— Чорт возьми, спустите паруса, иначе…
— Капитан, разве предвидится какая-либо опасность? — озабоченно спросил Рамбольд Штейн. Этот храбрый человек не беспокоился за свою жизнь, а только за целость этого превосходного корабля.
— Чорт меня забери, — прибавил он. — Это прямо что-то неестественное. Я ведь могу выносить самый отчаянный холод — этот уже чуть не заморозил меня.
— Паруса не спускаются, капитан! — крикнул боцман сверху. — Все кругом примерзло так крепко, как будто приковано железом. Веревки не гнутся и не подаются никаким усилиям.
— Зальдзидлер, мы должны снять паруса! мы должны! Вы слышите треск по бокам корабля? Это льдины! Мы окружены громадными льдинами, Буревестник мчится как безумный. Уберите паруса, если вам ваша жизнь еще не надоела! — гремел Штертебекер своим ледяным голосом.
Моряки работали под управлением Зальдзидлера, как отчаянные, но веревки не двигались с места. На заднем плане палубы началась какая-то суматоха.
— Что за чорт, что там какое? — крикнул Штертебекер, прислушиваясь к все более увеличивающемуся шуму льдин, ударяющихся о бока корабля.
— Капитан, — ответил Зандзидлер издали, — задняя рулевая площадка разбита, люди, стоящие там, упали на пол.
— Кто-нибудь упал за борт?
— К счастью нет! Он бы погиб при такой безумно быстрой езде по льдинам.
Зальдзидлер прибежал теперь, задыхаясь от волнения.
— Капитан! Нужно устранить давление воздуха на паруса, иначе корабль сейчас же перевернется. Он потерял равновесие вследствие потери задней площадки.
Это было в высшей степени опасное положение для «Буревестника». Всякий другой на месте Штертебекера, пришел бы уже в отчаяние. Никто из находящихся не видел возможности спастись, хотя это все были испытанные моряки, пережившие уже не одну опасную бурю.
Но что значат опасности бури, тайфуна в сравнении с этой безумной ездой по льдинам? К тому же паруса не слушались. Корабль казался безнадежно погибшим.
Но все видели, что главная опасность еще впереди. Пред ними в грозной близости плавало громадное ледяное поле с невероятно высокими ледяными горами. Только этим можно объяснить ужасный холод, доносившийся оттуда ветром. Миновать это ледяное поле невозможно было. Но если «Буревестник» будет мчаться еще несколько минуть с той же скоростью, он с разбега ударится о острые края льдины и разобьется.
— Мы погибли, — сказал штурман к магистру Вигбольду, поднявшемуся на палубу, вследствие услышанного шума и треска.
— Нет еще! — загремел Штертебекер. Он сам подскочил к рулю и с невероятною силой повернул его кругом.
Для этого маневра действительно требовалась железная сила, ибо громадные льдины сжимали часть руля, погруженную в воду, как железными тисками.
Никто не поверил бы, что один человек мог выказать такую силу. Но корабль послушался и описал большой круг, так что ветер приходился теперь с боку. Этим уже было немного уменьшено давление ветра на паруса, и движение корабля значительно замедлилось.
— Вот так, — сказал Штертебекер к Штейну. — Теперь смотрите, чтобы корабль остался все время в таком же положении. А вы, Зальдзидлер, разложите большой огонь на палубе и дайте накалиться железным частям корабля. Все должно получить опять способность двигаться. Затем вы исправите поврежденную площадку. Вы, атаман Лимпург, примите на себя команду «Буревестником» на время моего отсутствия. Все должны вас слушаться как меня самого.
— Капитан, куда вы хотите уйти? — испуганно спросил Лимпург, выслушав этот приказ.
— Я должен предпринять некоторые разведки. Мне кажется, что мы находимся пред невероятно громадным ледяным полем. Я должен узнать, имеем ли вы здесь дело с плавающим островом или замершим берегом. Я не думаю, чтобы мы так скоро достигли Гренландии. Но во всяком случае, мы должны узнать, где мы находимся.
— Ради Бога, капитан, вы хотите оставить корабль? В лодке? Это ведь значит идти на верную смерть. Все море покрыто туманом, льдины легко могут разъединить нас или совсем раздавить лодку.
— Я должен сойти с корабля, Лимпург, я должен — чтобы не потопить весь корабль с его людьми. Я должен рискнуть моей жизнью, чтобы спасти вашу.
— Мы никогда не согласимся на это, капитан! Пошлите меня лучше; а я охотно пожертвую моей жизнью, чтобы спасти вашу.
Лимпург сказал это от честного сердца, но Штертебекер прикрикнул на него:
— Молчите и слушайте, атаман Лимпург. Мое решение непоколебимо. Кто из людей добровольно поедет со мной?
— Я, я, я, мы все! — загремели голоса и толкались вперед.
— Я предупреждаю вас, что дело идет о жизни и смерти! — крикнул Штертебекер. — Больших опасностей…
Он не мог докончить, дикие восторженные крики прервали его.
— Берите нас с собой, капитан, даже если вы отправитесь в ад! — кричали все.
— Тогда по крайней мере станет немного теплее, — прибавил матрос Стефен.
Громкий хохот раздался в ответ на это удачное замечание, доказывавшее, что виталийцы еще не забыли свой юмор.
— Молодцы, ребята! Вы славные молодцы! — крикнул Штертебекет, глаза которого загорелись гордым восторгом при виде этих храбрых и неустрашимых товарищей. — Так как я, к сожалению, не могу вас всех взять, так я назначаю себе в спутники: Стефана, Бальцера, Гольста, Шпекмана, Куперса, Сартори и Плуто.
— Как и магистра Вигбольда и Генриха Нисена! — раздался твердый и спокойный голос за спиной Штертебекера.
Клаус обернулся и увидел стоявших рядом, ученого и Нисена; по решительному выражению их лиц видно было, что они будут сопровождать его, даже против его воли.
— Против вас я ничего не могу сделать — ответил Штертебекер с улыбкой. — Идите, если вам непременно хочется. Но не вините меня, если вы отморозите носы и уши.
Пока оставшиеся на корабле раскладывали громадный огонь, Штертебекер сам взялся за нагрузку лодки запасами, как будто он отправлялся на долгое путешествие. Он позаботился о провианте и горючем материале и уделил внимание также оружию и одежде. Теплые одежды и одеяла были взяты в большом количестве как и вино, и котел для варки.
Последний был доверен Генриху, в то время как Вигбольд запасался всеми необходимыми для такой дороги инструментами.
ГЛАВА IV. На плавающем острове
Оригинальная экспедиция должна была ждать наступления рассвета, ибо ночью они бы все равно не заметили ледяное поле.
Утром, когда первые лучи солнца осветили море и небо-таким сказочным пурпурным светом, какой бывает только в полярных странах, послышался недалеко от «Буревестника» ужасный продолжительный гром.
Море, до сих пор совершенно спокойное и гладкое, начало вдруг волноваться, и «Буревестник» плясал по волнам, как мяч. Оглушительный грохот беспрестанно носился в воздухе, как будто бы небо обрушилось на землю. Треск сталкивающихся кругом льдин становился ужасным.
Никто не мог объяснить это странное явление, ибо это не был гром грозы. Это скорее похоже было на грохот выстрелов многочисленных орудий.
Пред ними было одно из бесчисленных чудес полярного мира, одна из тех загадок, для которых сначала не могли найти объяснение, но они все-таки потом случайно объяснились естественным путем.
Это было счастье для них, что лодка еще не была спущена. Неожиданное волнение ледяных волн, несомненно, раздавило бы ее и потопило.
Теперь, когда море опять успокоилось, все спустились в лодку и двинулись в море. Они сейчас же убедились, что предприятие их слишком смелое, о руле не могло быть речи, ибо льдины тесно окружали лодку со всех сторон. Пришлось двигаться, отталкиваясь шестами от окружающих льдин, в то время, когда один стоял на носу лодки и отталкивал в сторону льдины, приближающиеся навстречу.
Это была довольно трудная работа, но необходимая для того, чтобы определить, где они теперь находятся. После многих часов тяжелого труда они наконец приблизились к ледяному берегу, окружающему плавающий остров или материк. Клаус первый выскочил из лодки с веревкой в руках. За ним последовали остальные, и лодку вытянули на берег, подальше от края. Это необходимо было на случай, если кусок льдины отломается. Он унес бы с собой лодку и оставил бы их в совершенно беспомощном положении. Штертебекер сейчас же осмотрелся кругом своими орлиными глазами и заметил громадную ледяную гору, с которой, вероятно, можно было видеть всю окрестность.
Генрих побежал вперед, чтобы выискать дорогу на гору, и почти исчез уже из глаз следовавших позади, когда Штертебекер вдруг услышал дикий крик.
— Генрих в опасности, — крикнул он и быстро бросился бежать по скользкой ледяной равнине. Крики и стоны сначала слышались все громче, затем совсем затихли.
Штертебекер значительно опередил бежавших вслед за ним и первый заметил ужасную картину. Генрих лежал окровавленный, и около него стоял северный медведь и обнюхивал его, приглядываясь, с какой стороны запустить в него зубы.
Штертебекер сейчас же понял, что дело идет теперь о секундах, если вообще еще можно спасти его любимца. Возможно, что уже было поздно, Генрих лежал без сознания, не испуская ни звука.
Северные медведи необыкновенно сильны и дики. Но Клаус все-таки, не колеблясь ни минуты, бросился на него. Зажав в свой железный кулак гарпун, взятый им с собой в виде оружия, он подошел ближе и с ужасной силой бросил его с медведя.
Но медведь только что поднял голову, чтобы посмотреть на нового врага, поэтому гарпун не попал в голову и только ранил его, приводя его в еще большую ярость. С ужасным рычанием обезумевший зверь бросился на Штертебекера, быстро выхватившего свой кинжал и бросившегося ему на встречу.
Штертебекер достиг только того, что отвлек зверя от его первой жертвы. Но теперь началась ужасная борьба. Медведь бросился на Клауса и многопудовой силой своего тела придавил его к земле. Клаус лежал теперь под яростным зверем, который собирался уже загрызть его. Он поднял правую лапу для удара. Штертебекер подставил кинжал, и зверь ударил в кинжал вместо плеча своей жертвы.
Заревев от сильной боли, медведь рванул назад раненую ногу. Это мгновение Штертебекер использовал, чтобы всадить ему кинжал в грудь.
Для этого удара требовалась ужасная сила, ибо если бы удар не был бы смертельный, Штертебекер погиб бы. Но Клаус хорошо прицелился и употребил на это всю свою железную силу.
Струя крови брызнула из раны, и медведь упал на Штертебекера, придавив его своим телом, так что тот не мог повернуться.
Тем временем прибежали отстававшие товарищи. Ужас охватил их при виде этой страшной сцены, ибо они были уже уверены, что Генрих и Штертебекер стали жертвой дикого зверя. Пролитая кровь не допускала думать иначе.
— Чорт возьми! — крикнул Штертебекер к приблизившимся. — Что вы стоите с выпученными глазами? Вы бы лучше сняли с меня эту тяжесть, пока она еще не раздавила мне кости. Что с Генрихом?
— Он без сознания, — ответил Вигбольд, занявшийся мальчиком. — Но он, как видно, не тяжело ранен. Ну, а тебе попало вероятно как следует?
— Глупости, — ответил Штертебекер. — Только несколько царапин на коже.
Все бросились стащить труп медведя и еле справились, все шесть человек с этой колоссальной тушей. Штертебекер вылез и не обращая внимания на свои «несколько царапин», бросился к Генриху, к которому чувствовал отеческую любовь.
К общей радости Генрих скоро открыл глаза и, хотя он чувствовал боль, он все-таки мог продолжать путь вместе со всеми, после того, как Вигбольд приложил ему мазь и перевязал его раны. Для него было даже опасно остаться лежать при таком холоде.
По приказу Штертебекера он остался на месте с четырьмя матросами, долженствовавшими снять шкуру медведя и съедобные части мяса. Теперь нужно было только оглянуться, чтобы разобрать расположение местности.
Штертебекер и Вигбольд, к которым пристали остальные матросы, с большим трудом поднялись на ледяную гору.
— Теперь я уже понимаю, что означает утренний гром, — сказал Штертебекер к Вигбольду, указав рукой на другую сторону острова, не виденную ими до сих пор. — Смотри туда, магистр! Ты видишь целое поле громадных ледяных осколков. Там, вероятно, упала громадная ледяная гора, подмытая водой, и треск падающих ледяных масс вызвал гром и волнение на море. Это было такое сильное падение, что весь остров сморщился. Смотри там, на колоссальную трещину.
— Ты прав, Клаус. Из этого следует, что мы находимся не на твердой земле, а на плавающем ледяном острове громадных размеров. Такие острова часто отрываются от материка Гренландии и по многу лет кружатся по Ледовитому океану, ибо то, что отламывается у них с одной стороны, примерзает к другой. Таким образом, такой остров не может совершенно исчезнуть.
— В таком случае нам нечего здесь искать, и мы можем вернуться на корабль. Однако, что это с собакой? Посмотри на нее, Вигбольд. Она нюхает воздух и не может найти следов на льду. Она, вероятно, что-то открыла.
— Она, может быть, чует приближение какого-нибудь зверя? — спросил Вигбольд.
— Нет, это наверное нет, Вигбольд. Она ведет себя так странно, что я уверен, что она почувствовала носом что-то необычное. Идем вернемся на корабль. Нечего нам больше шляться здесь при чертовском морозе.
Когда они собрались уже вернуться, показался им навстречу Генрих Ннсен, высоко подняв что-то в руке, что нельзя было разобрать издали.
Плуто, как видно, следовал за хозяином только против воли. Она часто останавливалась, направив нос все по одному и тому же направлению.
— Ты что-нибудь нашел, Плуто? — сказал Штертебекер.
Собака посмотрела на Клауса таким взглядом, как будто хотела сказать: «Возможно, что здесь есть что-то подозрительное, но я сам не уверен в этом».
Когда Генрих приблизился и передал Клаусу свою находку, тот увидел кусок заржавленного железа, прежнюю форму которого трудно было определить.
— Клянусь моей честью, — крикнул Штертебекер. — Это замечательная находка. Заржавленный кусок железа, вероятно, от шеста лодки, и так как мы его не потеряли, то приходится предположить, что на этом острове находятся или находились люди.
Все изумленно посмотрели друг на друга. Одна мысль поразила всех сразу, но никто не решался высказать ее.
ГЛАВА V. Ужасная находка
Штертебекер решил теперь точнее обыскать этот остров, надеясь в душе найти здесь если не следы изгнанника, то хоть следы погибших негодяев, пославших бутылочную почту.
— Идем, Плуто, — сказал Клаус к догу. — Теперь ты должна помочь нам, иначе мы не придем к цели. Ты уже раньше намекала на какие-то следы. Так ищи, ищи!
Собака чихнула, в знак того, что она поняла, и опять подняла нос. Она направилась по направлению, откуда дул ветер. Но это было неуверенное искание, по всему существу собаки видно было, что она не уверена в своем деле. Все кружились по острову, следом за собакой до сумерек, не заметив ничего подозрительного. Ветер затих, и это, как видно, совсем лишило собаку ее следов.
— Ничего нет, — сериозно сказал Вигбольд. — Мы ошиблись, нужно вернуться, Клаус. Бедный мальчик тоже не может ходить больше, смотри, как устало тащатся его ноги.
— О, я еще силен и добр! — отвечал Генрих Нисен. Но видно было, что он сдерживается. Кровотечение значительно ослабило его.
Штертебекер мрачно смотрел перед собой.
Остановиться на полдороге, вернуться не, достигнув постановленной цели, это не было в его силах.
Малодушие и отчаяние были совершенно неизвестны этому железному человеку. Только на одно мгновение промелькнула у него мысль о том, что его люди измучены, но вспоминание о цели доставило его твердо и решительно ответить:
— Я еще не вернусь и т. д.
— Я еще не вернусь, магистр, — сказал он. Мы здесь переночуем.
— Чтобы мы все померзли, Клаус? — с упреком сказал ученый.
— У нас есть с собой горючий материал.
— Это скоро сгорит и воздух от этого не нагреется.
— Ну хорошо, так мы построим себе юрту из льда, как эскимосы делают.
— Я тоже думал об этом, — сказал Вигбольд. — Но будет ли это нам по силам?
— То, что мы сериозно захочем, будет всегда по силам, — твердо сказал Штертебекер. — Да вот, навес этой горы даст нам возможность быстро справиться с своей задачей. Крыша и две стены у нас уже есть готовые.
По приказанию ШІтертебекера разложили огонь и притащили сюда валяющиеся по острову льдины, подогревая их огнем, чтобы они потом примерзали к горе. Обтаявшие льдины сейчас же примерзали с такой крепостью, какую только можно себе представить. Через короткое время юрта была готова, как юрты эскимосов, но все-таки представляла собой удобное убежище. Теперь можно было приготовить себе хороший ужин из медвежьего мяса и заснуть немного, чтобы освежить свои силы к предстоящему дню новых поисков.