проговорил: "Я отправляю вас, барон, на юг моей страны. Поживите, погостите во Франции. А когда я пойму, что эти "камушки" способны делать... Или лучше вы сами вспомните и более внятно и убедительно объясните мне... Тогда... может быть... Снова встретимся ... Прощайте..."
Он очень часто вспоминал эти слова Наполеона. И не мог без комка в горле и сдавленного дыхания думать о них. И слезы, даже слезы бежали по щекам. Он был глубоко обижен! И хотя понимал, что не был откровенен с Наполеоном, гневно ругался: "Кот в сапогах! Выскочка!"
"Котом в сапогах" супруга называла Жозефина, и эта кличка очень нравилась Гомпешу. Он взял удочки, надел длинный плащ, сапоги, шляпу и вышел из дома. Уже подходя к краю берега, довольно крутому, уже поставив ногу на ступеньку каменистой из крупной гальки лестницы, он вспомнил, что забыл ведерко и, огорчившись, резко повернулся назад. В тот же миг нога соскользнула с мокрого от дождя камня, барон кубарем слетел вниз и, ударившись крепко головой и потеряв сознание, остался лежать на чужом пустынном берегу, у самой кромки воды.
-26-
"Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!"
Эта цитата из "Мастера и Маргариты" была андреевым девизом. И он никогда и ничего не просил. И они ничего не предлагали и не давали. Но такой паритет во взаимоотношениях с теми, кто сильнее, устраивал Андрея Петровича.
За время пути на пароме до Мальты им удалось восполнить часы сна, скраденные короткой ночью. Легкая морская качка прекрасно убаюкивала. Вера Яновна очнулась ото сна бодрой, и на протяжении всего дальнейшего пути до Стамбула строила радужные планы в отношении своей жизни и жизни Андрея. Но то, как вдохновенно она заглядывала ему в глаза, ища поддержки, слегка раздражало мужчину. Особенно в тех эпизодах, где "стол воображения" накрывался "дарами Волхвов" от Деева.
Тон Верочки сначала был мечтательным, затем уже немножко настойчивым, она все активнее употребляла знак "плюс" между их именами. Однако в намерениях Андрея не было определенности после знака "равно". Он просто не мог и не хотел об этом думать сейчас.
- Почему ты ничего не говоришь, никак не реагируешь на мои высказывания, Андрей? - обиженно проворчала женщина.
- Я уже пару лет мечтаю ограничить до минимума свои отношения со временем и пространством. Точнее, пожалуй, ограничить всяческие официальные, деловые отношения с начальниками любого рода и ранга. А построение планов обвяжет меня нитями-путами, да и столкнет нечаянно в бездну времени и пространства. Поэтому буду и далее придерживаться: "Не верь!", "Не бойся!", "Не проси!"
- Если вернешься к себе... неужели лекции будешь читать далее изо дня в день? Это не путы?
- Возможно. Одну-две лекции в неделю. Это нормально для хорошего, интересного спецкурса. Или двух-трех дипломников лучше возьму... А пока вот поживу недельку-другую в усадьбе, мне ваша компания очень нравится: ты, пани Мария... все. Если будет случай снова окунуться с головой в приключения как на Мальте и Сицилии, да еще такие, - он не смог подобрать "какие", поэтому поднял большой палец, - только позови! Примчусь!
- Что ж... Будешь фельдмаршалом в запасе. И иногда поручиком для особых поручений. Гвардии поручиком, - очень грустно пошутила Вера.
- Вот это с удовольствием! Я еще клады люблю и умею искать. Парочку ведь вот нашел.
- Один. Пергамент, - улыбнулась Вера.
- Другой - ты! - Андрей нежно поцеловал подругу.
- Я снова любовница. Как свежая лошадь на старинных почтовых станциях.
- Ну зачем ты так. Любовница - хорошее слово.
- Одолженная у Любви? - она губами поцеловала бабочку.
- За высокую цену! Нежная моя Королева, ты ведь прекрасно понимаешь: если хочешь оставить бабочку легко порхающей - не трогай ее крыльев.
- А может, ты просто боишься стартовать на длинную дистанцию? - вновь нахмурилась молодая женщина.
- И это тоже. У меня не такое легкое дыхание, как у тебя, - спокойно ответил мужчина.
Они устроились в уютном уголочке в ожидании рейса до Санкт - Петербурга.
Вера Яновна пробормотала:
- Ожидать придется почти три часа. - И после паузы. - Ты извини меня, Андрей, за бабскую болтовню о... планах. Я не буду тебе сейчас досаждать.
- Ты не досаждала. Диванчик мягкий, я, пожалуй, поразмышляю чуток. Этак вяленько, - сказал Андрей Петрович.
- Хорошо. Я пойду в Duty Free.
- Удачи! - напутствовал мужчина.
Верочка "прошоппинговала" по залам огромного пространства "свободной торговли" около двух часов и вернулась расслабленная и довольная. Чуть взмокшие корни волос у висков и капельки пота над верхней губой и за крыльями носа свидетельствовали, что процесс был настолько увлекательным, что не давал возможности приостановиться.
- Ты опять дремал? - она жадно пила воду из пластиковой бутылки.
- А ты очень хозяйственная, - сыронизировал Андрей, указывая на три больших фирменных пакета.
- К сожалению, нет. Такие вот "приступы" бывают очень редко в моей обычной жизни.
- И чего там вкусненького? - он шаловливо просунул ладошку в одну из сумок.
- Именно там, куда ты столь простодушно сунул свой нос, - восточные сладости, набор специальных чаев (и успокоительных, и бодрящих), бутылка ликера на травах. Приедем домой и устроим пир.
"Домой?!" - опять тревожным эхом отозвалось в душе мужчины. - "Хорошо, что не к нам домой"
- А в остальных двух?
- Секрет. Кое-что сразу покажу дома, другое - позже, - она поцеловала горячими губами Андрееву щеку.
А в остальных двух сумках были: халат и тапки для Андрея, наряд для восточных танцев. Вера занималась ими в университете, имела призы на студенческих веснах.
- Сон был интересный, - задумчиво произнес мужчина.
- Расскажи, - Верочка устроилась на диване, и пока Андрей Петрович рассказывал свой сон, жадно "уплетала" купленные сладости.
- Ночь. Огромная луна. На высоком холме среди черно леса дом. В окнах яркий свет. Проливной дождь. От дома вниз к озеру сбегает широкая длинная лестница. Поток воды буквально водопадом стремительно стекает по лестнице к озеру. Ветви близлежащих ив свисают над ступенями. Двое, мужчина и женщина, поднимаются по скользким ступеням, оступаются, хватаются за ветви, падают. Внизу в озере из тумана "вырастает" город, похоже, византийский. Порыв ветра распахнул створки окна в доме. Вот разбилась ваза, вот ветер разметал стопку бумаги на столе. Длинные белые шторы вылетают из окна наружу...
- Подожди! - вскрикнула Вера, - эти шторы несет к падающим путникам огромная сова. Они хватаются за них. И... они в доме. Ветер мгновенно стих, ливень прекратился. Листки бумаги тихо плывут по лестнице к озеру.
- И туман рассеялся. Исчез город.
- И запела птичка-невеличка.
- Поразительно! Все точно! Опять совпадения, - воскликнул Андрей.
- Я скажу больше: это проникновения! Что-то твое сокровенное вошло в меня. В плоть и душу. С этими ранами...
- Подожди. Какими ранами? Ты про царапины? - удивился мужчина.
-Ну вот, ты ничего не замечаешь по утрам... Я позже тебе кое-что скажу и... покажу... А сова и птичка-невеличка мне не приснились... Я только минуту назад... Увидела твой сон!
Когда они вошли в салон самолета, Вера Яновна попросила:
- Пожалуйста, Андрей, позволь мне сесть с краю, у прохода. Я, кажется, переела сладкого. Мутит.
- Пожалуйста, конечно, - ответил мужчина и сел на среднее место в ряду.
У окошка оказалась молодая турчанка, лет двадцати, одетая по-европейски. Через некоторое время после взлета соседки Андрея начали дремать, положив руки на подлокотники. Он невольно обратил внимание на обнаженные до плеч руки восточной красавицы. Кожа была белая, мраморная, с мелкими темными точками у корней черных волосков.
"Красиво. Привлекательно", - подумал Андрей и, повернув голову, посмотрел на загорелые со светлым пушком руки Верочки.
"Красиво. Привлекательно. Если вертеть головой, можно заметить и увлечься многим", - иронично-философски умозаключил Андрей Петрович.
Верочка открыла глаза, желудок больше не беспокоил. Она взяла руку Андрея и положила себе на бедро. Хоть и следовало перед посадкой пристегнуть ремень безопасности, в голове у молодой женщины отстегнулся "карабин сдержанности".
Когда они направились к стойке заказа такси, Андрей спросил:
- Поскольку я впервые еду к женщине домой на ночь, я должен спросить...
Вера поняла его и быстро ответила:
- Я совершенно свободна. Последний мой "бой-френд" вернул мне ключи два месяца назад. К счастью, - крылья носа чуть задрожали.
- Почему к счастью?
- Я бы сейчас мучилась от раздвоения... Как Гомпеш, - рассмеялась она.
Андрей заметил, что в глазах её не сверкали обычные огонечки, в них отображались стальной цвет невской воды и петербургского неба.
Такси двигалось по Невскому проспекту.
- Остановитесь у "Севера", пожалуйста, - попросила шофера Вера Яновна. - Я хочу купить пирожное "Белые ночи", - это уже Андрею.
- У тебя куча восточных сладостей! - удивился мужчина.
- Это я оставлю тебе. Ты же любишь восточных женщин с матовой или глянцевой мраморной кожей?!
"Вот это да!" - подумал Андрей Петрович - "Ведь вроде спала..."
Они уже ехали по Смольной набережной. Темнело. Серо-оранжевые тучи все сгущались, чернели, предвещая грозу.
Друзья поднялись в квартиру Веры на семнадцатом этаже. Пока они ехали в лифте переглядывались как старшеклассники.
- Покажи, что обещала, - с порога заявил мужчина.
- Что я обещала? - смутилась женщина.
- Смольный монастырь.
- Ох, Господи! Я уже подумала... Вот, иди сюда.
Они подошли к окну. Небо совершенно почернело, вдали уже сверкали молнии. Через миг небо с землей соединилось завесой ливня. Нити струй в этой завесе выделяли десяток оттенков серого. Лучи прожекторов мягко и выразительно "обнимали" монастырь. Купола башен четырех церквей по углам архитектурного ансамбля были на уровне глаз Веры и Андрея.
Верочка горячим взволнованным шепотом прочла:
- Это небо в порезах тревоги,
Как глаза человека, что близко.
Я хочу рассмотреть у дороги
Красных маков, как шрамов, полоски.
- Что это? Твои стихи? - спросил мужчина.
- Да, сейчас на ум пришли. Подражание Вознесенскому. А посвящаю тебе!
И в этот момент оба широко открытыми глазами удивленно стали наблюдать, как над куполами центрального Собора проклюнулось и быстро разрослось большое, чистое и светлое пятно! А вокруг гроза!
Мужчина и женщина в одном порыве сцепили пальцы рук друг друга.
- Удивительно! И здесь чудеса. Хороший знак! - Андрей вспомнил светлое пятно в катакомбах.
- Повенчаны! - еле слышно выдавила из себя Верочка.
- Что? Я не расслышал.
- Так.
- А почему у тебя не стеклопакеты? И в усадьбе тоже. Правда, в дорогих красивых рамах из красного дерева.
- А ты догадайся! - задорно ответила молодая женщина.
- Нравятся такие...
- А чем особенно? В какое время года?
- Да, точно - Андрей Петрович хлопнул себя по лбу - "рисует узоры мороз на оконном стекле..."
- Молодец! Ты посиди здесь, в гостиной, посмотри альбомы фотографий, а я пойду в кухню, приготовлю что-нибудь "на скорую руку". Позову.
Андрей сел в кресло в углу комнаты, включил торшер, огляделся. Во всю стену и до потолка книжный шкаф, два плетеных кресла, четыре стула и стол, тоже плетеные. Стол большой, круглый, по центру комнаты. Над ним - зеленый старинный абажур. По стенам развешаны картины. Похоже, что натуральные копии известных полотен в солидных рамах. Виды Праги и Вены. Известные виды, но стиль конца девятнадцатого века: длинные платья, котелки и шляпки, кареты вперемешку с первыми автомобилями.
Вот золотая улочка. Конечно, ведь Прага - европейская столица алхимии, замешанной на мистике. Кажется, что из этой вот двери выйдет сейчас Кафка. А этот мужчина явно фрондер. Он ждет писателя. Хочет высказать ему. Староместская площать, Карлов мост. А здесь общий вид города в темно-коричневых тонах. От множества шпилей готических соборов ощущение, будто колючие шипы на спине Левиафана торчат из морской пучины и упираются в лимонно-горчичное небо. Вена изображена другой. Праздник, венский блеск в имперском величии. От дам и кавалеров веет куртуазностью.
Художественная литература в шкафу стояла аккуратными рядами, а вот тома специальной литературы, папки и тетради, в бо?льшем количестве, чем художественная, были в том творческом беспорядке, который свидетельствовал, что хозяйка постоянно с ними работает. На полке торшера, под ним, на подоконнике лежали стопки газет и журналов: "Москва", "Нева", "Культура", "Литературка".