Оторвавшись от созерцания проплывающей за окнами зелени, она перевела глаза на колени Малфоя. Ее рука и плечо пульсировали так, словно боль вместе с кровью разносилась по поврежденным тканям и костям. Он же, застыв почти всем телом, палочкой отстукивал по изношенной ткани своего сидения мелодию. Звук безумно раздражал Гермиону, потому что когда человек волнуется, каждая мелочь еще больше выводит его из себя.
Пам, стук, пам, стук, пам, стук – у нее в голове, и боль становилась сильнее.
Она посмотрела на Малфоя, обдумывая возможность сломать палочку только ради того, чтобы увидеть выражение его лица. Он не обращал на Гермиону никакого внимания, что уже стало обычным делом, и как раз тогда, когда она была готова сделать хоть что-нибудь (что угодно, лишь бы прекратить этот звук), он перестал стучать.
– Ты прекратишь щелкать?
– Что?
– Тот шум, что ты издаешь.
Гермиона опешила и убрала от плеча ладонь – она и не заметила, что потирала его все это время.
– Я ничего не издаю.
– Еще как.
– Наверное, ты слышишь свой собственный стук, Малфой, который, должна отметить…
– В отличие от тебя, Грейнджер, я могу различать звуки. А ещё обладаю удивительной способностью понимать, я ли их издаю или нет. Так вот, не я.
– Ка… – объявление диктора прервало ее, и хотя она была полна решимости высказать все свои не-такие-уж-и-важные претензии, у Малфоя явно были другие планы.
– Уходишь?
Он ухватился за верхнее отделение для багажа, когда поезд с визгом покачнулся.
– Нет. Подумал, лучше встать и сойти с поезда для того, чтобы ехать дальше.
Он смотрел на нее с высоты своего роста, сунув палочку в карман, и Гермионе захотелось пнуть его лишь затем, чтобы тот сел на свое место.
– Ну так скатертью дорога. Я собираюсь ехать в сторону Англии на этом поезде столько, сколько он меня повезет. И полагаю, именно в этом причина того, что я обошла тебя по всем оценкам в Хогвартсе.
– Да, очевидно, это была некомпетентная система оценивания. Насладись тем, как будешь пересекать границу без документов, Грейнджер. Возможно, тебе повезет, и тебя примут за террористку.
– Но я думала, ты позаботился об этом на станции?
– Я позаботился о проверяющем там, но не о контроле на границе.
Он исчез из купе в своей развязно-заносчивой манере. Гермиона распахнутыми глазами таращилась на дверь, стараясь справиться со вспыхнувшим румянцем. Она ужасно себя чувствовала, если была неправа или чего-то не замечала, но там, где дело касалось Малфоя, всё было хуже до тошноты.
Она ненавидела его. И это чувство стало только сильнее, когда Гермиона сошла с поезда, а он, глядя в небо, ухмыльнулся.
17:17
– Пошевеливайся, Грейнджер.
– Не похоже, чтобы это была защищенная граница, Малфой, – фыркнула Гермиона, нырнув под ветку и чуть было не зацепившись ногой за корень.
У него была привычка ничего не говорить о своих планах. Не говорить, что он член Ордена и только лишь пытается вывести ее из здания. Не говорить, что городок находится всего в пятнадцати минутах ходьбы на запад от того места, где они оказались после побега из здания, и позволить ей наугад блуждать целую ночь. Не говорить, что они будут по лесу тайком пересекать границу, хотя даже не были уверены в том, где она проходит. Он просто делал это и рассчитывал, что Гермиона последует за ним, словно она знает, что происходит. Или хотя бы согласна с тем, что он запланировал.
Исходя из тех сведений, что у них были, границу они пересекли уже около часа назад. Малфой, похоже, держался близко к дороге, потому что впервые с тех пор, как они ушли со станции, через разные промежутки времени Гермиона слышала шум автомобилей. Она была уверена, что они смогут обнаружить там дорожные знаки, но Малфой не желал ее слушать и обращать внимание на здравый смысл. Темнело, и Гермиона поклялась себе, что через десять минут сама пойдет и всё узнает.
– Ты всегда такая медленная? Ордену не кажется, что ты обуза, если передвигаешься со скоростью флоббер-червя? – он отбросил от себя тонкие ветки, позволяя им ударить идущую следом Гермиону.
Она задохнулась и со злостью отпихнула их в сторону.
– Мы идем уже несколько часов. Ты бежишь так, словно за нами кто-то гонится…
– Уже почти темно, пелотка.
– Не называй меня так!
Малфой то ли рассмеялся, то ли резко выдохнул.
– Я что, задел твою пуританскую чувствительность?
– Ты пытаешься быть грязн…
– Если бы я хотел грязи, я бы назвал те…
– Не смей, Малфой. Богом клянусь, не смей, – они как раз прошли мимо большой внушительно ветки, и если бы пришлось, Гермиона бы ею воспользовалась.
Удивительно, но он промолчал.
19:57
– Что ты делаешь? – Гермиона повторила это для себя, потому что человек, который протаптывал себе место в траве, отвечать не желал.
Он пробормотал что-то похожее на согревающие чары, после чего улегся прямо на землю. Гермиона стояла над ним и сверлила взглядом до тех пор, пока силуэт Малфоя не растворился в темноте.
– Собираешься спать? Ты серьёзно?
Он что-то проворчал и зашевелился.
– На случай, если ты не заметила – сейчас темно.
– И что?
– А то, что я не путешествую, когда вокруг тьма кромешная, и ни хрена не видно. Хочешь – валяй.
– У тебя есть палочка!
– Если ее зажечь, свет будет виден с трассы, и кто-то может проявить интерес. Я не собираюсь еще больше отклоняться от дороги только ради освещения - если я потеряю этот путь, то потеряю связь с цивилизацией. Ты вообще башкой думаешь? Мне приходится слишком много объяснять той, кто «обошла по всем оценкам».
Гермиона только лишь покачала головой:
– Но это же лес.
– Да, и если бы был другой вариант, я бы все равно выбрал этот, – его голос звучал хрипло, хотя именно на ней не было согревающих чар.
Ублюдок.
– Ты…
– Если бы ты шла быстрее, Грейнджер, мы бы уже были в городе или в деревне. Но вместо этого ты плелась…
– Я не плелась…
– …и теперь нам придется…
– …моя рука от тряски слишком сильно болела – я не могла бежать…
– Твоя рука? – вместо ответа Гермиона высокомерно хмыкнула. – Она сломана.
– Я в курсе, – она ответила ему с той же мерзкой протяжностью.
Малфой сел, по крайней мере, издал похожий звук.
– Сядь.
– Что?
– Это такое движение…
– Зачем?
– Ты хочешь, чтобы я тебя вылечил, или нет? – сердито рявкнул он. Злые люди всегда бесятся, если совершают что-то хорошее, а ведь лечение было бы достойным делом.
– Ты можешь? Тог…
– На то, чтобы всё зажило полностью, уйдет несколько дней, но ты либо хочешь этого, либо нет. У меня нет времени и дальше задавать тебе гребаные вопросы.
Гермиона сверкнула глазами, но все же села. В конце концов, даже если это был Малфой, намного важнее то, что у нее появилась возможность вылечиться и избавиться от боли, которая сопровождала каждое движение. И если он решит применить к ней что-то еще помимо исцеляющих чар, она всегда сможет отомстить, когда Малфой уснет.
– Если знаешь, как это сделать, почему не предложил мне раньше? Ты же явно знал, что… – она с шипением втянула воздух сквозь зубы, когда его пальцы обхватили ее запястье.
– Не видел для этого причин, но если из-за этого ты так медленно ползешь, то тогда меня это тоже касается, – он поднял ее руку, и девушка закусила губу, когда плечо вспыхнуло огнем.
Гермиона с отвращением посмотрела в сторону Малфоя.
– Ты самый эгоцентричный и эгоист…
– Да, я тоже тебя ненавижу.
========== Три ==========
День третий; 14:01
Гермиона медленно поднималась по скрипучим ступенькам, прислушиваясь и присматриваясь к каждой из них. После инцидента, случившегося три дня назад, она не слишком доверяла предметам, которые звучали так, будто могут рассыпаться в любой момент.
Открыв дверь с красовавшейся на створке странной буквой «М», которая по ее мнению была перевёрнутой цифрой «3», зашла в пустую комнату. Малфоевская мантия была брошена на одну из трех втиснутых в помещение кроватей, и Гермиона планировала устроиться на той постели, что находилась как можно дальше. Она щелкнула выключателем, и единственная лампочка ярко вспыхнула, прежде чем ровно засветиться темно-желтым светом.
Ей очень не хотелось оставаться с Малфоем в одном помещении, но такой ночлег был гораздо лучше той грязи, в которой она спала последние две ночи. Если бы Гермиона, оставшись без палочки, да еще далеко от дома, не была привязана к своему школьному недругу, вынужденная пробираться в Англию маггловскими способами, в то время пока на них охотились Пожиратели Смерти, то она нашла бы в себе силы не жаловаться.
Девушка нахмурилась и сжала пальцами угол подушки, ошарашенная пришедшей на ум мыслью. Точнее, даже двумя, потому что вспомнила еще и о том, о чем размышляла, пока ела.
Малфой открыл дверь несколькими минутами позже, и Гермиона поразилась тому, как устало он выглядел. Словно мог в любой момент рухнуть в кровать и провести там несколько недель кряду. Тем не менее она поднялась со своего места – честно говоря, ей было плевать и на его усталость и на то, что она может его побеспокоить. Ей были нужны ответы.
– Малфой…
Он вздохнул так, будто по его душу нагрянули демоны, с которыми ничего нельзя было поделать.
– Ты убил тех Пожирателей Смерти в здании, ведь так? Когда я очнулась, они были мертвы. Никто больше не знал о том, что я там была, так что… Я имею в виду… Почему ты просто не оставил меня и не вернулся, притворившись, что Пожирателей убили авроры?
Он пытался не замечать ее. Сидя в пол-оборота к Гермионе, Малфой, казалось, был полностью поглощен созерцанием лежащей на кровати сложенной карты.
– Ты же что-то задумал, ведь так? Не знаю, что ты планируешь…
– Я борюсь с постоянной головной болью и раздражением, которые вызваны тем, что тащу тебя вот уже через две страны только для того, чтобы привести в ловушку, хотя еще три дня назад мог с легкостью убить или что там еще я собирался с тобой сделать? Но я продлеваю эту пытку, находясь рядом с тобой, потому что мазохист. Вот теперь все мои планы раскрыты.
Гермиона топнула ногой и сердито на него посмотрела. Правда была в том, что доверять ему действительно не хотелось – он был Драко Малфоем, Пожирателем Смерти и одним из самых отвратительных людей, которых она когда-либо знала. Однако он не дал ей ни единого повода не верить тому, что действительно состоит в Ордене. Вообще-то, всё указывало на то, что Малфой говорил правду.
Но верить его словам все равно не было никакого желания. Ведь так удобно жить в мире, расчерченном линиями. Жирными, четкими линиями. А Драко Малфой? Где бы ни проходила черта, он был по другую сторону. То-то и оно. И так было всегда, с их самой первой встречи. Даже в мелочах Гермиона проводила границу между собой и Малфоем. И мысленно перебирала эти случаи как проявление того, что их разделяет: делает его плохим, а ее – хорошей.
И вот теперь он объявился в ее жизни и посмел пересечь эту черту. Самую широкую и определяющую из всех. Такую, которая сопоставима с линией жизни на ладони. Существовали и другие, но ни одна не имела такого значения, как эта. Они могли исчезнуть, и никто бы не обратил внимания. Но что, если однажды пропадет та самая линия? Просто растворится на твоей коже, будто ее там никогда и не было. Ты же заметишь. И тогда придётся расчерчивать всё заново. Потому что всё станет пустым. Новым. И такого рода изменения пугали. А что же Гермиона? Она не доверяла ничему, что ее пугало. И это было движение по кругу.
– Если никто из живых Пожирателей не знает, почему…
– Они знают.
– Сейчас уже – возможно! Раз ты сбежал в никуда. Но ведь все еще можно сказать им, что ты попал в плен. Что…
– Нет, я не могу…
– …немного подождать и потом сказать, что сбежал или что…
– Ты всегда не…
– …что-нибудь. Так что еще не все потеряно, Малфой! Готова поспорить…
– Заткнись, Грейнд…
– …а они даже не знают! Это смешно. Я найду способ пробраться в мир волшебников, потому что откуда они могут знать, что я убежала с тобой? Действительно, целый…
– Ты погибнешь! Если это то, чего ты хочешь, и ты хочешь…
– …было бесполезно и бессмысленно, и только…
– …то вперед! Но знай, что последствием твоего идиотского решения станет…
– …это ты идиот! Параноик! За нами никто…
– Я серьезно. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, и…
– …так что я ухожу, и когда…
– Я не убил Крэбба!
Гермиона застыла, раскрыв рот, готовая к новой тираде, когда его слова дошли до ее сознания. Моргнула раз, другой, и затем медленно сжала губы. После своего выкрика Малфой задержал дыхание и вот наконец с силой выдохнул. Отвернулся, чтобы бросить карту на кровать и попытаться вернуть себе самообладание.
– Ох.
Он выглядел так, точно учился дышать заново, а длинные пальцы вцепились в волосы на затылке.
– Я бы лучше принял Круцио, чем связываться с тобой, – пробормотал он, качая головой.
В комнате стояла тишина, пока кровать не скрипнула под его весом, и Малфой не прислонился к изголовью. Он вытащил карту, развернул, устраивая ее на коленях, и зубами стащил колпачок с ручки. Полностью сосредоточившись, даже не замечал падающей на глаза челки.
– Я думала, он был твоим другом.
Его пальцы замерли над бумагой, и Малфой моргнул, сжимая колпачок уголком губ.
– Он и есть.
– Но всё равно бы рассказал о том, что видел?
Этот вопрос разозлил Малфоя, и он стиснул ручку так, что побелели костяшки. Гермиона ждала крика, обидных и резких слов или просто молчания. Но вместо этого он поднял голову и сверлил ее взглядом достаточно долго для того, чтобы она смогла увидеть ярость в его глазах, и ответил:
– Людям не всегда нужно говорить.
Большего она от него не добилась. Он что-то чертил на карте, а Гермиона сидела к нему спиной и смотрела в стену. Она пыталась думать о куче разных вещей, лишь бы развеять скуку, но всё равно постоянно возвращалась в мыслях к Малфою. Вопросы о сторонах, о его собственных линиях, друзьях и о том, как он вообще дошел до того, что оказался там, где есть сейчас. Она продолжала удивляться тому, что же он за человек, если отступился от самого себя ради жизни друга… и врага. Потому что этот самый человек явно был совершенно не похож на сложившийся у нее образ.
Невзирая на прошлое, на то, через что они прошли, – да пусть у него даже были свои собственные причины спасать ее, – она не могла не признать тот факт, что он все-таки сделал это. Не тогда, когда так разозлился, что начал душить, а потом. Когда она попалась Пожирателям Смерти на третьем этаже. Потому что Малфой мог ее там бросить. Даже мог к ним присоединиться. Но не сделал этого, ведь так? Никто из Ордена или Министерства никогда бы не узнал, что он вообще там был и мог этому помешать. Малфой запросто мог уйти и оставить ее.
Гермиона тяжело вздохнула и вынырнула из своих мыслей обратно в комнату. К человеку, который лежал на стоящей справа кровати. Его рука свободно свисала, а в пальцах беспрестанно крутилась палочка. Гермионе пришло в голову, что она видела Малфоя с палочкой куда чаще, чем без нее. Как будто враги в любую секунду могли ворваться в эту дверь. Или появиться с потолка, в который он сейчас так пристально вглядывался. Другая его рука лежала на животе, поднимаясь и опускаясь в такт глубокому дыханию, и сквозь зазор между его ладонью и рубашкой Гермиона смогла разглядеть какую-то белую полоску.
Она снова посмотрела Малфою в лицо – пустое выражение, резкие черты в тусклом свете, и тени, создающие впечатление ложных эмоций. В комнате ощущалось напряжение, и Гермиона было подумала, что это из-за того, что происходило между ними, но потом пришла к выводу, что дело в ней самой: зуд под кожей был вызван ничем иным, как незнанием. Столкновением с задачей, которая казалась уже давно решенной.
Малфой начал поворачивать голову, и Гермиона резко отвернулась. Он издал звук, который ясно свидетельствовал о том, что от него не укрылись ее наблюдения, поэтому, прикрыв глаза, она притворилась спящей. Но заснуть так и не смогла. Даже несколько часов спустя.
День четвертый; 9:32
Она подумала, что он мог специально оставить карту открытой, просто ради того, чтобы начать разговор. И еще, это же Малфой: к ней он относился, как к докучливому багажу, и возможно, таким образом просто хотел поставить ее в известность относительно своих планов, не говоря при этом ни слова.