Любка
На дворе стояла весна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Месяц май, день недели – понедельник.
Понедельник был самым обыкновенным. В меру скучным после воскресенья, в меру тяжеловатым с недосыпа. Но сегодня все события проходили на автомате, проходя мимо Любкиного сознания, ибо она пребывала в растрепанных чувствах. Нет, не подумайте, вовсе не в расстроенных, а именно в растрепанных. У нее никак не получалось выстроить в правильной последовательности мысли и планы. К тому же и тех, и других было явно с избытком, поэтому нужно было еще и определить, какие важные, а какие – нет. И лишние выбросить к собачьим чертям. А вдруг не угадаешь и выбросишь важные?!
Ну вот сами посудите: кавалеров у нее на данный момент целых трое: черноволосый и черноглазый Жора Жопкин, гармонист и душа компании, предмет поголовных воздыханий всех девчонок маленького городка. С некоторых пор он явно пытался подкатить именно к Любе, устраивал разные хохмы в ее присутствии и не сказать, что он ей не нравился. А как смешно он умел «ставить на место» новеньких учительниц школы рабочей молодежи! Приходила такая краля, вся в строгом синем, да с кружевным воротничком, очками в пол-лица, указкой и журналом подмышкой… Каблучками по коридору цок-цок-цок! Входит такая в класс, губки поджатые, глазки со стрелками, морда министерская…
- Здравствуйте, садитесь! Кто сегодня присутствует в классе? Аверьянов Василий!
- Есть!
- Банникова Таисия!
- Я!
- Евстафьев Алексей!
- Присутствую!
- Жо… Жо… Георгий Жоп… Как?!!!
- Да Жопкин я, Жора Жопкин! – вальяжно поднимался красавчик из-за парты, и в миг растерявшая всю напыщенность, красная как вареный рак училка, суетливо тыкала карандашиком в журнал, пытаясь разглядеть сквозь съехавшие очки следующую по списку фамилию.
- Люб, хватит лыбиться, работай давай, вон Кондратьич идет, щас как увидит, как заорёт! – ткнула локтем в бок Галка, и Любка, спохватившись, закусила губу и склонилась над конвейером, возвращаясь в реалии рабочей смены.
Как только гроза в виде Кондратьича, кряхтя и покашливая, прошла стороной и вышла из цеха, Любкины мысли вновь закрутились вокруг насущных проблем. Второй из кавалеров, во всех смыслах положительный бригадир электриков, был ее постоянной тенью. И на танцплощадке, куда не глянь – везде оказывался он; и в кино приглашал, и домой провожать порывался. И свиду – ничего себе, вполне даже ничего. И комнату, говорит, ему отдельную дадут в общежитии, если женится. Это он с намеком, и смотрел – как Люба отреагирует. А она что … Есть и есть. Простой и понятный, весь как на ладони. На работе за целый день надоест, после работы рядом вертится, так еще и замуж за него?! Вот ещё… И поддакивала: «Да, Коля, уважают тебя на работе!..»
А на прошлой неделе город взбаламутил слух, что на Бромный завод прислали нового молодого специалиста. Вроде как в заводском общежитии его сразу в отдельную комнату поселили, значит – специалист-то – ценный! И непьющий, и серьезный, и главное - неженатый!!!
- Любань, слыхала? А этот… новенький с Бромного… Девчонки говорят, воспитанный – страсть! Ко всем на «вы» и по имени-отчеству, и ничего такого – ни-ни!
- Сама-то видела его? Может, наврали, а ты и поверила?
- Да ты чё! Не врут, честное комсомольское! Бронька с ним уже две смены отработала, она не соврет! Говорит, - блондин… В очках, правда.
- Фиии!!! Очкарик! - разочарованно выдохнула Любка. Сморщила носик и припечатала: - Умереть - не встать, какой красавец! Как раз для Броньки!
- Люб, да погоди ты! Давай в воскресенье на танцы сходим, а? Может, и он там будет, вот и поглядим, красавец или нет!
- Ну сходим, сходим! Все равно и так собирались .
- Любань… А я тогда платье дошью, и «лодочки» у Нинки попрошу, она все равно в ночную… И-и-и!!! – тоненько запищала Галка и унеслась в свой угол цеха.
… В воскресенье, как и договаривались, ближе к вечеру пошли в парк. Вышли вдвоём, но пока добрались до танцплощадки, еще подружек прибилось, как репьяхов к собачьему хвосту. Погода была отменная, середина мая на юге – это уже давно лето. Благоухали клумбы, кипенно-белым и розовым светились в ранних сумерках кусты и деревья, и девушки в цветистых летних платьицах казались диковинными цветами на широких аллеях городского парка.
Постояли поодаль, потянули время, пока народ соберется, и только потом, будто нехотя, купили билетики и вошли внутрь высокой кованой ограды. На бетонном круге для танцев было не протолкнуться, но еще больше народу толпилось у забора. Скамейки, стоящие почти впритык друг к другу по всей окружности, были забиты под завязку. Девушки на сиденьях, парни на спинках, а кому места не хватило – плотными кучками по бокам и сзади. Были и такие, кто подпирали спинами забор. На их угрюмых лицах выражение безнадеги иногда сменялось робкой надеждой; но скользнув, подобно лучику солнца в пасмурный день, надежда быстро исчезала и оставляла неудачников при своём, при кислом…
- Любаня, Галка, девчата – идите к нам, мы здесь! – звонко выкрикнул девичий голосок из толпы, и девушки, разглядев машущие им руки, вскоре протиснулись к одной из скамеек, где собрались все с соко-винного.
- Галь, а примарафетилась-то как, платье – новое, что ль?
- Да новое, новое! Она когда еще его кроила, наконец-то дошила!
- А че за спешка? Пусть бы и дальше валялось… Галь, а Галь! Признайся – для кого нарядилась?
- А для новенького с Бромного!
- Ну что вы за люди такие?! – деланно возмутилась Галка. – Я его в глаза не видела, больно надо! У нас что, своих парней нет? – продолжала негодовать она, исподтишка осматривая собравшуюся пуюлику и пытаясь понять, пришел этот новенький или нет.
- Не туда смотришь, Галь. Налево гляди, где фонарь. Рядом с Гришкой стоит. В рубашке белой, - видишь?
Любка все это время с безучастным видом ощипывала гроздь акации, отправляя полные нектара цветки в рот. Процесс поглотил ее целиком, цветы были почти такими же вкусными, как конфеты, и, расслышав лишь последнюю фразу из всего разговора, она автоматически повернулась туда, куда подсказывали посмотреть Галке.
Среди парней с Бромного завода и впрямь стоял незнакомый молодой мужчина. Ему наперебой что-то рассказывали, а он внимательно слушал, глядя говорящему в глаза, иногда улыбался и изредка отвечал. Роста чуть выше среднего, стройный, скорее даже сухощавый. Белоснежная отутюженная рубашка с расстегнутым воротом и короткими рукавами, открывающими красивые сильные руки. Сдержанные жесты, строгая поза и такой же строгий профиль с прямым тонким носом. Цвета выгоревшей соломы волосы, аккуратно подстриженные и зачесанные по моде назад. Бледная кожа, как и у всех блондинов, еще совсем не тронута южным загаром. И очки. Огромные, нелепые, в темной роговой оправе, из-за которой этот молодой, в сущности, человек, выглядел гораздо старше своих лет.
- Ой, какой представительный! – выдохнула Галка, а Любка, убитая наповал этими очками, разочарованно отвернулась.
Тем временем, отыгравший положенные для первой части вечера польки и вальсы, баянист унес стул в темные недра эстрады-ракушки, убрал инструмент в футляр и поставил на него, как на стол, помятый заслуженный термос. Отвинтил крышку, нацедил в нее из термоса плодово-ягодного. Сел, вытянул затекшие ноги, и, потягивая прохладное винцо, наслаждался заслуженным отдыхом, наблюдая за веселящейся молодежью.
Ему на смену принесли радиолу и стопку грампластинок. Электрик поколдовал над проводами и на танцплощадке воцарился рок-н-рол: «Буги-Вуги» сменялись чарльстоном, затем шейком, биг-битом и еще чем-то незнакомо-иностранным. Но чаще всего, под одобрительный свист танцующих, ставили твист. Казалось, его можно было танцевать бесконечно, самозабвенно «давя окурки» сначала одной, потом другой, и наконец – обеими ногами сразу.
Любку закрутил вихрь музыки и наслаждения от движения. Танцевала она хорошо и явно была в ударе. Усталости не чувствовала и хотела танцевать еще и еще, как вдруг совершенно некстати поставили медленный танец. Раздосадованная девушка своенравно притопнула каблучком и направилась к скамейке, как вдруг кто-то коснулся ее руки:
- Милая девушка, позвольте пригласить Вас на танец?
Любка обернулась. Перед ней, почтительно склонив голову, стоял тот самый очкарик в белой рубашке.
Она уж было открыла рот, чтобы съехидничать и отказать, но кавалер вдруг решился и посмотрел ей прямо в глаза. И взгляд этот был… Такой прямой, такой бесхитростный… И улыбка в глазах – лучиками.
… После медленного танца объявили перерыв, и доставленную в родную компанию Любку затормошили со всех сторон:
- Ну, как он?..
- Везучая, самый первый танец – и твой!
- Как зовут хоть его, сказал?
- Геннадием зовут!
- А что он тебе говорил?
- И правда, о чем говорили-то?
- Да ни о чем не говорили! Танцевали, и все! – отмахивалась Люба. Не признаваться же, в самом деле, что он назвал ее какой-то Смиральдой, а она не поняла, хорошо это или плохо. Вроде, название как-то не очень, но, с другой стороны, вроде говорил не обидно…
После перерыва еще несколько раз ставили медленные мелодии, и каждый раз Геннадий приглашал только Любу. Правда, пару раз она выбирала не его, а Жору, и тогда он просто отходил и курил в сторонке. И только раз танцевал не с ней: когда объявили Белый вальс, а Любка даже не глянула в его сторону, Геннадий, смешно расшаркавшись с тремя претендентками, выбрал страхолюдную Броню и закружился с ней в самом центре площадки.
А потом… Потом как-то так получилось, что с танцплощадки вышли все гурьбой, шли по ночному городу и смеялись, и никто не вспоминал уже, кто из какой компании. По очереди расходились по домам и по общежитиям, и в конце концов, как специально, из всей компании остались только Люба с Геннадием. С Любкой-то понятно, она жила в частном секторе, снимая у хозяйки крохотную комнатку. Общежитие же Бромного завода осталось совсем в другой стороне.
- Любушка, а давайте мы с Вами как-нибудь вечером встретимся, после работы? Может, в кино попадем, а нет – так просто погуляем. Вы мне хоть город покажете, я же тут почти ничего не знаю!
Любка переминалась с ноги на ногу, ковыряла носком туфли пыль на тропинке, и в конце концов решилась:
- Ну ладно. Так и быть. В среду я в первую смену, так что вечером свободна.
- Отлично! И у меня как раз в среду утренняя смена по графику! Во сколько за Вами зайти?
- В четыре… А лучше в пять. Ну все, мне пора! - после короткого раздумья ответила Любка и юркнула в калитку. – До свидания! – спохватившись, крикнула она уже из-за забора и исчезла в темноте двора.
- До свидания… До… свидания… - с расстановкой повторил Гена, чуть помедлил и пошел прочь, в том направлении, где, по его мнению, находилось общежитие.
- Иди, иди! Как раз к утру дойдешь! – хихикала тихонько Любка, подсматривая из-за куста, как мечтательно считая звёзды, кавалер все дальше уходит в противоположную от общежития сторону.
- Люб, Люба! – Галкин голос с трудом пробился сквозь воспоминания, возвращая девушку из вчерашних событий в реальность. – Сворачивайся давай, домой пора!
Любка посмотрела на часы и ахнула: конец смены, а она и не заметила! Напарница снисходительно похлопала ее по плечу и съехидничала:
- Что, об очкарике своем мечтаешь? Говорила – «не надо мне таких красавцев!», а сама вона как, и глянуть в сторону ему не дала! Зря я и платье шила, и ноги Нинкиными туфлями натерла!
- Ой, да больно он мне нужен! Сам прицепился – не отклеился, забирай, мне не жалко!
Любка аж покраснела от негодования, быстро расписалась в сменном журнале и пулей вылетела из цеха.
Придя домой, она обнаружила у себя нежданных гостей. Из деревни приехали двоюродные сестра Катя с братом Вовкой, и у Любки мгновенно вылетели из головы все сегодняшние проблемы. Пока разобрали нехитрые гостинцы и приготовили ужин, пока рассказали друг другу и обсудили все новости, пока, наконец, не угомонился переполненный впечатлениями маленький Вовка, думать о кавалерах было некогда.
И только глубокой ночью, уложив братишку на единственную скрипучую кровать, девушки постелили себе на полу и улеглись рядышком, чтобы немного поспать. Но сон не шел, и девчонки потихоньку шушукались о всяком-разном, пытаясь наговориться впрок.
- Кать, а ты же книжек много прочитала, да?
- Ну… Немало, библиотека в сельсовете у нас большая. А что?
- А ты не знаешь, случайно… Про Смиральду есть какая-нибудь книжка?
- Про кого-кого?!
- Про Смиральду. Или как-то похоже, я точно не помню…
Катька вдруг закрыла ладошками рот и затряслась; она дрыгала ногами и каталась по постели, путаясь в одеяле и тыкаясь головой в подушку, и никак не могла толком продышаться.
- Кать, ты чего?..
- Сми… Смиральда!.. – вновь и вновь заходилась в смехе сестрица, пока Любка всерьез не обиделась.
- И что смешного?! Не знаешь – так и скажи, подумаешь, грамотейка нашлась!
- Знаю, Люб, знаю, только не Смиральда, а Эсмеральда! Любань, ну прости, просто так смешно, ну просто спасу нет, остановиться не могу!
- Ну так рассказывай скорее, что за Сми… Ну эта, кто она такая?
Катерина, наконец, успокоилась, прислонила подушку к дверце шифоньера и села, обняв руками колени. Вздохнула, собираясь с мыслями, и маленькую комнатку заполнили призраки героев красивой и печальной истории о прекрасной танцовщице, мести, предательстве и великой Любви…
За окном уже занимался весенний рассвет, а Любка невидяще смотрела перед собой широко раскрытыми глазами и не замечала слез, проложивших по ее щекам мокрые дорожки. Тихонько всхлипывала и Катя, пережившая во время рассказа всю историю заново, и даже давно проснувшийся и всё слышавший Вовка подозрительно сопел и изо всех сил тер кулаками покрасневшие глаза.
Вскоре зазвенел будильник, а потом в дверь заглянула хозяйка Анна Ивановна:
- Люба, Катюша, вставать пора! – нараспев сказала она и осеклась, разглядев в полумраке сидящих зареванных девчонок. – А вы что, и не спали совсем? И глаза вон красные… Вот беда, беда с вами, дурочками молоденькими!.. Давайте, умывайтесь скорей и завтракать, оладьи стынут!
Девчонок дважды звать было не нужно. Споро подхватились, быстренько скатали постель, на дворе, толкаясь и брызгаясь, умылись из рукомойника и вскоре с аппетитом уминали пышные оладушки, запивая их ароматным чаем.
Не утерпел и выполз на запах сонный Вовка. С полузакрытыми глазами и клюя носом плотно поел, а потом его совсем разморило и он, сытый и разомлевший, поплелся обратно в постель, досыпать, под присмотром добрейшей Анны Ивановны.
Спешить Вовке было некуда, он только что закончил третий класс и со вчерашнего дня наслаждался законными каникулами. Катя привезла его на пару недель к Любке в райцентр, погостить, город посмотреть, и может, кой-чего из одежды поприличней прикупить в городском универмаге.