Вскоре после Фриды у Троцкого было еще одно недолгое любовное приключение, с еще одной молодой женщиной, имя которой история не сохранила. Тем временем, едва только высадившись на французский берег, Кало получила известие, что между ее мужем и Троцким произошел разрыв. Это ее не очень удивило, так как в предыдущие месяцы между художником и политиком наметилось охлаждение, связанное, вопреки возможным предположениям, не с любовным треугольником, а с соображениями политического престижа. Дело в том, что Троцкий, взявший обязательство перед президентом Карденасом не вмешиваться во внутренние дела Мексики, в 1937–1938 гг. публиковал несколько своих статей с оценкой мексиканских событий за подписью Диего Риверы — разумеется, с согласия последнего. Троцкий даже написал обширный текст приветствия, которое Ривера от своего имени направил затем учредительной конференции 4-го Интернационала. Обращение носило название «Революционное искусство и 4-й Интернационал». Оно провозглашало в ярких и сочных красках, на которые Ривера был способен в своих фресках, но отнюдь не в текстах, задачи революционного искусства и место художника, в частности самого Диего, в социальных сражениях за завоевание власти. «Кисть никогда не служила мне игрушкой для собственной забавы или для забавы имущих классов. Я всегда стремился по мере сил давать в красках выражение страданиям, надеждам и борьбе трудящихся масс, ибо под этим углом зрения я подхожу к жизни, а следовательно, и к искусству, которое является ее неотъемлемой частью», — провозглашал Троцкий от имени Диего Риверы. Далее шли обширные рассуждения по поводу безвыходного кризиса капитализма, означавшего кризис всей мировой культуры, по поводу того, что спасение культуры — только в обновлении общества. 4-й Интернационал не может «руководить» искусством, которое имеет свои внутренние законы даже тогда, когда оно «сознательно служит общественному движению». Поэтому «Ривера» выражал надежду, что вокруг нового Интернационала объединятся не только передовые рабочие, но и представители творческой интеллигенции.
Своего рода подготовкой к этому документу были дискуссии Троцкого, Риверы и приехавшего в апреле 1938 г. в Мексику видного французского писателя-сюрреалиста Андре Бретона, который недолгое время поддерживал троцкистов. Бретон прибыл вместе с женой Жаклин, также участвовавшей в беседах. Собеседники решили написать совместный манифест о задачах революционного искусства, который был бы открыт для подписей других деятелей культуры. Договорились, что черновик напишет Бретон, однако вскоре выяснилось, что этот талантливый прозаик и поэт в политической публицистике был не силен. Сначала Троцкий испестрил его текст своими исправлениями, а затем в июле того же года просто выбросил черновик Бретона и написал новый документ.
Новый текст был назван «За свободное революционное искусство!». В нем содержался призыв к созданию независимых ассоциаций революционных писателей, художников и других деятелей искусства, которые объединились бы затем в такую же независимую федерацию. Некоторые пассажи звучали неординарно и даже парадоксально для Троцкого: «Если для развития материальных производительных сил революция вынуждена учредить социалистический режим централизованного плана, то для умственного творчества она должна с самого начала установить и обеспечить анархический режим индивидуальной свободы. Никакой власти, никакого принуждения, ни малейших следов командования!» Были ли эти и другие подобные высказывания выражением искреннего поворота Троцкого к плюрализму — хотя бы в области творчества, искусства и культуры, — или же они являлись только тактическим ходом, продиктованным необходимостью общения с выдающимися творцами, которых необходимо было удержать в своем лагере, сказать сложно. Мировоззрение Троцкого, его политические и организационные концепции скорее указывают на второе.
Манифест был опубликован за подписями Бретона и Риверы во многих печатных органах на английском, французском, немецком и других языках. Имя Троцкого не упоминалось. Через некоторое время в печати были опубликованы ответы Риверы на вопросы представителя агентства «Юнайтед Пресс» по поводу предстоявшего латиноамериканского рабочего конгресса. Интервью в основном было направлено против известного профсоюзного деятеля, отъявленного сталиниста Ломбардо Толедано. Стиль Троцкого легко узнавался. Постепенно ничего не смысливший в политике Диего стал считать себя экспертом в этой области и, возможно даже, как натура художественная и весьма эмоциональная, сам поверил в собственное авторство тех текстов, которые появлялись от его имени, хотя и были написаны Троцким. Во всяком случае, Фрида тоже уверовала в публицистические способности своего мужа. В одном из ее писем 1938 г. она указывала, что Диего «пишет статьи для газет, которые вызывают большой шум» и в этих статьях «защищает 4-й Интернационал изо всех сил… потому что в нем Троцкий».
Время от времени Ривера делал всякого рода скандальные заявления, которые под крупными заголовками появлялись в мексиканской печати, компрометировали и самого автора заявлений, и Троцкого, давали пищу для злобной кампании официальной компартии, выискивавшей поводы для ответов. Особенно неприемлемой для Троцкого было изменение позиции Риверы в отношении президента Карденаса, которого Диего стал резко критиковать, обещая поддержать на очередных выборах другого кандидата.
Обстановка в доме в этот период вообще была нервозной. Хей-женоорт вспоминал, что с согласия Троцкого он вызвал в Мехико свою жену Габи, с тем чтобы она оказывала помощь по хозяйству, хотя Габи не была в буквальном смысле «домохозяйкой», а во Франции участвовала в группе Молинье. Вскоре после ее приезда произошла бытовая кухонная склока. Наталья, не знавшая испанского языка, резкими жестами сделала замечание мексиканской девушке, которая готовила пищу. Габи сочла, что Наталья повела себя грубо и недемократично, и откровенно ей об этом сказала. Обе говорили на повышенных тонах. Это услышал Троцкий, прибежавший на кухню с возгласом: «Я немедленно вызову полицию!» Все испуганно замолчали. На следующий день Хейженоорт вынужден был отправить жену назад, во Францию — за нарушение установленного порядка.
Из-за напряженной обстановки Диего посоветовал Троцкому провести некоторое время «в подполье», пока обстановка не станет более спокойной, в доме Антонио Гидальго, ставшего близким знакомым Троцких. Время пребывания там Троцкого (Наталья оставалась в Койоакане) заранее не определялось. Здесь Троцкий несколько успокоился, почти не выходил из дому (а выходя, тщательно маскировал свою внешность, используя длинный шарф), писал жене теплые письма, просил ее прислать ему всякие мелочи через доверенных лиц. Даже планировал инкогнито совершить путешествие по всей стране. Гостеприимные хозяева его совершенно не беспокоили: Антонио ранним утром отправлялся по делам, его жена была занята хозяйством. И главное — оба они видели в Троцком великого деятеля, который доставил им счастье самим фактом своего пребывания в их доме.
Однако, пока Троцкий отдыхал, Диего возомнил себя политическим вождем. В начале ноября 1938 г. он преподнес Троцкому свое очередное произведение, заявив, что оно лучше отражает действительность, нежели все творения Троцкого. Это был вырезанный из массивного куска сахара череп, на котором было написано «Сталин». Не зная мексиканских традиций, согласно которым использование сахарных голов в качестве материала для скульптурного портрета являлось символом смерти, Троцкий не понял политического смысла работы, счел ее безвкусицей и потребовал, чтобы художник забрал назад свой подарок. Взаимное раздражение только усилилось. После одного из требований Троцкого прекратить безответственные политические выступления весьма эмоциональный Диего устроил истерику, и между старыми друзьями произошел полный разрыв. К чести обоих, ни один из них после разрыва не упрекнул другого публично ни единым словом. Весьма корректно вела себя и Наталья. Она сохранила внешне дружелюбное отношение даже к Фриде и в своих воспоминаниях упоминала о ней сдержанно, но позитивно. Тем не менее в сложившейся ситуации в конце апреля или начале мая 1939 г. Троцкий с супругой, секретарями и охранниками покинули «Голубой дом» и переехали в находившееся неподалеку мрачноватое здание на авенида Виена, где Троцкий и провел отпущенные ему Сталиным последние год с четвертью жизни. Пресса компартии злобно комментировала разрыв между политиком и художником. Злорадствовали по поводу сенсационных сообщений и многие большие газеты. В каком-то издании фигурировала весьма плоская острота, что Ривера выгнал Троцкого из своего дома, так как тот «не платил ему квартплату».
3. Создание 4-го Интернационала
Осознав, что надежды на превращение испанской революции в общеевропейскую нет, Троцкий деятельно включился в подготовку учредительного конгресса 4-го Интернационала, хотя такой страсти в организационных делах, какая была ему свойственна ранее, у него уже не было. Тем более он отлично сознавал, что принять личное участие в учредительном съезде нового Интернационала, который намечалось провести в Европе, он не будет иметь возможности, ибо в Европу его не пустят.
В марте 1938 г. Троцкого посетила делегация основанной за три месяца до этого Социалистической рабочей партии США. Американскими представителями были Кэннон, Шахтман, Винсент Данн и Роз Карснер. С 20 по 25 марта происходили ежедневные продолжительные встречи и споры, в части из которых участвовал также Ривера. Дискуссии посвящены были проблемам создания Интернационала. Договорившись, что учредительная конференция состоится в июне или в начале июля (в действительности ее удалось провести только в начале сентября), участники посвятили основное внимание программным вопросам. Как видно из стенограмм встреч, говорил в основном Троцкий, а остальные участники либо задавали ему вопросы, либо высказывали суждения относительно частностей и деталей, главным образом организационного характера, либо, наконец, вносили мелкие уточнения в суждения лидера. Троцкий высказался о том, какие организации и группы следует привлечь к участию, каково должно быть отношение к интеллектуалам, какую позицию следует занять по «русскому вопросу», то есть по вопросу об отношении к СССР. Троцкий взял на себя обязательство подготовить переходные требования, разработать вопросы о демократии, о войне, о положении в мире.
Многочисленные высказывания Троцкого на встрече с американцами послужили ему исходной базой в дальнейшей работе по подготовке материалов к учредительной конференции. Отказавшись от первоначального намерения написать несколько проектов по тем вопросам, которые он обозначил в беседе с американскими представителями, Троцкий решил все эти проблемы разработать в едином фундаментальном тексте. Основное внимание теперь было сосредоточено на программном документе, названном автором «Агония капитализма и задачи 4-го Интернационала (Мобилизация масс вокруг переходных требований как подготовка к завоеванию власти)», но сокращенно называемом «Переходной программой». Написана программа была в апреле 1938 г. Ее до сих пор считают своим основополагающим документом все международные и национальные организации троцкистов, хотя между самими этими организациями подчас существуют непреодолимые противоречия и даже вражда. При этом каждая заинтересованная сторона дает собственную трактовку документа и в то же время обвиняет соперников в отступничестве от него и «ликвидаторстве».
«Переходная программа» стала, с одной стороны, итоговым документом, суммировавшим взгляды Троцкого на главные проблемы мирового развития, а с другой стороны, служила прямым откликом на грандиозные события, которые происходили у него на глазах. Исходным положением было утверждение о неизбежности мировой революции и о том, что во главе ее будет стоять новый Интернационал. Революция, по словам Троцкого, не только созрела, она «перезрела», и в том случае, если она не произойдет в исторически обозримый период (какова будет его продолжительность, осторожно не определялось), это будет означать катастрофу для всего человечества. Наступающая «революционная эпоха» включала «предреволюционный период», на протяжении которого необходимо было преодолеть противоречия между созревшими объективными условиями и незрелостью пролетариата и его авангарда. Нужно было, как утверждалось в документе, «соорудить мост» между текущими (то есть переходными) требованиями и социалистической программой революции. Конечной целью считалось завоевание власти пролетариатом. Этот «мост» не должен был представлять собой некую минимальную программу, подобную тем, которые обычно выдвигала социал-демократия, фактически отказываясь от выполнения «максимальной» программы взятия власти рабочим классом. «Переходные требования» должны были включать в себя такие положения, которые «были бы направлены против самих основ буржуазного режима», то есть непосредственно вести к революции. Иначе говоря, Троцкий строил свою «переходную программу» на базе своей старой концепции перманентной революции.
Следовавшие затем конкретные «переходные требования» излагались именно таким образом, чтобы они воспринимались не как частичные или реформистские, а в качестве этого самого «моста» к революции. Так, требование полной занятости и достойных жизненных условий для всех трудящихся трактовалось таким образом, что, независимо от результатов борьбы за сокращение рабочего дня и за повышение заработной платы, за ликвидацию безработицы и улучшение всевозможных других условий труда, в ходе этих кампаний рабочие должны были полностью осознать необходимость «ликвидации капиталистического рабства». В программе выдвигалось требование работать во всех массовых организациях, прежде всего в профсоюзах, осуждались попытки создания собственных «революционных союзов», но поощрялось образование «во всех возможных случаях» независимых боевых организаций.
Другим требованием программы, которое спровоцировало многолетние дискуссии и конфликты последователей, был лозунг «рабоче-крестьянского правительства». Троцкий объяснял, что таковой лозунг «приемлем для нас» только в том смысле, в каком большевики понимали его в 1917 г., то есть как синоним антикапиталистического правительства. Последователи же Троцкого неустанно спорили, означает ли это тождество между «рабочекрестьянским правительством» и «диктатурой пролетариата», или же все-таки первый лозунг содержит в себе какой-то «переходный» смысл и рабочее правительство будет перерастать в пролетарскую диктатуру.
Автор документа отдельно рассматривал вопрос о положении в колониях и полуколониях. И здесь на помощь приходила составная часть концепции перманентной революции — положение о неравномерном и комбинированном развитии, связанное с тем, что отсталые страны являются составной частью мировой системы империализма. Поэтому, по мнению Троцкого, борьбу за наиболее элементарные требования национальной независимости и буржуазной демократии необходимо было сочетать с противостоянием господству мирового империализма. Иными словами, переходные требования и социалистическая революция и в данном случае не отделялись друг от друга, как различные исторические эпохи, а сливались в единое целое.
Значительное внимание уделялось опасности войны и политике Интернационала в этой области. Осуждая идею коллективной безопасности как пацифистскую по своему существу, в том числе на практическом уровне, отвергая коалицию с другими партиями против фашизма, Троцкий, как когда-то в 1917 г., выдвигал совершенно нереалистичные старые революционные требования типа отмены секретной дипломатии и вооружения рабочих и крестьян, давно уже ставшие пережитком Октябрьского переворота. Предрекая неизбежность новой «империалистической» войны, он и здесь в качестве основного положения опирался на лозунг: «Враг находится в собственной стране», перефразируя старый тезис Ленина: «Поражение собственного империалистического правительства есть наименьшее зло», причем использовал в том числе и эту ленинскую формулировку. Правда, он делал исключения, с одной стороны, для колониальных стран, где война должна была превратиться в национально-освободительную, а с другой — для СССР, которому в случае войны необходимо было помогать, несмотря на характер существующей там государственной власти.