- Ты не виноват ни в чем, – уверенно произнес Хакён. – Никто не виноват. Твоя сестра сказала, что ты отказался от операции.
- Нажаловалась на меня? – хмыкнул Хонбин.
- Почему ты отказался?
- Я просто устал от них, от бессмысленных надежд. Знаешь, я когда пришел в себя в больнице и понял, что больше не могу видеть, мне стало спокойнее. Словно, если я не вижу, то ничего больше нет. Я не хотел ничего видеть, мне просто хотелось быстрее умереть. Боль была постоянной, я не мог ее терпеть, а обезболивающие усложняли ситуацию с глазами. Но потом я думал о Тэгуне… о том, как, должно быть, сложно ему, и терпел.
Хакён нервно сглотнул, не решаясь прервать Хонбина.
- Ему было хуже, еще больнее… и я до сих пор помню его глаза, когда… мне показалось, что он умер уже тогда, на том столе. А я продолжал жить, и сейчас продолжаю, все еще надеялся на то, что стану прежним, что зрение вернется и все наладится.
Голос Хонбина был очень тихим, словно он боялся своих же собственных слов, местами он вообще переходил на шепот.
- Нам всем было на что надеяться. И Воншику, и Санхёку, и Джехвану, и даже мне. У нас с Джехваном была надежда на операции, которая могла вернуть нам все, что было раньше. У вас же с Тэгуном ничего не осталось. Он жил пением, ты – танцами, и у вас не было никакого шанса на восстановление, – произнес Хонбин. – Мне стало стыдно за то, что я все еще надеялся стать нормальным.
- И кому станет легче, если ты сдашься? – сухо спросил Хакён. – Мне? Тэгуну? Черт возьми, ты должен использовать любую возможность, чтобы выкарабкаться!
Хакён поднялся и сел на матрасе, посмотрев в отрешенное лицо Хонбина.
- Даже если шансов мало, ты должен их использовать, должен жить дальше, понимаешь? – взорвался Хакён. – Да, у меня ничего не осталось. Ни группы, ни танцев, ни друзей… – голос предательски дрогнул. – Но даже я продолжаю жить. А ты сдаешься на полпути. Я понимаю, что тебе страшно, но ты думаешь, мне не страшно? Я каждый раз просыпаюсь в холодном потому, потому что каждый раз вижу вас в том ангаре, в клетках, подвешенных, как безжизненных кукол! Вижу, как Санхёк держит в руках свою девушку и беспомощно просит меня спасти ее. Вижу обреченность Воншика, когда ему пришлось отказаться от музыки ради родителей. Вижу безжизненность Джехвана, когда врачи сообщили ему диагноз. Я ничего не забыл, Хонбин. И это просто сводит меня с ума.
- Хакён…
- Нет, послушай, – перебил его Хакён. – Раз я продолжаю жить, то и вы обязаны! Слышишь, черт возьми, вы все обязаны жить!!!
Его начало трясти от нервов. Он хотел достучаться до Хонбина, хотел заставить его вернуться к жизни, но силы внезапно просто растворились и Хакён понял, что не может. Не может помочь остальным.
Хонбин соскользнул с кровати, подполз к нему и, ощупывая ладонями, дотянулся до шеи. Крепко обнял, прижавшись всем телом.
- Ты не должен сдаваться, – тихо прошептал Хакён и почувствовал легкий поцелуй на своих губах. Едва уловимое, теплое касание и по спине пробегает холодок.
Неправильно. Не нужно.
Надо все остановить, но сил нет. Хонбин не отстранился, он почти не дышал, осторожный, нежный, ласковый. Из его закрытых глаз по щекам скользили капельки слез, губы дрожали, превращая трепетный, нерешительный поцелуй в настоящее отчаяние, такое глубокое и бескрайнее, что становилось страшно. Хакён не отталкивал парня, чувствуя, что Хонбин держится за него, как за последнюю возможность спастись, чувствуя, как его пальцы с силой сжимают рукава рубашки. Но это все равно было неправильно. Чувствовать его губы, губы парня на своих губах, чувствовать всю эту невысказанную любовь и обожание, чувствовать вину за то, что эти чувства навсегда останутся без ответа.
- Не надо, – тихо попросил Хакён, боясь сделать лишнее движение, навредить, сделать еще хуже.
- Прости, – шумно выдохнул Хонбин, уткнувшись лбом в его плечо.
Хакён обнял парня, не зная, что еще сказать, как помочь. Он уложил его рядом, накрыв одеялом, как маленького ребенка. Хонбин тихо вздрагивал в беззвучных рыданиях. Он тонул в своих чувствах, Хакён видел это, но все, что он мог сейчас дать – это те крупицы собственного тепла, которые остались в нем самом. Хонбин прижался к нему, молча, в полной тишине и постепенно стал успокаиваться под усыпляющим похлопыванием Хакёна.
За окном светало. Хакёну нравилось смотреть на рассвет из окна своего дома – вид открывался потрясающий. Солнечные лучи пробивались сквозь туманную, морозную дымку, разгоняя унылый мрак над деревней. Они словно рассеивали тяжелые мысли в голове, обещая, что когда-нибудь и в жизни Хакёна наступит медленный, но прекрасный рассвет. Закутавшись в плед, Хакён забрался на стул возле окна и смотрел на горизонт. Горячий кофе в руках постепенно остывал, но сегодня холод не сильно доставал. Мысли то и дело возвращались к Хонбину, который спал в соседней комнате, а память подсовывала картинки прошлого, где они были счастливы, где смеялись на съемках, выкладывались на сцене, репетировали до седьмого пота в тренировочном зале, поддерживая друг друга, не позволяя упасть и сорваться. Когда-то раньше они были единым целом, они словно были одним организмом, который развалился на части. И эти части уже не могли помочь друг другу вновь подняться с колен, эти части были опустошенны и выжжены.
Хакён видел, что Хонбин, как и он сам, стал просто оболочкой, потерянной, израненной душой. Раны не затягивались, боль притупилась, принимая другую форму, она притаилась за пустотой и равнодушием.
Хакён услышал шум из спальни и быстро вскочил, сбросив одеяло и оставив кофе на поддоннике. Вбежав в соседнюю комнату, он увидел Хонбина, который дезориентированно пытался подняться с пола. Хакён подлетел к парню, помогая ему встать на ноги.
- Ты в порядке? – осторожно придерживая его за локоть, Хакён всматривался в напуганное лицо. – В чем дело?
Хонбин мертвой хваткой вцепился в его руку, смотря куда-то в точку перед собой. Его глаза становились красными, и это до чертиков пугало.
- Хонбин, эй! Что такое? Что-то болит? В больницу? – засуетился Хакён, не зная, куда бежать и за что хвататься.
- Нет-нет, – Хонбин ослабил хватку. – Я просто проснулся, думал, что дома… а потом не обнаружил графина с водой… и показалось, что я снова в той клетке…. Извини...
- Все в порядке, – произнес Хакён, усаживая Хонбина обратно на кровать. Парень шумно выдохнул, спрятал лицо в ладонях, успокаиваясь.
- Я нормально, – придя в себя, произнес Хонбин. – Просто всегда так, в незнакомой обстановке. Извини, что напугал. Глаза, наверное, выглядят отвратительно, – хмыкнул он. – Неприятно, да? Но не волнуйся, это сейчас пройдет.
- Все не так страшно, – попытался Хакён утешить его.
- Люди теперь не говорят, что я красивый, – с грустью улыбнулся Хонбин. – Они шарахаются от меня, будто я монстр.
Хонбин так старался выглядеть сильным, что от этого становилось только хуже на душе. Хакён накрыл своей ладонью стиснутые кулаки парня, не зная, как еще выразить то, что он рядом. Хонбин нерешительно положил голову ему на плечо.
- Прости. Тебе и самому тяжело, а тут еще я…
- Будешь кофе? – спросил Хакён, не желая больше говорить о проблемах. Разговоры тут точно не помогут.
- Да.
Хакён осторожно довел парня до кухни, усадил на свое место у окна.
- Не холодно? Накинь плед, тут с утра немного морозно, – посоветовал он.
- Да. У тебя прохладно. А еще тесно. Дом очень маленький.
- Не жалуйся, это все-таки мой дом, – шутливо бросил Хакён. – У меня нечего есть, так что придется довольствоваться только кофе.
- На диете сидишь? – улыбнулся Хонбин, принимая чашку горячего напитка.
- Осторожно, не пролей.
- Да, мамочка.
Хакён улыбнулся, вспомнив, как раньше Хонбин и остальные ребята также ворчливо принимали наставления лидера. Кажется, Хонбин тоже предался воспоминаниям, потому что неожиданно замолчал, а улыбка погрустнела.
- Ты скучаешь по ним? – тихо спросил Хонбин. Хакён понял, что парень имел в виду остальных мемберов.
- М.
- Я тоже. Мне часто не хватало всех вас, – произнес Хонбин. – Знаешь, у меня был период, когда я … расклеился совсем. Никак не мог взять себя руки, из одной истерики в другую. Родители тогда настрадались из-за меня, а я ничего не мог сделать. Меня тогда Джиён спасла. Она натянула на меня наушники и включила наш диск. Было так приятно услышать ваши голоса.
- Мог тогда на звонки мои отвечать, – напомнил Хакён.
- Прости, – неловко произнес Хонбин. – Я знаю, что ты звонил, но не мог ответить. Я в первые месяцы после операции не совсем в адекватном состоянии был.
- Ясно.
- Машина подъехала? – спросил Хонбин. Хакён взглянул в окно – и правда, к воротам подъехал черный автомобиль Джиён.
- Да. Сестра твоя.
- Испугалась, наверное, за меня, – улыбнулся Хонбин. – Она боится надолго оставлять меня одного, но тебе доверилась.
В дверь постучали. Хакён впустил гостью. Джиён неловко замялась на пороге, виновато смотря на хозяина дома.
- Проходите, – впустил Хакён гостью.
Джиён прошла вперед, обнаружив брата за столом. Хонбин повернул голову в ее сторону, но смотрел левее.
- Воспользовалась моей беспомощностью, нуна? – сурово бросил Хонбин. – Как ты вообще додумалась оставить меня?
- Прости, братец. Ты сам не оставил мне выбора, – виновато произнесла девушка. – Но я приехала за тобой.
- Выпьете кофе? – предложил Хакён.
- Нет, спасибо. Мы поедем. Я забронировала билеты на самолет, – произнесла Джиён, внимательно следя за реакцией брата. Хакён тоже посмотрел на Хонбина. Речь шла о новой операции, и Хакён порадовался тому, что Хонбин не стал возражать. Джиён тоже радостно засияла.
- Подожди меня в машине, – попросил Хонбин.
- Да, хорошо. До свидания, Хакён. И спасибо. За всё, – попрощалась девушка. Хакён вежливо кивнул, попрощался, проводив гостью взглядом.
- Я рад, что ты решился, – произнес Хакён, когда они остались с Хонбином одни.
- Я не уверен. Если, – Хонбин запнулся, но через мгновение продолжил. – Я могу к тебе приехать потом? Мы ведь все еще друзья, да? – нерешительно спросил он, сцепив пальцы в замок.
- Да. Я горжусь тобой, – улыбнулся Хакён. – Ты все правильно решил.
Хонбин улыбнулся и тут же помрачнел:
- А если операция пройдет неудачно? Тебе нужен будет слепой друг?
Хакён отвесил ему несильный подзатыльник.
- Я побью тебя, если подобные мысли снова придут в твою дурную голову.
Хонбин снова улыбнулся, расслабился.
- Не пожалеешь инвалида?
- Нет, – категорично отозвался Хакён. – Жалеть не буду.
Хонбин поднялся.
- Мне пора.
- Удачи, – Хакён обнял парня. – Не бойся и не справляйся с этим в одиночку, звони мне, хорошо?
- Да, – кивнул Хонбин. – Спасибо.
- Вали уже, – шутливо бросил Хакён.
Расставание получилось не таким болезненным, как предполагалось. Оно словно было наполнено ожиданием новой встречи. Хакён, помогая другу сесть в машину, радовался изменениям. Хонбин словно немного оживился, воспрянул духом. И это приносило, пусть и легкое, но облегчение. Хакён еще раз пожелал удачи, счастливой дороги, в последний раз сжал пальцы Хонбина. Ему казалось, что тактильные контакты для парня сейчас нужнее всего в его вечной темноте. Хонбин крепко, с благодарностью сжимал его руку, улыбаясь в пустоту. Джиён не торопила их, но когда прощание стало затягиваться, она напомнила о самолете.
Попрощавшись, Хакён закрыл дверцу машины, махнул Джиён и еще долго смотрел им вслед, когда они отъехали от дома.
====== Старый друг. ======
Погода ухудшалась, ближе к вечеру северный ветер усилился, грозя обрушить на деревню ледяной дождь. В такие моменты посетителей в лапшишной было немного, отчего и работы у Хакёна было в разы меньше. На очередную подработку Хакён устроился неделю назад, старик Ким попросил помочь своему брату с лапшишной, а отказываться не было смысла.
- Ён, к тебе пришли, – залетела на кухню девчушка одиннадцати лет.
- Кто? – удивился Хакён.
- Не знаю, но такой красавчик, – смущенно улыбнулась девчонка и быстро выскочила за дверь.
Хакён поставил последнюю тарелку в стопку и, вытерев руки о фартук, вышел из подсобных помещений. В зале народу было немного, но своего гостя Хакён узнал издалека. Вокруг парня уже столпились женщины, охая и ахая, не верят своему счастью. Реук вежливо всем улыбался, давал автографы и фотографировался, ничем не показывая недовольства. «SuJu» знали даже в такой провинциальной деревне.
- Хакён! – радостно воскликнул Реук, выбравшись из плотного кольца престарелых поклонниц.
Хакён встретил его крепкими объятиями. Он был так рад увидеть друга, что едва не разревелся. Реук уже не появлялся у него три месяца. Очередной гастрольный тур «Super Junior» по Азии забрал у Хакёна единственного друга, который, несмотря ни на что, оставался верной опорой и поддержкой.
- Ты совсем скоро в скелет превратишься, – пожурил Реук с улыбкой, оглядывая его с ног до головы. По сравнению с красивым парнем в дорогой и стильной одежде Хакён почувствовал себя жалко. Бесформенный серый свитер и черный фартук делали ситуацию еще хуже.
- Тебе кажется, – отмахнулся Хакён. – Ты надолго?
- К ночи мне нужно уже быть в Сеуле, – признался Реук. – Угостишь своим фирменным блюдом? – бросив взгляд в сторону настенного меню, весело спросил парень.
- Давай лучше на улицу выйдем, – предложил Хакён, чувствуя, как весь кадровый состав лапшишной и дамочки-домохозяйки сейчас смотрят в их сторону. – Джо, вынеси нам на веранду соджу, хорошо?
- Конечно, хён.
Хакён провел друга на веранду, где тоже располагались столики. Это место обычно занимали рыбаки, которые заходили пропустить по стаканчику после работы, но сейчас вся веранда пустовала.
- Как провели тур? Давно приехал? – сев за столик, спросил Хакён.
- Сегодня утром прилетели из Токио. Ты извини, что нечасто звонил за эти три месяца. Времени вообще не было. Гоняли нас из страны в страну, репетиции – выступления – перелет и все сначала. Представляешь, мы засыпали даже в перерывах между номерами, – устало улыбнулся Реук.
Хакён засмеялся.
- Стареешь, хён. А как дела на радио?
- Раз в неделю я исправно мотался в Сеул. Выматывает это жутко. Вообще сейчас сложнее согласовать расписание со всеми участниками сразу, – пожаловался Реук.
Официант принес им две бутылки соджи, стаканчики и две тарелки горячей лапши.
- А я и не знал, что ты сюда устроился, – пододвигая к себе тарелку, Реук сразу принялся за еду. – Я к тебе домой поехал. Там закрыто, а соседка твоя сказала, что ты в лапшишной работаешь. Еле добрался.
- Надо было позвонить мне. Я бы встретил тебя.
- Хотел сделать сюрприз, – лучезарно улыбнулся певец.
- Я рад, что ты приехал, – улыбнулся Хакён в ответ. Только сейчас он понимал, насколько же ему не хватало друга все это время.
- Ты с каждым разом становишься все молчаливее и молчаливее, – заметил Реук, отрываясь от своей лапши. – Рассказывай. Как ты? Чем занимаешься?
- Нечего рассказывать. Это раньше жизнь бурлила, а сейчас все спокойно. Рыбачу со стариком, теперь вот подрабатываю здесь, – пожал Хакён плечами.
- Она бы и дальше продолжала бурлить, если бы ты не сбежал и не спрятался в этой дыре, – с упреком произнес Реук.
- Только не начинай сначала, – застонал Хакён. – Выпьешь?
- Нет. Я за рулем. Мне еще в Сеул возвращаться. Вот смотрю я на тебя и думаю, неужели таким же стану когда-нибудь. Слава уйдет, люди забудут, талант потускнеет.
- Все не так плохо, – хмыкнул Хакён. Ему хотелось добавить « все еще хуже», но не стал пугать друга. – Много свободного времени, свежий воздух, есть время для себя.
- То-то я смотрю, ты цветешь и пахнешь. Сам на себя не похож, – прямо заявил Реук. – От тебя вообще уже ничего скоро не останется, – угрюмо закончил он. – Тебе надо развлечься немного. Хочешь, в клуб с тобой сходим? Можем в Сеул смотаться.