Annotation
Направленность: Слэш
Соавторы: aoba
Пейринг или персонажи: М/М
Глава 1. Две половинки души, две судьбы.
Примечание к части
глава 2 "Мир в котором я живу".
Примечание к части
глава 3 "Смотрины" будущих наложников и бардов для принца.
Примечание к части
глава 4 "Вспомнить все".
Примечание к части
глава 5 "Тайны на то и существуют, чтобы их скрывать".
Примечание к части
глава 6 "В судьбе нет случайностей, лишь закономерность."
Примечание к части
Глава 7 " Свадебные хлопоты это прекрасно, если все по любви"
Примечание к части
Глава 8 "Свадьба или как остаться самим собой."
Примечание к части
Глава 9 "Мир приключений или такое не пожелаешь даже врагу".
Примечание к части
глава 10 " Потому что я люблю, ненавижу тебя и ревную....
глава 11 " Ребенок рождает родителей. Одно неловкое движение и ты отец".
Примечание к части
глава 12 "Возвращение к прошлому".
Глава 13 "Другая жизнь".
Примечание к части
глава 14 "Возвращение домой".
глава 15. "Жизнь не предсказуема и преподносит свои сюрпризы".
Глава 16 "Любить и быть любимым."
Примечание к части
Эпилог.
Примечание к части
Глава 1. Две половинки души, две судьбы.
Королевство Авандора, Мир двух лун.
Давид.
Мне трудно вспомнить всё в подробностях, но попробую. После нападения, я бежал в страхе, в неведомое, спасая свою жизнь. Погода менялась. Небо заволокло тучами. Потемнело. А я, не обращая внимания на изменения, бежал, бежал, куда глаза глядят, не разбирая дороги, а вернее, в, глубь леса. Лишь бы подальше от убийц, которые шли за мной по пятам. Зная, что нужен им. Они хотят убить.
— «Почему?» — спросите вы? Я — единственный ребёнок, владеющий магией тьмы и управляющий ею. Хранитель тьмы и жених принца Рина.
Был сильный, сбивающий меня с ног ветер. Над головой гремел гром, и сверкала молния. Потом начался пронизывающий до костей ливень. Тропинка в лесу: петляла, местами терялась, превратившись в море грязи, а я бежал меж деревьев, стремясь найти хоть какое-то убежище, чтобы спрятаться от преследователей. Магией пользоваться не мог. Да, и что толку? Слишком мал против сильных магов. Я настолько был перепуган, что впервые за последние пять лет своей десятилетней жизни, позволил себе слёзы. Они текли по щекам, а в голове крутилось:
«Трус, трус. Беги, беги, Давид! Уноси ноги! Деда они убили, они убили всех!».
Когда бежал, поскользнулся, зацепился ногой за корягу, и полетел, кувыркаясь в овраг, ударился об камень головой и провалился во тьму…
***
Егор.
Очнулся и долго не мог понять:
«Где я? Почему я здесь, и один?». Помнил лишь имя и сколько мне лет, а дальше, как в тумане…
Я долго бродил по просторам лесного массива. В, следствии проб и ошибок, а ещё остаточной памяти, которая проскальзывала иногда, так смог определить ягоды, которыми можно было питаться в этой местности. Единственное, что меня всё время удивляло — я не знаю, где нахожусь… Даже не так, словно не отсюда. Я помнил своих родителей и помню, что сильно заболел, но не помню, как оказался здесь. Имя Егор, всё время маячило в моей голове. Мне десять лет, а дальше??? Туман в голове. Меня вели, за мной следили, я их чувствовал, но не видел. Молил о помощи, но ответа не получал. Так через три дня вышел из леса и забрёл в одно поселение. Там меня приютила семья музыкантов. Но в этом мире их называют бардами. Так впервые познакомился с Эриком, старшим из всех детей этой дружной семьи. А вокруг меня был средневековый мир, не мой, в котором я жил. Здесь живут только мужчины. Они делятся на: альф и омег. Но я точно помню маму… Женщин, здесь — нет. Где же я жил? Откуда родом? Приходилось прикусывать свой язык и молчать. Скучал по своему дому и родителям, хоть память и подводила. Но и это стёрли вскоре из моей памяти… Кому это надо??? Следить за мной так и не перестали, но я привык, и не обращал на это внимание.
Семья, приютившая меня, давно осела в этих краях и больше не ездила по миру, играя и развлекая публику. Когда меня спросили, как моё имя, почему-то ляпнул: «Давид», и сам потом этому пол вечера удивлялся. Но на это имя, как не странно, откликался. В этот же день узнал, что нахожусь в Солнечной долине, Мира двух лун. Такой непривычный, новый мир для меня. Точно помню, там, где я жил, только одна луна и звёзды мельче, чем здесь. Я учился и познавал всё заново. Зеркал в этой семье не водилось, да и дорогое считалось приобретение, поэтому увидеть себя не было возможности. Даже во всем поселении, этого было не найти. Привычки моего тела были утонченными, да и воспитание в моей семье было сродни этому. Всё это было на уровне инстинкта. Этикет превыше всего, это норма жизни для меня, и моего тела. Поэтому чувствовал себя «белой вороной». Очень сильно это было заметно во время еды, или в манере разговора. Словно с пеленок приучили правильно обращаться со столовыми приборами. Я задавал глупые для их семьи вопросы: «А почему у них так заведено?»
В этой семье было четверо детей, и всё по простому. Ложка на все случаи жизни, о вилке они знали лишь, когда взрослые работали в трактирах, но в их доме этих приборов не было.
Я долгое время привыкал к новой жизни и обучался музыке. Как оказалось, что не забыл, и мои навыки игры на скрипке сохранились. А ещё в этом мире у меня был прекрасный голос. И приёмный папа Фабиан обучал меня сольфеджио. Отец Роберт, учил нас игре на разных музыкальных инструментах.
А у Эрика был талант к танцам, а я словно уже был обучен многим «па». Сначала все с осторожностью относились ко мне. Все надеялись, что найдутся мои родители, но.
Прошло два месяца с того странного дня. Но так никто не дал объявление о пропаже ребенка. Постепенно мои манеры разговора, привычки отступили на второй план. Я понял, как себя вести в простой семье. Они приняли меня, как своего сына и брата. Мне было весело и интересно с ними. Я чувствовал себя нужным в этой семье, а жизнь в поселении оказалась не так проста, как показалось мне сначала. Необходимость всё время держаться настороже — вот, что хуже всего. Тут нельзя сказать лишнего слова — ни в прямом, ни в переносном смысле, иначе, того и гляди, окажешься в тюрьме. Все за всеми следят и чуть, что, бегут с доносом. Даже отец Эрика не решался исполнять некоторые песни, чтобы их не сочли подстрекательством к мятежу.
Людей «душили» высокими налогами, и такие поселения уже давно, чтобы оплатить свои долги за продукты и товары, ожидали приезда перекупщиков за «живым товаром». Так однажды случилось и с нашим поселением.
Однажды, я случайно узнал, что они должны приехать со дня на день, но никто даже не дернулся, не испугался, а наоборот, родители омег собирали для них небольшой запас еды. Они проводили с ними последние дни и часы, ведь больше никогда их не увидят. Так же говорили, что детей вроде не трогают и это успокаивало нас. Оказалось, все омеги в ближайшей деревне жили в тихом страхе, что их однажды отнимут у семьи и заберут в рабство. Денег больших ни у кого не было, и откупить своих детей им было нечем, а долги отдавать нужно. Вот так и продавали своих сыновей в рабство. Зато, потом получали: зерно, овощи, и немного денег за своих омег. Жестокий мир, с жестокими порядками.
Три дня спустя…
Рано утром, после того, я узнал, что приехали работорговцы с повозками продуктов и фургонами, на которых стояли большие клетки. Всех омег согнали к ним, и так получилось, что и нас с Эриком, запихали в одну из клеток. Мы прижались друг к другу в углу, и боялись лишний раз пошевелиться. Отец кричал, что мы ещё дети, а ему в ответ: «Получишь больше денег за них!». Мы поняли, что пропали. Папа Фабиан плакал, но сделать ничего не мог.
Мы совсем ещё мальчишки, по сравнению с остальными омегами. Нам всего лишь по десять лет. Эрика колотила мелкая дрожь, руки его были ледяными и он плакал. Страх запал в наши детские души. Я боялся альф. Почему, не помнил…
Я вздрогнул, и ещё крепче обхватил Эрика за руки. Страх плескался и норовил вырваться наружу, а в это время альфа загонял очередного, семнадцатилетнего омегу в нашу повозку и громко высказывался в наш адрес:
— Мы научим вас всяким новым вещам, — усмехнулся альфа. — Ты — уродливая скотина, пошевеливайся! — он схватил омегу и толкнул его в клетку.
Омега, теряя равновесие, упал на грязный пол, когда с размаху альфа закрыл металлическую, ржавую дверь. Другой охранник плюнул в клетку и попал на ноги светловолосому омеге. Его губы скривились и он отвернулся.
Отвратительные существа, эти перекупщики. Их кожа была грубой, обветренной, сероватого цвета, длинные, грязные волосы. Одеты в какие-то балахоны.
Мы тронулись в путь. По дороге, иногда останавливались в лесу или на поляне. Еды и питья давали мало. В туалет приходилось ходить прямо из клетки. Потом мы приехали в следующее поселение. Там, оказывается, нас уже поджидали с другими такими же обозами. На ночь нас загнали по восемь омег в амбар, одетых в длинные холщовые рубашки без рукавов, брюк на нас не было. Сначала к нам пришёл охранник и накормил, а потом начался кошмар.
Вошли четверо, и омеги вздрогнули. Кто-то закричал от страха. Все бросились в рассыпную. Я сначала не понял в чем дело, а потом ахнул, глядя на охранника. Он стоял с вздыбленным, большим членом, который проступал своими очертаниями через его штаны. Такого я никогда ещё не видел. Я посмотрел на Эрика и понял, что он тоже в шоке. Трое стояли бессмысленно, пуская слюни, над новой партией мяса для продажи. Этот, что был с вздыбленным членом, вышел вперёд и, медленно потирая стояк, несколько напрягся. Его спина выдавала напряжение во всем теле.
— Парни, я устал ждать. Пора начать обучение! Давайте развлечёмся перед тем, как погонщики доберутся сюда и заберут товар.
— Гаррисон, выбирай. Только детей не трогай. Испортишь товар — убью, они могут сдохнуть от этого, а так за них хорошую цену дадут.
— Понял! Не дурак, но пусть учатся! Будут знать, к чему готовиться и что их ждёт в будущем. — Он заржал, а его член рос в объеме.
Омеги попытались убежать от него, чтобы не стать жертвой насилия. Альфа изловчился и поймал за волосы одного шестнадцатилетнего, кареглазого мальчишку. Спустил свои штаны, и мы увидели его детородный орган во всей красе. Страх стоял в глазах омеги. Он закричал, когда тот дёрнул его назад, придвигая к себе поближе. Он заставил парня изогнутся, а тот сразу притих, когда спиной ударился об эрегированный член.
Все омеги попытались закрыть глаза, но был чёткий приказ, открыть их, иначе высекут, и будут следующими. Все вынуждены были смотреть на это, а в это время яйца охранника лежали на заднице парнишки, а его член стоял прямо, почти касаясь маленьких лопаток омеги. Он потянул рубашку вверх, открывая безупречные ягодицы. Альфа положил руку ему на живот и поднял шею другой рукой, прижимая его сильно к себе.
Омега закрыл глаза и был слишком напуган, чтобы говорить или умолять.
Альфа глубоко вздохнул, словно втягивал воздух, обнюхивая его. Потом завёл парню руки за спину, легко скрепив их вместе одной рукой. Другой он взял свой член, касаясь его ануса.
Омега замотал головой.
Альфа тут же крепче сжал его горло и парень начал кашлять, а вскоре успокоился. Альфа тёр своим членом вперёд, назад по его дырочке, потом запустил первый палец в него. Стал разрабатывать, вскоре вошёл второй.
Парень дёрнулся, но альфа лишь зашипел, а потом словно пригвоздил его на месте своими словами:
— Я держу пари, что ты сладкий, молодой девственник, не так ли? И твой отец держал тебя подальше от всех альф в деревне. Старался сохранить чистым, как только мог, а? — он засмеялся, когда у парня начали течь слёзы по щекам, но он по-прежнему молчал. — И стоило это делать, скажи? Не лучше бы тебя, он отдал, какому-нибудь альфе, чтобы тот отодрал тебя, тогда бы сейчас, не так было бы плохо для тебя.
Он отступил чуть назад от него и нажал головкой своего члена на его анус. Ему было трудно войти, и он нажал ещё сильнее.
Парень закричал от боли пронзившей его. Он ревел, скулил, пытался вырваться, но все было бесполезно. Альфа усмехнулся и надавил сильнее. Не обращая внимания на трепыхания омеги в его руках, резким движением вошёл на всю длину. Парень взвыл от боли.
Остальные охранники подбадривали этого Гаррисона и стали тереть свои члены через штаны, которые становились большими. Глаза парня были огромными в этот момент, словно на его лице ничего больше не осталось. Он кричал, пытаясь, избавится от Гаррисона. А тот начал двигаться в нем, изгибая его. Он вбивался до самого основания своего члена.
Омега крутился, извивался, кричал и плакал, а альфа повалил его на землю и продолжил дальше. Парень шептал молитву, чтобы альфа побыстрей кончил и оставил его в покое.
Возможно его молитву услышали, но не поняли…
Гаррисон откинул голову назад, почти рыча… низким гортанным звуком, словно рычал злой зверь, и вдалбливался в омегу. Парень уже не сопротивлялся и был почти тих, словно поломанная кукла. Или я так думал. А альфа ускорил темп, ворча и рыча, он кончил, выйдя из омеги и забрызгав его ягодицы и спину своей спермой.
Глаза парня закрылись, но его мучения на этом не закончились. Остальные охранники тоже воспользовались возможностью трахнуть омегу.
Тот уже не сопротивлялся и даже начал сам работать бёдрами, лишь бы ему ещё кто вставил член. Он уже стонал под очередным охранником и шептал:
— Ещё, ещё… ум-м-м, да-а, ещ-щ-щё-ё-о-о-о-о.
— Что, понравилось сучёнышь? Посмотри, какая шлюшка вышла. Вон, как подмахивает.
А я пытался отключиться от этого процесса и думал, как сбежать отсюда.
Страх стать вот таким убивал в моей душе все лучшее, что должно связывать омегу с альфой. А я и мой друг Эрик были омегами.
Вскоре все стихло и нас оставили в покое.
На улице стемнело, но не настолько, чтобы было ничего не видно. Через щели нашего амбара мы увидели, как подъехали погонщики. Между нашими охранниками и работорговцем состоялся, какой-то разговор. Все отвлеклись на них, а я подумал — вот он этот шанс сбежать.
Мы переглянулись с Эриком и без слов поняли, что думаем одинаково в этот момент.
Все легли подальше от двери, а мы наоборот, и стали ждать удобного случая. Пришлось ждать до глубокой ночи. Работорговец вошёл в амбар и оглядел спящих омег, а на нас не обратил внимания.