Да что я, вспомнить всё могу?
А написал — пошло! Друг друга лопают, как крысы.
У них и бдительность,
У них и мнительность,
Кудрявчика выдёргивает следователь лысый,
Скроит ему вину, не в этом — в чём другом,
Да у кого из нас её не сыщешь, присмотревшись?
Я из-за них в году тридцать седьмом
Пять месяцев не мог поспать раздевшись:
Вот-вот по лестнице, вот-вот и постучат…
Старушка мама в час, как все запрутся, —
«Что ж это будет, Сеня? Что ж они хотят?
Людей пересажают всех, а сами останутся?»
И ходит-ходит, ставни-двери крестит
Слабеющим движеньем сморщенной руки…
Не проходило ночи, чтоб не шли аресты,
Чтоб не шныряли воронки.
Пересажали в городе бояр, детей боярских,
Вельмож партийных, профсоюзных,
буржуазных, пролетарских,
И сошку мелкую, и крупную, — а я живу,
А я трясусь на кожаном диване.
Остались в городе: начальник ГПУ
И я, Арсений Ванин.
Уж я готов был рассказать и подписать всё, как телёнок,
С кем связан был от самых от пелёнок,
Уже дела все сдал — не взяли! уцелел!..
МАЙКОВ
А я, любимец муз, едва не погорел.
Взоры обоих обращаются к нему; Майков непринуждённо садится на край зеркала и побалтывает ногами.
Какой-то умник высказал догадку,
Что на плакатах, на блокнотах, ученических тетрадках,
В картинах, статуях, во всём,
чего касались кисть, резец и карандаш, —
Таятся агитация, террор и саботаж.
И началось течение, поветрие, поморье:
Искать и нюхать до упаду, до полегу —
Бородку Троцкого в ветвях дубка у лукоморья,
«Долой ВКП/б/» на поясе у вещего Олега.
Сейчас-то я, конечно, импрессионист,
Но был когда-то узколобый реалист.
Кончая в Строгановском отделение скульптуры,
Как полагается, работою дипломной,
Изобразил я поцелуй Психеи и Амура
Довольно натурально и… не очень скромно…
Между мужчинами сказать, когда срывают розы,
Вы сами знаете, бывают… позы!
(Соскакивает и попеременно то за Амура, то за Психею пытается изобразить свою скульптуру.)
Она — откинулась, одна рука повисла,
Он — взял её вкруг талии, склонился к ней — вот так!
И что ж? Какой-то комсомолец, остолоп,
додумался до мысли,
Что здесь скрывается фашистский знак!
Уж речи нет о выпуске ни о каком,
Меня туда, меня сюда, меня в партком,
Над бедной группою моей — вся детективная гимнастика,
Учёные мужи, комиссии — действительно ли свастика?
Одно-другое-третее жюри —
Да если б знал я?! — мифология! огнём она гори!
Однажды в заседаньи сам директор, цепенея,
В который раз присел перед Амуром и Психеей,
И я не выдержи — уж так на них был зол! —
Из зала крикнул: «Вы залезли бы под стол! —
Оттуда, может быть, виднее?»
И сразу было решено, что — свастика, что, де,
Пора заняться этой парочкой эН-Ка-Ве-Де.
ВАНИН
Х-эх, это был весёлый год,
На анекдоте анекдот.
Сел мой знакомый, врач ветеринарный.
— Личина сорвана с тебя, признайся, враг коварный,
Ты отравлял колхозный скот?
На стула кончике сидит мой врач дрожа.
— За эти годы не было, простите, падежа.
— А вам хотелось бы, чтоб был? А вам бы…
И — по зубам, и — по зубам,
Да на неделечку в подвал под во какую лампу! —
(двумя руками показывает над головой шар)
А хлебца — триста грамм.
Уснуть нельзя: уснёт — сейчас же будят…
Пишите — отравил. Колхозного верблюда.
Наглеешь, сволочь? Издеваться? Над ЧК?
И — под бока, и под бока.
Признайся, гад! Иначе
Послать тебя туда придётся,
Где девяносто девять плачут,
Один смеётся.
Пришлось признаться — парень в лоск ослаб.
Но, сохраняя мысли остроту,
Дал показание, что прививал он сап
Рогатому скоту.
И сразу — булочку ему и дополнительные щи,
Пятнадцать лет, на Север, десять однодельцу, —
Прошла ежовщина, вдруг кто-то разыщи
Его потерянное дельце.
Что значит — врать по-умному! — и ложь-то,
Она не всякого спасёт.
Додули мудрецы: болеют сапом лошади,
Но не рогатый скот!
…Так вот, с ним в камере сидел один дедусь —
Сермяга, лапотник, ну — Русь,
Суда не дождался, почил он в Бозе.
Чтоб следователь душеньку пустил на покаяние,
Дал показанье дед, что у себя в колхозе
Подготовлял вооружённое восстание.
Что танк имел, одиннадцать гранат
И сколько-то охотничьих двустволок,
Что цель имел — идти на Ленинград,
Насилуя дорогой комсомолок…
Военная Коллегия Верховного Суда
По двести приговоров в день пекла тогда.
Судили так: взведут бегом по лестнице два конвоира:
— Петров? — Петров.
(А то и Петушков, попутают случайно.) —
Стоят, присесть им некогда, торопятся отчаянно.
Морской порядок: свистнут — вира!
Нагрузят десять-двадцать — майна!
…А иногда бывало так:
Прислали из Челябинска несуженных этап.
На север, под Печору.
На двор их выгнали — заслушать приговоры.
Выходит лейтенант в сапожках хромовых,
За ним сержанты с папками — «дела», «дела»!.. —
На Тришкиных, на Мишкиных,
Мандрыкиных и Громовых —
А лютая зима была!
Все топчутся, все ёжатся, вкруг солнца — колесо,
Попробуй пальчиками голыми листочки перебросить! —
Чтобы себя не мучить и людей: «Судило вас ОСО», —
Он объявил, — «по десять всем, а кой-кому по восемь.
Понятно?.. Р-разойдись!..» Па-ашли…
Легли на нары…
Пауза.
Ну, Майков, что молчишь? Развесели.
Тащи сюда гитару.
Майков уходит. Вся поза Нержина — напряжение.
НЕРЖИН
Так значит, правда всё, что говорили
Про истязания, про пытки?..
ВАНИН
— А?
НЕРЖИН
Что били, мучили, что голодом морили,
Что в баню голых по снегу водили,
Что в одиночку впихивали дюжину?..
ВАНИН
Когда…
Когда толкали в камеру пред утром, на заре,
Тех самых, что сидели при царе, —
Настолько необычен был для них событий ход,
Настолько неизмеренным падения несчастье,
Что к новичкам кидались — чей переворот?
Товарищи! Скорее! — Кто у власти?
Входит Майков.
МАЙКОВ
(поёт, перебирая струны)
ВАНИН
Нет, эта песенка не вдосыть весела.
Есть песни краше…
МАЙКОВ
Какую ж вам?
ВАНИН
Про степь, что за Волгу ушла…
Про степь сыграй нам, Саша.
Садятся у круглого столика, Майков с гитарой. Поют.
ВМЕСТЕ
Аккомпанемент смолк.
ВАНИН
(повторяет голосом, близким к рыданию.)
Покидал отчий кров, расставался с женой,
И за Волгой искал только воли одной.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Там же. Те же. В тех же положениях. По лестнице спускается Глафира, одетая к ужину.
ГЛАФИРА
Начальник штаба! Капитан!
Комдивом час всего был дан,
Но вот и два прошло с тех пор…
(Заметив Ванина, круто снижает тон.)
Я извиняюсь, тут майор.
Ванин и Нержин по-прежнему сидят неподвижно. Майков, с досадой ударив по струнам, встаёт, мгновение как бы обдумывает, потом трижды хлопает в ладоши.
МАЙКОВ
Салий и Замалий!
Салиев и Замалиев одновременно выскакивают из левой и правой двери.
САЛИЕВ и ЗАМАЛИЕВ
Мы тут!!
МАЙКОВ
(показывая на пиршественный стол)
В атаку на большой редут
Созвать гостей!
(Толкает Глафиру гитарой в бок.)
— Гуляй, моя девчёнка! —
И чтобы через пять минут
Я видел в центре поросёнка,
А через семь — консервные котлеты!
(Снова хлопает в ладоши.)
Салиев и Замалиев трижды балетно мечутся по сцене.
(Глафире.)
Что скажет член военного совета?
ГЛАФИРА
(в стиле вульгарной цыганщины перебирает ногами, играет и поёт в быстром темпе)
Салиев и Замалиев уже убежали. С последней нотой Глафиры Майков включает на радиоле громкий фокстрот и ведёт Глафиру. Она обхватила его спину гитарой. Почти тотчас же из коридора в сложном тройном танце врываются Лихарёв и две девушки в военной форме — Катя, повыше ростом, развязная, с расстёгнутым стоячим воротом гимнастёрки, из-под которого сверкает подворотничок, и Оля, скромная блондиночка. Следом за ними входит и ритмично похаживает вокруг тройки Начхим — лысоватый, пожилой, полный. Лихарёв отдаёт ему Катю, и вот уже три пары носятся по залу с быстротой, возмещающей малое число танцующих. Ванин за это время встряхнулся, медленно прошёл к радиоле и выключает музыку. Все останавливаются. Глафира рассматривает девушек, они — её. Нержин сидит на прежнем месте.
ВАНИН
(Нержину)
Ты понял? Я согласие давал
На ужин маленький, семейный,
А тут выходит целый бал.
МАЙКОВ
(оглядываясь)
К тому ж довольно безпартейный.
ГЛАФИРА
С кем Лихарёв согласовал?..
ЛИХАРЁВ
Прошу простить, та-ащ майор,
Я знал, что женщин недобор,
И если я не разыщу…
МАЙКОВ
То кто же их найдёт!
ЛИХАРЁВ
Звать немок я не мог.
МАЙКОВ
Не мог как патриот!
ЛИХАРЁВ
Бегу искать, але, але,
Смотрю — знакомый «Шевроле»,
Ночует в этом же селе
Знакомый штаб, начальник штаба части!
А по расчётам фронтовым
Мы с ним
В родстве отчасти… —
Сестра с ним общая у нас.
ВАНИН
Твой брат?
Так звать его!
МАЙКОВ
Ты поступил по-свински!
ЛИХАРЁВ
Да нет… поймите… медсанбат…
Сестра была… сестрою медицинской.
КАТЯ
Аркадий, ты… ты негодяй!
ЛИХАРЁВ
К нему! — товарищ! выручай!
В беде не бросит. Машинистку Катю
(представляет её Ванину)
На сутки, как в кинопрокате, —
Пожалуйста, бери.
Одну? Ты шутишь! Нужно три!
Две минимум.
«Нет у меня». — Смотрю, мелькнула глазом синим.
А эта? — «Тут… проходит подготовку, снайпер».
Что, курсы? — «Индивидуально».
Я — слово офицера: только чай пить,
Ни вальсов, ни вина, буквально.
ГЛАФИРА
За женщину дать слово наперёд!
ВАНИН
А танцевал?
ЛИХАРЁВ
Осмелюсь доложить — фокстрот.
Уговорил: на час, не боле,
Он отпустил со мною Олю,
(представляет Ванину)
Ей нужно рано-рано спатки.
ВАНИН
Откуда ж вы?
ОЛЯ
Из Вологды.
ВАНИН
В порядке
Мобилизации?
ОЛЯ
Я добровольно. Комсомолка.
ВАНИН
Дитя моё! Вы думали, без вас не одолеем?
Вздыхали бы над книжечкой, бродили по аллеям…
Безпечность юная, где ты?..
МАЙКОВ
И сколько
Уже убили немцев?
ОЛЯ
Ах,
Я не была ещё в боях.
Начхим алчно оглядывает стол и ищет собеседника в Нержине.
НАЧХИМ
Не понимаю, до каких же пор мы
Губить здоровье будем воздержаньем?
Входят Парторг с Гридневым.
ПАРТОРГ
Национальная по форме
И социалистическая содержаньем.
Ведь так?
ГРИДНЕВ
(несвободно)
Конечно, да.
ПАРТОРГ
И долг партийный…
Проходят по сцене. Слева входит в парадном мундире сияющий Бербенчук. Майков с аффектацией пытается начать рапорт.
МАЙКОВ
Товарищ под…
БЕРБЕНЧУК
(великодушно останавливает)
Откуда девушки, вопрос мой будет первый?
ЛИХАРЁВ
(подхватывая Катю)
В порядке аварийном.
(Подхватывая Олю.)
Из тыловых резервов.
Знакомятся. Салиев и Замалиев на больших блюдах вносят по поросёнку. В дальнейшем они прислуживают за столом. Майков время от времени отрывается на беззвучные распоряжения им и другим красноармейцам.
ПАРТОРГ
На заседаньи партбюро
Мы это всё обсудим.
На самом верху лестницы появляются Галина в бальном туалете и Анечка, преображённая нарядом и причёской. Гриднев первый замечает их и спешит встретить Галину.
ГРИДНЕВ
Да, да, обсудим, секретарь.
КАТЯ
(Бербенчуку)
Старо, комдив, старо!
НАЧХИМ
Как, Нержин, думаешь, мы кушать всё же будем?
ПАРТОРГ
Ох, блюдо, неужели серебро?
ГЛАФИРА
Чего мы ждём, Евгений, наши все!