Все чаще Жданов задумывался о том, как устроить так, чтобы скрасить Катино одиночество. Пока она еще ходит на работу, встречается с людьми, но вот-вот пойдет в декретный отпуск, и что тогда? Сидеть целыми днями дома, ждать его появления? Она даже гулять не ходит, боится встретить знакомых: и своих, а еще больше – его…
Помог как всегда Малиновский. Не голова у него, а кипящий котел идей. Засиделись они как-то в офисе, планы продаж утрясали.
- Слушай, Палыч! Тут Лондонские партнеры звонили. И не раз. Обеспокоены они, что Павел болеет, от дел отошел. Ездить в Москву у них охоты нет. Как бы не потерять нам их. Может…послать кого …Пусть там поработает…месяца два-три…
- Ты кого предлагаешь?
- А ты?
- Ромка…Малина!..Ну, ты молодец! Завтра же поговорю с Кирой.
- Не надо! Ты не говори. Идея должна не от тебя исходить. Иначе Кира заподозрит…
- Тогда ты…
- И мне нельзя…Надо, чтобы оттуда, из Лондона…
Андрей надолго задумался. Потом хлопнул рукой по столу
- Ну, что же! Другого выхода нет. Я поговорю с мамой.
- Маргарита в курсе?..
- Нет, то есть не совсем…Но она поймет…и поможет…
Уверенность Андрея основывалась на давнем разговоре с матерью.
Это произошло примерно через год или полтора после его женитьбы. Они с Кирой гостили у родителей несколько дней. А потом неожиданно приехала Маргарита, позвонила и назначила встречу в его старой квартире – она всегда там останавливалась, приезжая в Москву, но в первый день обычно бывала у них с Кирой. Андрей сразу почувствовал неладное: встречается с ним, в тайне от Киры…
Маргарита была очень обеспокоена и не скрывала этого.
- Андрей…Кира сказала мне,…что у вас две спальни,…что ты…Андрюш, ты действительно болен, или…
В первый момент он растерялся: что говорить матери? Что для нее важнее: его здоровье или его неверность жене? Решил, что здоровье, ведь она мать…
- Мам, я совершенно здоров…
- А как же…Тогда что же…
- Мамуль, ты только правильно пойми меня. У меня есть любимая женщина, с которой я счастлив, и на которой мечтал жениться…
- Почему же не женился? И зачем женился на Кире?
- А ты разве не знаешь? Отец ничего не говорил тебе?
- Нет…ничего…Андрей! Ты должен мне все рассказать!
После его рассказа - просто констатация фактов, без подробностей и имен, она обняла его как в детстве, прижала голову к своей груди и заплакала.
- Андрюшенька…сыночек…как же так…как же ты…как ты все это терпишь?!.
- Ничего, мама…Скоро уже выйдет срок давности…Я узнавал…еще три года…Ты отцу не говори, что знаешь…У него сердце…
- А у тебя сердца нет? Ты же его надорвешь…
- Я выдержу, мам…я постараюсь…Уменя есть помощница, - и он улыбнулся, вспомнив о Кате.
И это не ускользнуло от внимания матери.
С тех пор Маргарита совсем по-другому относилась к ним с Кирой: редко приглашала в гости, при встречах не донимала разговорами о внуках, не поощряла сетований Киры на его занятость и невнимание к жене.
Поэтому Жданов и был уверен, что мать поможет ему.
Все устроилось как нельзя лучше. Просьбу приехать и помочь высказал Павел Олегович, и Кира с легкостью согласилась. Она любила бывать у них, и предстоящие три месяца в теплой, дружественной обстановке радовали ее.
Незадолго до ее отъезда у Жданова произошел разговор с Малиновским, который был для него совершенно неожиданным и внес сумятицу в его чувства.
- Андрюха…я что сказать хотел…Может, я тоже в Лондон поеду?..С Кирой…
- Зачем?
- Ну, понимаешь, - он замялся, даже засмущался, что было совершенно несвойственно для него, - я…может там …она…
И вдруг выпалил.
- Я хочу быть с ней!
- Ты что…Ты…
- Да, Палыч…Такая вот штука…Она всегда мне нравилась. Если бы она не была твоей невестой…Та ночь в Праге…, - он даже переменился в лице, взгляд его затуманился, - для меня она была самой счастливой…
- А она? Она хочет, чтобы ты поехал с ней?
- Не уверен…
Для Жданова все это было так неожиданно. Тогда, в больнице, когда Кира призналась…Он готов был придушить Романа…А теперь…
- Слушай, Ромка…Ты понимаешь…я же один остаюсь…Но если Кира …В общем, если у вас что-то…то я против не буду. Ты поговори с ней, а потом решим.
Роман в Лондон не поехал…пока. Кира сказала, что ей надо побыть одной. Подумать. Но возможность работать вместе ей понравилась.
Катя предложила неплохой выход из положения: во-первых, порекомендовала принять на работу Зорькина Он отличный экономист, но сможет заменить хоть Киру, хоть Романа. Ну, а если у Киры и Романа сладится, то и она может вернуться в компанию, со временем, конечно.
&
Если предыдущие месяцы Катерина называла счастливыми, то теперь…Теперешнему положению она и названия не знала: что может быть счастливее счастья? Они были вместе. Как настоящая семья. С самого утра она начинала думать о том, как Андрей вернется с работы. Убирала квартиру, готовила ужин, смотрела «женские» передачи по телевизору. Теперь это не было для нее обременительно, более того, ей это нравилось. А еще она покупала детские вещички и тайком (нельзя же заранее!) перебирала их.
А вечером…Андрей приходил не поздно, она кормила его, а сама сидела напротив и смотрела на него. Он с таким аппетитом поглощал ее нехитрые кушанья, что часто и у нее появлялось желание поесть, и она просила дать ей кусочек…или ложечку…Он радовался необыкновенно, и кормил ее со своей тарелки, стараясь успеть скормить побольше.
После ужина отправлялись на прогулку. Пешком ей было уже трудно ходить: она сильно отекала к концу дня, ноги не влезали ни в какую обувь, а завязать шнурки мешал живот. Чаще всего он отвозил ее за город. День был еще длинный, и они успевали пару часов побыть на природе. Особенно нравилась им одна довольно большая поляна: не ровная, а холмистая, поросшая луговой травой. На поляне росло несколько дубов. Других деревьев и кустарников не было, но дубы были настолько мощные и раскидистые, что давали достаточно тени даже в полдень – днем они бывали здесь в выходные.
Андрей приносил из багажника раскладное кресло, усаживал в него Катерину, а сам устраивался у ее ног, укладывал голову ей на колени, так, чтобы можно было слушать, как бьется внутри сердце его сына. Катя много раз предлагала купить еще одно кресло, но ему приятнее было сидеть так.
Он проявлял особенный интерес к тому, что происходило внутри нее. Еще при малом сроке все пытался «учувствовать» шевеление ребенка. Она в такие мгновения замирала, переставала дышать, и он тотчас начинал ощупывать ее живот, спрашивая взволнованно:
- Где? Кать, где?
Но…увы! Он не успевал ухватить момент и очень расстраивался. Пока однажды, лежа как всегда, прижавшись к животу щекой, вдруг не вскочил с радостным возгласом.
- Он меня пнул! Кать! Он меня пяткой! Точно, футболист будет! - и тут же растерянно продолжил, - Кать…тебе же больно, наверное?.
- Терпимо, - улыбнулась она, радуясь, что он, наконец, почувствовал то, чего так хотел.
Природа действовала умиротворяюще. Катя смотрела на заходящее за горизонт солнце, уже по осеннему не жаркое, но ласково греющее не только тело, но и душу. Слушала щебет неизвестных ей птах, стук падающих на землю зрелых желудей. Пальцы ее перебирали густые, темные, с кое-где пробивающейся сединой, волосы Андрея. А он отдыхал от трудового дня. Иногда даже засыпал. В такие моменты она старалась не шевелиться, чтобы не потревожить. Дать возможность отойти от забот.
Хотелось, чтобы так продолжалось долго…всю жизнь…
Она старалась не думать, что все это временно, что три месяца пройдут, вернется Кира, и все будет по старому
«Об этом я подумаю завтра, - говорила она себе, как героиня «Унесенных ветром», - а сейчас я буду наслаждаться тем, что есть сегодня».
Катя была благодарна Андрею за этот «островок счастья». Понимала, как непросто ему все это устраивать для нее, и не раз говорила ему об этом. На что он обычно отвечал с горькой усмешкой.
- Катюш, ты недооцениваешь себя. Разве такое маленькое счастье для тебя? Ты заслуживаешь большего. Я так мало могу для тебя сделать…
- Ты не прав. Мое счастье большое…Очень большое!
- И какое же, - смеялся он,- покажи!
- Ну,…Килограмм восемьдесят, наверное, - смеялась она тоже, и обнимала его.
После прогулки пили чай, вернее он пил чай, а она ела фрукты – ей нельзя было употреблять много жидкости, и он укладывал ее спать. Ложился с ней рядом, нежно гладил, рассказывал что-нибудь смешное из жизни Зималетто, обязательно говорил, какая она красавица, и какого прекрасного сына она родит. Она слушала его голос, не вникая в слова, не уличая его в их, мягко говоря, необъективности – она же смотрит в зеркало, и засыпала: успокоенная, отдохнувшая душой, счастливая…
А он садился работать. Если он уходил из офиса засветло, это вовсе не означало, что работы стало меньше. То, что он делал раньше до позднего вечера, никуда не исчезло. Приходилось дорабатывать дома.
========== Глава 12. Смерть и рождение. ==========
Глава 12. Смерть и рождение.
В доме Пушкаревых поселилась тягостная атмосфера. Вся их жизнь всегда была связана с ней, с Катенькой. Без нее было пусто и холодно. Они всегда считали, что живут дружно, душа в душу, что до сих пор любят друг друга.
А оказалось, что это была любовь к дочери. Дочь была центром их семьи. Вокруг нее все вращалось. Они были спутниками на ее орбите.
Забота о ней, переживания за нее, радость за ее успехи – ее жизнь была и их жизнью. Когда она ушла, стало очевидно, что своей собственной жизни у них нет. Их отношения между собой проходили через нее, а без нее и их не стало – оборвались. Пропал интерес к жизни. Елена уже не так часто и без особой охоты пекла пироги, и другие блюда, так любимые раньше, готовила реже – много ли им двоим надо. Вязание тоже было заброшено – кого радовать новыми беретами и шарфиками?
Валерию Сергеевичу было еще тяжелее: он сам лишил их радости общения с дочерью, не смог принять ее такой, какая она есть. И до сих пор не может.
Елена хоть и не часто, но встречается с ней, а он не может: через идеалы свои
не может переступить…
Он мог бы еще поработать, не старый, но где ее взять, работу, человеку в возрасте…У женщин есть домашние дела, а он к ним никогда отношения не имел. На то существует жена, тем более не работающая…
Все чаще встречался он с бывшими однополчанами. Не просто так, а за кружкой пива, за рюмкой…
Елена замечала отлучки мужа, знала, чем он с товарищами веселит душу, но за долгую совместную жизнь она так устала оберегать его, следить за его давлением, не давать ему выпить лишнюю рюмку…И Катенькин уход она простить ему не могла…
Ее-то никто не оберегал, не спрашивал, от чего душа болит, да и другие болезни…Разве у нее их не было? Просто к врачам ходила редко: больничный лист не нужен, полежит, перетерпит, вроде бы и не болеет совсем.
Так и жили.
В тот день она приболела. Да и думы о дочери не давали покоя: как она? Срок приближается. А она одна, никого рядом…У него семья…Он не с ней…Знала она про это, потому и пришла к ним, рассказала…А они что сделали? Вместо помощи…вместо понимания…Отец горячий…У него взгляды старорежимные…не гибкий он…А она-то чем лучше? Сколько раз дочь-то видела? Надо было узнать, где живет. да зайти, посмотреть…Одного взгляда хватило бы, чтобы понять, что и как…Вот и думай теперь, гадай…
Позвонить что ли? Так она сама звонит…И сегодня звонила уже…Что надоедать-то…
К Валере опять друзья наведались. Поехал с ними рыбачить. Знает она, эти рыбалки: баня да выпивка. А у него давление. Надо было не пускать…Да сам не маленький, который десяток уж разменял, а все…
Его привезли на следующий день . Он был без сознания. «Скорая» не довезла его до больницы…
&
Совещание было нервное. Великий Милко капризничал. Закатывал истерики одну за другой, а без его согласия они не могли запустить в производство новую коллекцию. У Жданова нервы были на пределе. Он еле сдерживал себя, и готов был выгнать этого притворщика и любителя играть на публику. Малиновский постоянно одергивал его, просил потерпеть: не в первый раз, скоро выдохнется, подпишет нужные документы, и все закончится.
В этот момент в конференцзал зашла Тропинкина, а за ней влетела Клочкова, громогласно взывая к нему:
- Андрей! Я не виновата! Я не пускала! Я говорила…
Жданов больше не мог этого вынести и заорал в бешенстве
- Выйдите! Обе выйдите!
Виктории тут же и след простыл, а Тропинкина стояла. Только губы сжала и подбородок вздернула.
- Мария! Я сказал…
Она перебила его (тоже небывалый случай!)
- Андрей Павлович! Возьмите трубку в кабинете!
- Что? У нас совещание! Выйдите! Я не привык повторять!
Но она не сдвинулась с места.
- Андрей Павлович! Вы меня уволите, я знаю…Но… возьмите трубку!
В ее голосе , в ее позе было что-то, что заставило его пройти в кабинет и взять телефон. Это была Катя. Она никогда не звонила через секретаря. Но его сотовый был выключен: он сам ввел правило, отключать мобильники на собраниях.
- Андрей…Папа умер…
- Катя…держи себя в руках.…Я сейчас буду.…Я уже выезжаю…
В этот момент он думал только об одном: быстрее оказаться рядом с ней. Все остальное потом. Остальное подождет. Успеть к ней. Вдруг…
На ходу одеваясь, отдавал распоряжения.
- Роман, возьми у Виктории список дел на сегодня, закончи без меня…
- О работе не беспокойся. Все сделаем как надо.
- Совещание закончим завтра, если у Милко возражения, то…
- Я все подписал. Я сам проконтролирую раскрой, об этом не думай даже…Милко тоже понимает…
Роман вышел проводить его до лифта.
- Палыч, что случилось-то?
- Катин отец умер, а у нее уже вот-вот срок подходит. Боюсь, как бы раньше не родила. Я к ней, а ты поезжай туда, помоги с организацией похорон. У них в Москве родных нет. Я бы сам, но Катя…
- Я все сделаю. Ты сам будешь на церемонии?
- Обязательно. Она же у нас работала, так что…объяснимо…Я думаю, и подруги ее пойдут…
Катя сидела в кресле, в какой-то странной позе и обеими руками держала живот.
- Андрей! Вызывай «Скорую»! Воды отошли…
- Я сам тебя отвезу…Ты идти можешь? Давай я на руках…
- Андрей, тебе нельзя в больницу…Как ты объяснишь…
- Кать, о чем ты думаешь…
- Он…из-за меня…я виновата…
- Это неправда…Прошло столько времени…Ты сейчас думай о ребенке…нельзя навредить ему…
Все это он говорил, осторожно ведя ее к машине.
Малиновский организовал похороны по высшему классу: подключил военкомат, через него разыскали сослуживцев. И Катины друзья пришли. Так что были и речи, и красная подушечка с медалями – все как положено.
Только Кати не было. Накануне ночью она родила мальчика. Роды были преждевременными, она сильно намучалась, и о ее присутствии не могло быть и речи. Женсоветчицы перешептывались, искали ее глазами, а потом Тропинкина подошла к Жданову и спросила прямо:
- Катя родила?