Адель
Играй, Адель,
Ласкай украдкой,
Продлится хмель
Минутой сладкой.
Во тьме кулис
Как бы играя,
Продлись, каприз,
Блаженство рая.
Люблю следить
Твои движенья,
Как искупить
Мне заблужденья
Моей весны,
Златые сны,
Плоды любви
Лови, лови,
Ласкай, Адель,
Мою свирель.
Фрагменты
1
Повсюду снег. На дальнем горнем кряже
Стоит сосна у вечности на страже.
А по ночам тебя пугает гул
Былых лавин под медленной луною,
И ты подавлен черною скалою,
Которую Господь к земле пригнул.
2
Не пора ли закончить осенний отстрел
Там, где волны играют у самого солнца,
Где незримый табун над обрывом пасется
И на две половинки земля – под прицел
В перехлесте застигнутых нами зарниц.
Все пройдет. Позабудется. Разум наш стерпит,
Но останется сердца мучительный трепет
И свинцовая боль не поднявшихся птиц.
3
С надменным лицом я покину продрогший перрон,
Чтоб точкой застыть в напряженной ходьбе листопада.
Ах, поздняя ночь! Скромный вздох захолустного сада.
Зима приближается: грозный торжественный сон.
Сонет
написанный по возвращении из английского клуба
Спускаюсь – скукою объят,
Знакомым сдержанно киваю,
Встречая восхищенный взгляд,
Глаза устало прикрываю.
На лестнице, ведущей в сад,
Я на слуге всю злость срываю.
Здесь все напоминает ад,
Когда я вниз к тебе сбегаю.
Давно ль благоухал жасмин,
Как чувств нестрогий господин.
Свершилось: век свой отбываю,
А на́ сердце все тот же сплин,
Я – твой последний Лоэнгрин,
От равнодушья погибаю.
Уроки музыки
К чему загадывать? В глуши невыразимой
Нам дней отпущенных так ясен промежуток,
Когда, откинувшись, ты станешь уязвимой,
А мне, как водится, под юбкой не до шуток.
Как ты податлива – рука скользит все выше,
Вся в черном бархате растаешь, изогнувшись.
Не может быть, что так становимся мы ближе,
Но ты потворствуешь, чему-то улыбнувшись.
Ты так походишь на простертую Изольду,
Что поневоле станешь призраком Тристана.
Когда скользят мои колени, словно по льду,
Ты мне вверяешься – легко и неустанно.
Ах, эта пыль! Ах, этот прах хмельного чувства!
Мы в чудный узел страсть связали воедино.
А где, скажи, еще займешься от искусства
Сладчайшей музыки на крышке пианино.
Полковник
Памяти Александра Бардодыма
Беспечный, как звон монеты,
Но тверже дамасской стали.
Входил ты – и воды Леты
Под взглядом твоим вскипали.
Все та же в горах вендетта,
Повеса, бретер, любовник,
Не хлопнуть ли за поэта,
Он стоящий был полковник.
Одинокий ужин
И верный пес, уснувший у камина,
И фейерверк на дальнем берегу,
И сладкий стон, и запах стеарина,
И жар пунцовой розы на снегу, —
Я помню все. Я все припоминаю,
Взглянув с тоской смятые листы,
И слезы лью, и горестно вздыхаю,
Что не вернуть ушедшей красоты.
Когда я жду привета издалёка,
Жгу в кабинете до зари свечу.
Ты не поверишь, как мне одиноко,
Как в эту ночь я умереть хочу…
Гувернантка из Курска
Гувернантка из Курска! Гувернантка из Курска,
Вы безумно прелестны, особенно сзади.
Все мужчины при встрече сбиваются с курса,
Дело к ночи, как верно заметил Саади.
Шелест узкого платья из темного крепа
Слаще пенья меня за собой увлекает.
Все в разъезде. Хозяйка тоскливее склепа.
Как наган в кобуре, ваша плоть изнывает.
Это было и пелось. Не сдвинуться с места.
Черным лебедем вы проплываете рядом.
Даже если настигнуть хватило бы жеста,
Мне ласкать остается вас разве что взглядом.
Мне б сидеть нога на ногу в белом костюме
И смотреть, как сирень распустилась стыдливо.
Боже мой!.. Наше лето в пустынном Сухуме
Отшумит в кружевах, как баварское пиво…
Аленький цветок
В уютной тихой спаленке
Как будто в облаках
Уснул цветок мой аленький
С улыбкой на губах.
Скребется мышь в чуланчике,
Звенят сверчки вокруг.
Как сладко на диванчике
Уснул мой милый друг.
Все выпито до донышка,
Ни капельки вина.
Уснуло красно солнышко,
Потупилась луна.
С какою силой дикою
Искал я губ твоих,
Как пахнет земляникою
Земная сладость их!
Гляжусь ли в ночь бездонную,
На сердце горячо,
Хранит головку сонную
Неверное плечо.
Вдоль стен стоят амурчики,
В душе звучит Шопен.
Ах, губки-поцелуйчики,
Как сладок этот плен!
Темный след
Дрогнули ресницы,
А в глазах обман.
Скромной ученицы
Обнимал я стан,
Все шептал признанья
И глядел в глаза.
Бездны, содроганья,
Девичья краса,
Приступ смеха нервный,
Шорохи и речь,
И восторг безмерный
Перед тем, как лечь,
Колдовские тени,
Сладостные сны,
Сдвинулись колени,
Адской глубины
Пошатнулись дали,
Потемнела высь.
Пальцы мы разжали
И в одно слились.
А когда проснулся
Дремлющий орел,
Я в тебе очнулся
И в тебя вошел.
Я мечтал о чуде
В таинствах любви,
Целовал я груди
Белые твои.
Над грехопаденьем
Все сгущалась мгла,
Сладким сновиденьем
Ты в меня вошла.
Слышу голос вещий,
Вижу горний свет.
С каждым днем все резче
В сердце темный след.
Я, подобно стеблю,
Кланяюсь судьбе,
Вздохами колеблю
Память о тебе.
Наденька
Памяти Игоря Северянина
Ты помнишь, Наденька, в петлице лилию,
В садах империи наш ренессанс,
Твое замужество, как путь в Бастилию,
В петлице лилия!.. Каков альянс!
Ах, танец бабочки! Ты вся – идиллия,
Дверь в преисподнюю наводит жуть.
Как не расплакаться: в петлице лилия
Плитой могильною легла на грудь.
В петлице лилия! В петлице лилия,
А ты в замужестве совсем одна.
Глоток шампанского. Прощай, Бастилия!
В петлице лилия пьяным-пьяна.
Гимназистка
В полночь утонула гимназистка в море.
Под луною замер стройный кипарис.
Некогда мы пели с ней в церковном хоре,
После целовались в темноте кулис.
Помнится, в шезлонге я читал Бодлера,
Где закат спускался в розовом огне.
На глазах в бутылке таяла мадера,
И струился холод по моей спине.
Затаив дыханье, ты стихам внимала,
Солнце остывало в блеске темных глаз.
Сколько сладкой муки сердце открывало,
И какие бездны я постиг в тот час.
Сколько раз любил я на авось и случай,
Пел не раз я битву бедер и колен.
В сердце только пепел да песок сыпучий,
А как выйдешь к морю – голоса сирен.
Мадам, целую ваши ручки
Мадам, целую ваши ручки
И очи, полные огня,
Все эти ваши почемучки
Уже не трогают меня.
Все эти ваши завыванья
И бесконечные «угу»
Не разожгут во мне желанья,
Не истребят во мне тоску.
Так почему ж у этой злючки
Я столько лет любви искал?
Все б целовал я ваши ручки,
Все б эти ножки целовал.
Вечный бой
Эти ножки на шее сомкнулись,
И в проеме качнуло луну.
Эти тени на миг разминулись,
Что навек съединиться в одну.
Мчались звезды, не зная покоя,
И уже начинало светать.
В чистом пламени вечного боя
Этих ног никому не разжать.
Осенние маневры
Я пройду вдоль сонных окон.
Как здесь безотрадно!
Ни прохожих, ни влюбленных,
Грустно и досадно.
Слышу лепет канарейки,
Птички-побирушки,
За душой нет ни копейки
Для моей подружки.
Ты ли падала в объятья,
Исходя слезами,
Ты ли сбрасывала платья
С горькими словами:
– Мой любимый, мой желанный, —
Слышу за спиною, —
Что ты сделал, окаянный,
Со своей душою?
Что ты сделал, что ты сделал? —
Слышу я ночами, —
Ты скажи мне, что ты сделал
С юными годами?
Слышу всхлипы и рыданья,
Пусть она поплачет.
Только все твои страданья
Ничего не значат.
Крикну в окна напоследок,
Кто мне отзовется?
Слишком грустно с этих веток
Песня птички льется.
Silentium
Высоких слов не говори – не надо,
Ты каждой фразой мне терзаешь слух.
Уж лучше спать под шелест листопада,
Бранить слугу, давить осенних мух.
Достойней пить, чем слушать эти речи.
Все тоньше пламя гаснущей свечи.
Ступай к другим. Укутай пледом плечи.
Довольно. Я не слышу. Не кричи.
Свеча
И вновь тебе я пальчики целую
И в шуме набегающей волны
Веду тебя, такую молодую,
Туда, на край закатной стороны.
Пускай дыханье свечку задувает,
Как первый луч иного бытия,
Когда нас мрак забвенья обступает,
Где ты не ты и я уже не я.
Была ты неприступной и упорной,
Как никогда спокойна и близка,
Твои глаза темнее ночи черной,
А рот – как мимолетный взмах платка.
Мне кажется, ты проплываешь мимо,
И слышатся обрывки голосов.
А жизнь, как смерть, почти неразличима,
И все понятно мне без лишних слов.
И вновь тебе я пальчики целую
И в сердце бьют хрустальные ключи.
Но не забыть такую молодую,
И буре не задуть моей свечи.