- Вы же спешили тогда, наверное, с кем-то собирались встретиться? - припомнила вдруг Колосова и испугалась еще больше.
Прежняя беспечность улетучилась совершенно. "Что ему надо от меня?"
- Да, спешил. Больше не спешу, - и он усмехнулся как-то невесело. - Хотите выгнать? Я уйду скоро. Только вот машину оставлю у вас во дворе, завтра заберу.
Маше стало стыдно.
- Да я не гоню вас. Не совсем понятно, правда, что привело вас сюда.
Будто они и не танцевали вовсе, и не было между ними некоторого трепета и легкой вибрации, заставившей их забыть на миг об окружающем и о Толе, в том числе.
- У вас можно курить? - вежливо поинтересовался гость.
Колосова болезненно воспринимала курение в своем доме. Однако Толе разрешалось курить на кухне. Он не смолил сигареты, как большинство курильщиков, а пользовался трубкой и ароматическим табаком. Игорь, видимо, прочел ответ на ее лице.
- Понял. Выйти на улицу?
Колосова фальшиво засуетилась:
- Да что вы, курите здесь! Я сейчас принесу пепельницу. А хотите, можно на кухне? - жалобно добавила она.
Игорь усмехнулся и отправился в прихожую. Маша решила, что за сигаретами, которые он оставил в куртке. Однако через минуту гость заглянул в комнату уже одетый и протянул Маше какую-то карточку.
- На всякий случай. Мало ли чего.
Колосова не успела опомниться, как дверь закрылась, щелкнул замок. Маша автоматически взглянула на карточку. Это была визитка, в которой значилось "Орлов Игорь Владимирович" и телефоны. Еще какой-то фирменный знак, логотип, что ли. "Орлов", - с нежностью подумала Маша.
Ну вот, встретила Новый год Золушкой. С двумя принцами. Колосова прыснула. Бежать пришлось не ей, как положено по сказке, а принцы разбежались в разные стороны. Остается только спрашивать:
- Что это было?
Маша не чувствовала никакого сожаления от того, что осталась одна. Усталость и глубокая ночь давали о себе знать. Хотелось завалиться на диван к телевизору и уютно дремать под его бормотанье. Шампанское действовало усыпляюще. А ведь были времена, когда от шампанского тянуло на кокетство и шалости, оно будоражило и расслабляло. Господи, что же это делается? Спать, только спать хочется и больше ничего.
Маша стянула неудобную, сковывающую одежду, облачилась в халатик, выключила елку. "Стол уберу потом", - разрешила себе, сворачиваясь клубком на диване и укрываясь мягким пледом. "Толя, наверное, обиделся. Завтра, если сам не придет, надо будет позвонить"...
Глава 7
Те же и граф
Утром она проснулась раньше, чем могла бы. Что-то внутри мешало жить, как всегда. Вчерашняя Золушка улыбнулась, вспомнив прошедшую ночь. Какое забавное приключение. И как же похож этот Игорь на незабываемого Движинского. Но рождественская сказка закончилась, а жизнь продолжается. Надо приводить в порядок квартиру после празднества, позвонить маме, Милке все рассказать. Она, наверное, всю ночь умирала от любопытства.
Быстро стемнело. Маша включила елочные огоньки для уюта, и вдруг остро почувствовала невыносимую грусть. Грусть лежала где-то глубоко, и пока старая дева мыла посуду, подметала пол, она этого так не ощущала. А когда загорелась елка, припомнилась томная мелодия, твердые плечи под тканью костюма, насмешливые глаза...
Собачку завести, что ли? Как все старые девы. А то и слова некому молвить. Собака, конечно, никакой собеседник, но зато с ней можно разговаривать вслух, не рискуя прослыть сумасшедшей. Колосова не любила каникулы именно по той причине, что она оставалась непоправимо и безнадежно одна на протяжении всех каникулярных дней. Если, конечно, не гостила у мамы на даче или у Милки. Как будто подслушав ее мысли, позвонила мама. Поздравила дочь, повторила вчерашнее приглашение.
- Не знаю, мам. Может, приеду. Сейчас вот закончу уборку...
Милка, видно, спала еще. Она будет долго спать. У Толи телефон не отвечал. Странно. Маша позвонила по городскому, результат тот же. Впрочем, Толя говорил, что мама (Таня, то есть) уехала на дачу. Ну что ж. Не сидеть же в тоске у нарядной елки, когда все кругом радуются жизни. "Поеду к маме", - решила она. Потом не спеша приводила себя в порядок, обдумывала, что надеть. Да не все ли равно! Петровича соблазнять, что ли?
Когда она уже совсем была собрана и носилась по комнатам в поисках ключей, которые, как всегда, забросила неизвестно куда, позвонили в дверь. Звонок осторожный, Толин. И действительно, за дверью стоял он. Смотрел вопросительно и выжидающе.
- Проходи, - сказала Колосова и отступила вглубь прихожей.
- Я не вовремя? - спросил деликатный юноша.
- Нет-нет, что ты. Очень даже вовремя! - ответила Колосова, а про себя подумала: "И не придется ехать к маме!"
- Есть хочешь? - спросила и вспомнила, что ничего не ела с утра.
Толя, как всегда, отказался. Ну вот, теперь голодать неизвестно сколько. При юноше она стеснялась есть. Однако это пустяки. Зато вечер пройдет не зря, она не одна. Чтобы скрыть неприличную радость, Колосова закружила по кухне, ставя чайник и доставая чашки. Толя привычно устроился на стуле у окна, достал трубку. Все, как всегда. Будто и не было прошлой ночи и непрошеного гостя. К чему нам эти варианты? Нас и так все устраивает. А если что кому не нравится, так пусть не лезут в чужую жизнь. Маша налила чай, поставила перед юношей плетенку с давешними пирожными, зная, что все равно он ни к чему не притронется. Толя следил за каждым ее движением, щурился и пускал колечки дыма. Идиллия.
У "тайного общества" была идея: издать - пусть махонький, пусть крохотным тиражом! - сборник Толиных стихов. Колосова долго думала, прежде чем поделилась этим замыслом с юным поэтом. Не рано ли, не будет ли потом жалеть? Она посоветовала Толе проконсультироваться с профессионалами. Ну, или хотя бы с людьми, которые что-то смыслят в поэзии.
- Я не могу судить объективно, ты же понимаешь... - она краснела при этом, а Толя многозначительно улыбался. - Я обожаю твои стихи, и это ты знаешь.
Идея увлекла юного поэта. Какой же творческий человек откажется от такой возможности - обратиться к широкому читателю? Теперь предстояла большая работа: отобрать лучшие стихи, отпечатать, найти подходящее издательство, которое возьмется публиковать сборник. А потом самое трудное - деньги. Где взять деньги? Таня растила сына одна, лишнего не было никогда. У Маши тоже. Можно было, конечно, занять, попросить что-то у мамы, у Милки. Только как потом отдавать?
Но пока еще идея была на самой сладостной стадии - отбора стихов. Маша доставала тетрадки, куда юный поэт переписывал с клочков и листочков все имеющееся у него наследие. Процесс отбора заключался в последовательном чтении одного за другим стихотворений и окончательного решения: публиковать или нет. Маша читала, Толя решал, не забывая при этом спросить:
- А вы бы напечатали?
И тогда их души окончательно сливались в блаженном единстве.
Вот этому занятию они и предались в первый новогодний день. Колосова бесстыдно тонула в очаровании чувственных и пряных юношеских стихов. Они волновали, будоражили, затрагивали самые тонкие струнки души и, чего греха таить, тела, кажется, тоже. Все так непонятно, путано... Глаза Толи зажглись хрустальным лучами, и эти лучи, казалось, прожигали ее насквозь. Маша хлопала глазами, чтобы согнать набегающие от преизбытка чувств слезы. И все-таки, даже в такой трогательный момент, откуда-то из подсознания вынырнула ехидная цитатка из школьного сочинения: "Талант его сила и орудие".
Дело медленно, но верно двигалось к финалу, когда в дверь позвонили. Колосова сразу поняла, кто это. Как быстро она научилась различать его звонок! Орлов собственной персоной.
- Привет, - бросил он с порога, и вид у него был уже не такой победительный, как вчера.
- Что с вами? - невольно спросила сердобольная хозяйка. - Вы неважно выглядите.
- Спал в машине. Вот, зашел поблагодарить за праздник. Чаю дадите?
- Да, конечно, конечно, - засуетилась Маша. - Вы есть хотите?
- Не откажусь.
Она двинулась на кухню, а Игорь следом за ней. Увидев Толю, который сосредоточенно раскуривал трубку, гость хмыкнул:
- Те же и граф.
Юноша сдержанно кивнул в знак приветствия, а на реплику не ответил. Пока Маша хлопотала у плиты, соображая яичницу, мужчины строго молчали. Тягостную тишину нарушил телефонный звонок. Маша успела накрыть на стол, поставить перед Игорем остатки вчерашних деликатесов и тарелку с дымящейся яичницей. Последним жестом предложила гостю белоснежную салфетку и схватила трубку:
- Да?
Конечно, это Милка проснулась и тут же стала названивать по телефону.
- С Новым годом! Ну, давай рассказывай! - скомандовала подруга, явно настроенная на долгую беседу. Колосова зримо представила ее нежащейся в горячей ванне: в одной руке телефонная трубка, в другой - дымящаяся сигарета.
- Привет, Мил. Я тебе потом позвоню, хорошо?
- Ты что, не одна? - Маша представила, как Милка подпрыгнула в ванне.
- Да. Ну пока, - не дав подруге разразиться гневной тирадой, Колосова поспешно положила трубку.
Тарелка гостя была уже пуста. Ничего себе проголодался! Впрочем, она сама слюнки глотала: при Толе не очень-то разъешься. Маша безнадежно заглянула в холодильник в поисках чего-нибудь съестного, и в памяти не к месту всплыла очередная цитата из школьного сочинения: "Плюшкин уходил, звеня ключами, на поиски пищи для своей кучи".
Очевидно все еще голодный, Орлов вдруг, ни слова не говоря, поднялся и направился к входной двери. Не успела хозяйка и рта раскрыть, как дверь за ним захлопнулась. Колосова растерянно взглянула на Толю, который делал вид, что ничему не удивляется. Ну что ж... Странный гость странно поступает. Бывает. Только вот вернуться в прежнее состояние творческой эйфории уже не было никакой возможности. Толя напряженно молчал, а Колосова мысленно металась в поисках нужных слов. Ничего не придумывалось.
Чтобы как-то сгладить неловкость молчания, Маша взялась мыть посуду. Она сильно вздрогнула и чуть было не уронила чашку, когда хлопнула входная дверь, не запертая на замок. На кухне вновь нарисовался Орлов. Он свалил на стол пакеты, груженые всякой снедью. Маша ахнула:
- Что это?
- Еда, - коротко ответствовал мужчина и помог Маше разложить продукты в холодильнике и на полках кухонного шкафчика. Оттеснив Колосову от плиты, он взялся жарить мясо. Через плечо бросил в сторону Толи:
- Картошку чистить умеешь?
Толя, видно, обомлел от такой наглости, но ответил:
- Могу попробовать.
Маша с ужасом представила, как юный поэт в чистейшем черном свитере встанет к мойке под грязные брызги и возопила:
- Я сама!
Однако Орлов настроен был серьезно.
- Сидеть! - рявкнул он, и Маша шлепнулась на табурет.
- Ему полезно поучиться: в армии пригодится, - пояснил Орлов, всунув в руку поэта картофелечистку.
- А вы служили в армии? - удивилась почему-то Маша. Она опять подчинялась гостю, как под гипнозом.
- А как же, служил. Это теперь щенки бегают от армии, а мы свое оттрубили...
На удивление, Толя тоже подчинился Орлову и принялся неумело снимать кожуру с картошки.
Маша не могла на себя надивиться. Почему она до сих пор терпит этого нахала? Расхозяйничался. Покрикивает, ей слова не дает сказать. Однако она сидела и с восторгом наблюдала, как ловко он обращается со сковородкой, трепетно колдует над мясом, посыпая его солью и перцем. Просто поэма! Что странно, и Толя не протестует, покоряется!
Колосова вздыхала и млела, а надо бы насторожиться, наконец. Что нужно здесь этому красавцу? И куда он спешил, лаясь громко в трубку телефона? Теперь не спешит. "Может, я ему понравилась?" - с боязливой надеждой подумала старая дева. И тотчас отмахнулась от этой мысли, как от наваждения. Где там!
Однако идиллия продолжалась. Мясо пожарено, картошка уютно булькает в кастрюльке. Оглядев кухню взглядом полководца, Орлов закурил. Маша невольно дохнула дыма и закашлялась. Наглый гость посмотрел на нее с досадой и, схватив пепельницу, вышел из квартиры. Маша открыла было рот, чтобы его остановить, но так ничего и не произнесла. На кухне повисло напряженное молчание.
Толя опять взялся за трубку и вдруг спросил:
- Я могу покурить?
- Ну конечно, - Маша даже рассердилась: зачем спрашивать?
Юноша церемонно кивнул и раскурил табак. По кухне пополз запах вяленой вишни. Маша достала из шкафчика тарелки, расставила на столе. Орлов вернулся, принюхался, с подозрением оглядел компанию, но ничего не сказал. Затем сунул нос в кастрюлю с картошкой и заключил:
- Готова!
Слить воду он доверил Толе, а Маша с тревогой следила за каждым движением юноши и ерзала на стуле, боясь, что тот обожжется. Поэт двигался медленно, как во сне, однако с задачей справился.
Наконец-то можно было поесть! Колосова вновь умилилась аппетиту незваного гостя: даже смотреть, как он ест, было вкусно. Толя же едва притронулся к еде и почти сразу отставил тарелку. Он взялся было за трубку и тут же, моргнув, положил ее на место.
- Мясо восхитительно! - пробормотала Маша, ничуть не кривя душой.
- Ну так! - отозвался Игорь и весело подмигнул.
Колосова отчего-то безобразно покраснела и пугливо покосилась на Толю. Юный поэт задумчиво смотрел в окно.
Они молча пили чай с тирольским пирогом, и Маше казалось, что ничего вкуснее она не едала.
- Ну, как-то так! - произнес сытый Орлов. Он допивал чай и поднялся из-за стола.
- Спасибо, - вежливо сказал Толя и тоже встал.
- Покурим? - кивнул Орлов в сторону входной двери, но Толя не принял предложение. Он вопросительно глянул на Машу.
- Да курите уж здесь! - махнула она рукой и взялась складывать тарелки в мойку.
Однако Игорь не стал курить, а лишь насмешливо поглядывал на юного поэта, который набивал трубку ароматическим табаком. Толе явно было неуютно под этим взглядом, но он крепился. По долгу хозяйской чести Маша решила взять ситуацию под контроль.
- Толя, может, ты прочтешь что-нибудь из последнего?
Юный поэт сверкнул хрустальными глазами и произнес:
- Если это будет интересно присутствующим...
- Кто ж знает? Но мы послушаем, - снисходительно согласился Орлов.
Маша была готова броситься на защиту ученика, но Толя, кажется, не обиделся. Он достал из кармана свернутые листочки, прокашлялся, глотнул чая и начал читать несколько монотонно, в "авторской" манере.
Маша слушала, с упоением погружаясь в стихию поэтических страстей. На миг она даже забыла об Игоре, который с интересом наблюдал за ней. Толя внезапно умолк. Маша очнулась и вздрогнула, наткнувшись на пристальный взгляд Орлова. Его, видно, нимало не тронули изысканные рифмы и чудная мелодия стиха. Игорь молчал, на лице его рисовалась неприкрытая насмешка.
- Хорошо! - сказала Маша, обращаясь к поэту и силясь не раздражаться от дурацкой ухмылки недалекого типа. - Может, еще?
В голосе ее не было уверенности, и тонко чувствующий все ее настроения Толя сказал:
- А больше ничего нового нет.
Опять повисло неловкое молчание. Игорь, борясь с желанием курить, вертел в руках зажигалку и мрачно глядел на поэта. Толя решительно поднялся и, сославшись на какие-то дела, стал прощаться. Маша не удерживала его, лишь виновато пролепетала:
- Можно было бы и старое почитать...
- Человек торопится, у него дела, - встрял Орлов и услужливо подал юноше пальто.
Толя спокойно принял его, оделся и ушел, сказав на прощание:
- До свидания, Маша.
Игорю лишь сдержанно кивнул.
Они вернулись на кухню. Орлов повеселел.
- Так кто он тебе?
- Кто? - глупо спросила Маша.
- Да этот вот юноша бледный со взором горящим.
- Ишь, ты! - съязвила Колосова. - Мы знаем Брюсова?