— Мой тебе совет — это лучше делать над сковородкой, — делает шаг назад, жестом предлагая мне встать ближе к плите. Я кладу остатки скорлупы на столешницу, рассматривая липкие пальцы. О’Брайен протягивает мне второе яйцо, но отказываюсь, теряясь:
— Нет, у меня вряд ли выйдет…
— Черт, просто бери, — сует мне в ладонь, заставляя всё же взять. Качаю головой. Таким образом все яйца закончатся, а отчим их любит.
Начинаю нажимать пальцами на скорлупу. Масло уже шипит на сковородке, поэтому капельки, что разлетаются во все стороны, обжигают кожу. Давлю, хмуря брови, ведь действительно хочу, чтобы у меня получилось.
— Как ты вообще выживаешь, если даже яичницу готовить не умеешь? — Дилан делает шаг ко мне, стоя сбоку, и касается пальцами моих пальцев, видимо, хочет показать мне, как нужно делать, но от прикосновения, даже такого простого, вздрагиваю, дернув плечами, и отпускаю яйцо, которое падает на пол, разбиваясь. Замираю, прислушиваясь к тому, как тяжело дышит отчим за спиной, скрипя зубами от растущей злости. Его терпения не на долго хватит…
— Рукожоп, — О’Брайен обреченно вздыхает, идет к холодильнику, взяв ещё два яйца, и возвращается, вновь протянув мне одно. Я прошу, уже опуская липкие руки:
— Давай ты?
Но Дилан только нагло усмехается, кивая на яйцо в своей ладони, которое я всё же беру, слушаясь. Пытаюсь не наступать на желтки, что растекаются по паркету, снова повторяя. Нажимаю на скорлупу, правда стараясь. Кажется, моя напряженность и концентрация смешит парня, отчего ворчу, наконец, вызволив желток и белок из скорлупы. С облегчением вздыхаю, взглянув на Дилана:
— Моя помощь на этом ограничивается?
— Ну, я надеялся позавтракать утром, а не ближе к вечеру, ибо, походу, мы с тобой долго яйца бить будем, — берет яйцо, разбивая его о край сковородки, и сразу же выливая содержимое на её поверхность. Я приоткрыла губы, закатив глаза. Умник. Только яйца бить и умеет.
Парень выкладывает два кусочка бекона рядом с белеющим белком, после чего берет соль, внимательно разглядывая её, и сыпет, цокая языком, ведь отчим вновь возмущается:
— Тебе нельзя соленую пищу, — это обращение ко мне, поэтому прекращаю стучать пальцами по краю столешницы, покорно кивая головой.
— Ничего, не помрет, — Дилан явно хочет потрепать мужчине нервы. Что ж, вперед и с песней.
Но у Дилана звонит телефон. Парень роется в заднем кармане джинсов, вытащив его, и хмуро всматривается в номер, долго ничего не говоря и не двигаясь, поэтому интересуюсь:
— Кто?
О’Брайен прижимает к себе телефон, пряча экран, и кивает головой на сковородку:
— Следи, — и трогается с места. Уходит, а мои внутренности выворачиваются, сжимаются, подобно сухому фрукту. Не сглатываю, не провожаю парня взглядом, просто замираю, уставившись на желток.
Шаги Дилана уже не слышны. Он ушел. Он ушел, и я, черт возьми, чувствую, как мое дыхание прерывается, ведь за спиной скрипит стул.
От лица Дилана.
Ухожу в гостиную, прикрыв за собой дверь. Осматриваюсь, отвечая на звонок, и прижимаю телефон к уху, хмурясь:
— Ого, а твои родители знают, что ты звонишь мне?
— Ха-ха, — голос Ника напряжен, но он скрывает это смехом. — Очень остроумно, они просто вышли к соседям.
— И чего хотел? — осматриваю помещение, пальцем скользнув по спинке дивана.
— Эм, узнать, как дела? Как Эви? — явно немного растерялся.
— В порядке, — мой ответ короткий, но ясный и вполне понятный.
— Просто, я вот, о чем подумал… — так и знал. Ник никогда просто так не звонит. У него есть цель, и сейчас он прекратит этот концерт, сразу перейдя к делу.
— Всё-таки у тебя не те условия, — говорит, а я хмуро смотрю в окно, задумавшись:
— А точнее?
— Ты и сам это понимаешь. Если Эви не хочет пока возвращаться домой, то пускай поживет со мной. У меня условия намного лучше, — смеется, - ну, думаю, это ты и так понимаешь, — смешно? Тебе, черт возьми, смешно? Знает же, как я отношусь ко всему этому, поэтому и настаивал на том, чтобы эта девушка осталась у него. С чего это вдруг Ник одумался?
— Дил? — он зовет меня. — Так что, где мне её забрать?
Я чешу висок, подбираю слова для ответа в стиле «Дилана О’Брайена», полного сарказма, но отвлекаюсь, расслышав грохот. Оборачиваюсь, уставившись на дверь с мутным стеклом. Ник продолжает звать, докапываться до меня, но опускаю руку, отклоняя вызов, и быстро шагаю к двери, толкая её рукой. Тут же торможу, от неожиданности качнувшись на пятках, когда мимо проходит мужчина, спешащий к лестнице. Сверлю взглядом его затылок, двинувшись дальше, к кухне, но, переступая порог помещения, останавливаюсь.
Девушка поднимает на меня типичные для неё испуганные глаза, стоя в нескольких сантиметрах от плиты. Сжимает губы, чтобы скрыть их дрожание. Опускаю взгляд, уставившись на перевернутую сковородку, которая лежит на полу, после чего вновь смотрю на Эви. Та прижимает к животу трясущиеся руки, нервно улыбаясь:
— Я случайно, — шепчет. — Я-я, — заикается, — я случайно, прости, — опускает глаза, явно над чем-то раздумывая. — Я не голодна, — проглатывает воду во рту, начиная перебирать ногами. — Я не голодна, — повторяет, желая обойти меня и покинуть кухню, но, сам не осознаю, как резко хватаю её за локоть, дернув обратно на себя, чтобы… Чтобы что?
Но продолжения моих действий не требуется, ибо девушка с настоящей злостью бьет меня по руке, вынуждая разжать пальцы. Удивленно, нет, скорее, просто смотрю на неё, по-обычаю хмурясь. Эви тяжело дышит, с отвращением шипя:
— Хватит меня трогать! — её охрипший голос прорвался. — Хватит! — смотрит прямо мне в глаза, прижимая к себе руки, которые складывает на груди, внезапно поникнув. Оглядывается, качнув головой, и вновь рушит молчание между нами:
— Просто, поешь, — мне знаком этот тон. Девушка опять восстановила зрительный контакт, часто моргая:
— Я хочу в ванную, так что… Просто, поешь, — делает шаг, выходя спиной вперед в коридор. Я продолжаю молчать, ведь мне и нечего говорить. Эви разворачивается, быстро уходя в сторону, к лестнице, после чего слышу скрип ступенек, и бросаю взгляд на перевернутую сковородку. Ставлю руки на талию, полностью уходя в свои мысли.
И не верю.
Точнее, не хочу верить, или, тем более, сравнивать, но…
Черт, Эви ведет себя так же, как Дженни.
Я не стал ничего кушать. Тупо собрал всё с пола, выбросив в мусорное ведро вместе со сковородкой, так как мне лень её мыть. Стоял на кухне минут десять, может и больше, просто не зная, как поступить. Кто я такой, чтобы лезть в дела чужой семьи? Пальцами всё время потираю экран телефона, всё больше убеждаясь в том, что у Ника ей будет гораздо комфортней. Тем более они ладят.
Решаю вернуться в комнату.
Не могу лгать о том, что мне неловко, но реакция Эви поставила меня в тупик. Эта баба, оказывается, умеет злиться? Неплохо, хоть что-то. Но…
Поднимаюсь по лестнице, сжимая и разжимая пальцы.
Я сделал ей больно? С чего такой ненормальный рефлекс?
Торможу на ступеньке, чуть не дойдя до второго этажа, когда из ванной выходит мужчина. Его красная кожа покрыта капельками воды или пота, хрен поймешь. На шее видна толстая вена. Он вытирает нос рукой, бросая на меня взгляд. Хмурю брови, немного покосившись на дверь ванной комнаты.
Разве, Эви не сказала, что собирается принять душ?
Да, я слышу, как вода шумит, но… Черт, это вообще нормально? Сколько ей лет? Почему она позволяет ему, хоть он и отец, находится в ванной, пока принимает душ?
Вновь искоса смотрю на мужчину.
И тот улыбается.
Этот факт просто вышибает мои чертовы мозги. Этот тип лыбится. С какого хера?
Отец Эви исчезает за дверью своей комнаты, после чего остаюсь один в коридоре, не в силах закрыть рот. Медленно перевожу хмурый взгляд в сторону ванной, продолжая подниматься. Сворачиваю к комнате Эви, немного замешкав на пороге.
Я совершенно отказываю принимать и обрабатывать кое-какие мысли, которые нагло лезут в голову. Это не мое дело. Совершенно.
***
Холодная вода сильно бьет по спине. Красные участки кожи горят, принося неописуемую боль, горло будто разорвали на куски.
Эви сидит на ледяном дне ванной, обнимая колени руками. Мокрые волосы червяками липнут к лицу, которое морщится. По щекам текут горячие слезы, смешиваясь с водой. Девушка прижимается лбом к плиточной стене, начиная покачиваться вперед-назад и тихо мычать сжатыми губами, а к трубе от её ног течет алая жидкость.
***
***
От лица Эви.
Этого следовало ожидать.
Уже который час стою у зеркала в ванной, причесывая волосы. Смотрю самой себе в глаза, понимая, что вот она — я — потенциальная жертва, которая не видит никакого другого варианта, кроме как сдаться. Нет больше возможностей помочь маме и при этом остаться целой. Отчим знает, как и куда бить. Знает мои больные места, знает, что нужно говорить, чтобы полностью сбить мой слабый боевой настрой.
Да, смотри на себя, Эви. Это ты. Но тело и лицо не твое. Ничего твоего нет здесь. Ты — никто. Тебе не отвратительно? Тебя не тошнит, а? Эви? Как ты себя чувствуешь после того, как тебя выдрали? Дико, не жалея. И ты не пискнула. Ничего не сказала. Ты терпишь? Ради матери? Или ты просто сдалась, но продолжаешь оправдывать себя тем, что больше нет вариантов?
Резко провожу расческой по волосам, сдирая локоны волос. Они падают в раковину, на которую опираюсь руками, прижимаясь лбом к зеркалу.
Я накричала на Дилана. Наверняка, он уже ушел. Кто станет терпеть такое?
Выпрямляюсь, делая короткий шаг назад, но тут же мычу, сжимая ладони между ногами. Прислоняю её к низу живота, пыхтя, после чего вновь смотрю на свое отражение, видя, как моя голова начинает дрожать. Приоткрываю губы, не сдерживая слезы, которые накапливаются в глазах, и размахиваюсь, ударив ладонью по зеркалу.
Дышу через нос, быстро надевая на себя большую футболку и штаны. Покидаю ванную комнату, не бросаю взгляда в сторону комнаты отчима, не желая даже узнавать, вышел он или нет? Просто толкаю дверь, переступая порог своей комнаты, но тут же ощутив, как в груди образовывается тяжесть.
Дилан сидит в кресле, держа в руках одну из книжек, которая стояла у меня на полках. Поворачивает голову, взглянув на меня. И я не могу понять, злится ли он, ибо парень крайне безэмоциональный. Прикрываю дверь до щелчка, пытаясь не хромать. Обнимаю живот руками, медленно подходя к кровати. Поднимаю на О’Брайена глаза. Тот так же смотрит, не отрывается. Уставился, разъедая меня взглядом:
— Воду не экономишь, я смотрю, — выдает, захлопнув книжку, и встает, двигаясь к полкам, чтобы поставить её на место. Моргаю, виновато потирая плечи:
— Ты не ушел? — даже не знаю, чего больше в моем голосе: удивления или облегчения.
— У нас был уговор, — Дилан развернулся, вновь восстановив наш контакт глазами. - А, судя по твоему голосу, ты ещё не скоро выздоровеешь, — факт, но… Горло болит уже по иной причине. Не самой приятной.
Касаюсь шеи ладонью, потирая кожу, и слабо киваю головой, медленно садясь на край кровати. Пустой, уставший взгляд опускаю в пол, пытаясь контролировать трясущиеся руки. Дилан сует ладони в карманы джинсов, проходя по комнате, и останавливается напротив меня, прижимаясь спиной к стене. Из-подо лба смотрю на него.
Ждет извинений?
Откашливаюсь, решая поскорее покончить с этим:
— Извини, что накричала, — почему я всё время должна просить прощения? Меня уже тошнит от этого. От того, что я всегда должна терпеть эти унижения, слушаясь и повинуясь. Я…
— Ты не тактильный человек? — мои извинения смело проигнорированы. Наклоняю голову на бок, шепча:
— Что?
О’Брайен отрывается от стены, делая шаг ко мне:
— Тебе не нравится, когда тебя трогают? С чего такая реакция была?
— Да, — киваю, как болванчик. - Да, мне не нравится, когда меня трогают, поэтому сорвалась, — это почти правда, но тоже неплохое оправдание.
Дилан сощурился:
— А если ты кого-то трогаешь?
Хмурю брови, моргнув.
Что он несет? Я уж тем более никого не хочу трогать. Абсолютно. Меня воротит от одной мысли о том, что мне приходится «трогать» отчима, прижиматься к нему, делать то, что он хочет, так что - нет.
Дилан садится рядом.
Мои зрачки замерзают на пальцах, которые прижимаю к коленкам, натягивая ткань штанов. О’Брайен продолжает смотреть на меня краем глаза, дожидаясь ответа, поэтому заставляю себя говорить, бросая довольно сухо:
— Нет, поверь, мне не хочется кого-то трогать, — нервная ухмылка лезет на лицо, и не могу справиться с ней.
Дилан поднимает одну ладонь, поставив локоть согнутой руки на свою коленку. Я искоса смотрю на него, хмуря брови:
— Что ты делаешь? — шепчу, хрипя. Парень усмехается, но не нагло:
— Давай.
— Чего? — поворачиваю голову, вообще потерявшись в том, что сейчас происходит.
Дилан видит смятение в моих глазах, поэтому вздыхает:
— Просто, потрогай.
— Зачем? — повышаю голос, раздражаясь.
— Меня бесят люди, но не знаю, как отношусь к тому, что меня трогают, так что помоги мне разобраться в этом, — его ответ звучит нормально, но я отрицательно верчу головой:
— Не собираюсь этого делать.
— Давай, Эви, — держит ладонь тыльной стороной ко мне, сжимая и разжимая пальцы. С недоверием смотрю на него, не веря:
— Это глупо, я же сказала, что не люблю, когда меня трогают…
— Ты сама потрогай. Я тебя вообще не касаюсь, — хмурит брови О’Брайен, раздраженно закатив глаза. — Хватит, давай уже.
Вздыхаю, кусая губу, ведь вот-вот из глаз рванут слезы.
— Давай, не ломайся, — Дилан говорит вполне спокойно, не давит, но и не оставляет мне выбора.
Я послушна. И всегда лучше выполню «приказ», чтобы меня поскорее оставили в покое, чем буду оттягивать.
Делаю ещё парочку громких вздохов, прежде чем вновь смотрю на ладонь парня, сжав свою в кулак. Моргаю, нервно прикусывая кончик языка во рту, пока приподнимаю одну руку. Тут же ощущаю жар, охватывающий мое тело, ведь пальцы трясутся. Давление растет, и мне не справиться с этим, поэтому сжимаю губы, глубоко дыша через нос.
Дилан не шевелится, что уже хорошо.
Просто представь, что касаешься какого-нибудь предмета: кружки, книжки, шкафа.
Не думай об О’Брайене.
Кончиком среднего пальца касаюсь тыльной стороны ладони парня, который опускает взгляд на свою руку, так же дыша через нос. Напрягаюсь, сглотнув, чем вызываю боль в горле. Немного наклоняю голову, надеясь спрятать глаза от Дилана. Прижимаю остальные пальцы к его коже, нащупав нити вен. Медленно скольжу выше, чувствуя, как сердце начинает ныть, при попытке сделать вдох, что крайне затрудняет мои действия. Но уже не опускаю голову, приподняв её. Наблюдаю с явным интересом за собственной рукой, пальцы которой касаются пальцев Дилана. Тот сидит молча. Так же внимательно следит за моими движениями, еле шевельнув пальцами, раздвигая их шире, чтобы я могла протиснуть свои между ними. Мои дрожащие губы всё равно в итоге приоткрылись, вынуждая дышать через рот. Но вдохи не рваные. Грудь спокойно поднимается и опускается, давление не давит на виски, не приносит боль.
Полностью прижимаю свою ладонь к тыльной стороне его, чувствуя твердые костяшки. Моргаю и всё-таки поднимаю взгляд на парня, резко отпрянув, убрав руку, ведь О’Брайен смотрит на меня. Отвожу взгляд, почесав коленку:
— Нет, мне не нравится, — вердикт.
— Да, херня какая-то, — Дилан поднимается с края моей кровати, обходит её, вновь взяв с полки книгу, и возвращается на «свое» кресло.
Я хмурю брови, взглянув на свои ладони, которые лежали на коленях. Разглядываю подушечки пальцев, медленно сжимая их.
Мне не может это нравиться.
А Дилан не хотел ничего проверять.
Он просто добивается её доверия.
========== Глава 14. ==========
[флешбэк]
Уходит.
Девушка топает ногами по холодному полу, крепко обнимает себя руками, вовсе не желая согреться. Она спешит. Прикрывает веки, всего на секунду, когда слышит за спиной голос брата, который заметил её ещё во дворе, но девушка проигнорировала его зов, как и сейчас не дает ответной реакции.