И это была отнюдь не главная заслуга Джоуля перед окопниками. Дело в том, что он вообще мало чего пока боялся из-за своей молодости и веселого нрава, свободно гулял по окопам обеих сторон, и когда начиналось очередное столкновение или перестрелка, прекращал ее своим бесстрашным появлением прямо на линии огня.
Два или три раза Джоуль срывал своим появлением прямые директивы квадратных на начало очередного бессмысленного наступления. Стоило любому солдату перед началом атаки бросить в нейтральное пространство косточку, кусок мяса или специально заготовленную ранее тушку ящерицы, как Джоуль с радостным лаем бесстрашно бросался за ней прямо под расчехленные стволы пулеметов противника, чем срывал директиву квадратных и отменял атаку. Доходило до того, что теперь перед началом атаки бойцы с обеих сторон даже не заряжали оружие, настолько они были уверены, что их общий любимец, их ненаглядный Джоуль появится вовремя. И тот всегда появлялся. Под крики и свист солдат, он радостно метался по нейтральной полосе, заливисто лаял на обе стороны, игрался с косточками или тушками ящериц, которые буквально сыпались на него с обеих сторон, а иногда даже укладывался отдохнуть прямо между рядами колючей проволоки.
Часто, после срыва очередной директивы квадратных, Джоуль начинал бегать по окопам и в своей игривой манере приставать к солдатам, заглядывать к ним в глаза, ластиться и заигрывать с ними. Он словно бы хотел сказать им этими заигрываниями: "Не нужно ли вам от меня чего-нибудь еще, хомо? Если нужно, то не стесняйтесь, дайте мне знать немедленно и я сделаю для вас все, что смогу".
Если бы квадратные до сих пор получали подтверждения или рапорты об исполнении своих директив, то они, вероятно, скрипели бы сейчас зубами в своих боксах или лопались в них от злости и негодования. Но таких подтверждающих рапортов уже давно никто не отправлял, в этом заключалась сейчас тонкая игра высшего нагейного командования, и поэтому все оставались при своих жизнях, а роль Джоуля была чуть ли не ключевой в этой игре, и он с нею замечательно справлялся.
Постепенно за Джоулем закрепилась репутация главного фронтового миротворца и его горячо полюбили бойцы обеих армий. А ведь он был совсем молодой собакой и только начинал свою поисковую и боевую карьеру.
Всем было очевидно, что Джоуля ждет еще не один обнаруженный бункер глубокого залегания, и что еще множество директив квадратных будет им сорвано, а значит множество хомовеческих жизней будет длиться дальше во многом благодаря ему. Да ведь уже и сейчас, многие окопники с обеих сторон были обязаны Джоулю своими жизнями. Он точно имел хорошую перспективу получить свой личный алтарь еще при жизни и в самом начале своей карьеры.
Вот какую собаку выпало сопровождать Маю. Еще получая сопроводительные документы на Джоуля в полковой канцелярии, он подумал, что вся эта история - чья-то злая шутка, розыгрыш, прихоть какой-то безразличной к человеческой боли могущественной и злой сущности, или что-нибудь в этом роде. И еще он тогда подумал, что лучше бы ему поручили сопровождать на операцию Ома, Ампера или Рентгена - заслуженных фронтовых ветеранов.
Ом, Ампер и Рентген по собачьим меркам были уже глубокими стариками, и, возможно, они действительно бы ничего не заметили, подвергшись той омерзительной операции, и их жизнь действительно сделалась бы после этой проклятой операции более спокойной и ровной. Ом, Рентген и Ампер за свою карьеру были несколько раз ранены и сейчас они уже не бросались по первому зову на линию огня за какой-нибудь косточкой, кусочком мяса или тушкой ящерицы. Нет, они теперь предпочитали лежать в тени, где-нибудь возле полевой кухни или возле временного пункта снабжения, лениво обмахиваясь хвостами и наблюдая за происходящим из-под положенной на нос лапы. Конечно, у них были свои заслуги перед фронтом, и не малые (у Ампера был уже и свой передвижной алтарь), но с молодым, полным сил и энергии Джоулем их было уже не сравнить. И еще у всех этих старых псов были очень выразительные глаза. Это были как бы глаза хомо, но не взрослого хомо, а глаза ребенка, такого ребенка, который ужу успел повидать за свою короткую жизнь то, на что детям смотреть не полагается, по крайней мере до достижения определенного призывными законами возраста. У Джоуля тоже были очень выразительные глаза, но они все еще оставались доверчивыми, ясными и спокойными. Это тоже были глаза ребенка, но такого ребенка, который еще не успевшего столкнуться с мерзостями этого мира, еще не успевшего испытать на себе его подлость, эти глаза еще не успели впитать в себя его боль и страдания.
ОДисс отлично знал Джоуля раньше, потому, что тот часто, гораздо чаще старых опытных псов, появлялся в расположении его взвода, позиции которого располагались на одном из самых опасных участков. Как и другие бойцы, он часто играл с ним и охотно делился с ним своим пайком. И еще ему казалось, что Джоуль как-то выделяет его из остальной солдатской массы и заходит к нему в гости чаще, чем к остальным бойцам его взвода. Поэтому у него всегда была припасена какая-нибудь косточка, банка тушенки или крысиная тушка для Джоуля. Если бы в его дот заглянули Ом, Ампер или Рентген, он охотно угостил бы и их тоже, но они появлялись очень редко, поэтому все это угощение обычно доставалось Джоулю.
У ОДисса не было сомнений в том, что из всех фронтовых собак солдаты ближней фронтовой линии выделяют и больше всего любят именно Джоуля.
Поэтому, уже подписав в полковой канцелярии проездные документы на себя и собаку, сержант подумал о том, что вот сейчас он своей рукой подписал себе смертный приговор.
***
Заградители
В ночь накануне убытия из части Ули Май почти не спал, он все думал об обстоятельствах, которые так быстро и неожиданно сложились для него в жуткую и омерзительную ситуацию из-за последней директивы квадратных о проведении операции "Диана" и вытекающему из них специальному поручению командования.
Во всем были виноваты, конечно, бредовые приказы квадратных, но он всем сердцем чувствовал, что кроме этих приказов есть что-то еще, что-то неясное, туманное, загадочное и это что-то пока не понятно для него, оно не поддается пока его разумению, а значит его пока нельзя распознать, осмыслить, нельзя применить его к сложившейся ситуации и поэтому можно легко совершить какую-нибудь страшную, непоправимую ошибку.
Эта мысль не давала сержанту заснуть всю ночь, и поэтому он поднялся очень рано, еще засветло.
Сразу после подъема Май сбросил пропахшую потом, порохом и озоном полевую форму, вылил на себя несколько ведер теплой воды из пулеметного радиатора и растерся относительно чистым казенным полотенцем с аляповатым изображением шестикрылого синего орла - официального символа СЗК. Когда орел из синего сделался черным, сержант выбросил полотенце в амбразуру, неспеша и очень тщательно обрил левую половину лица, оставив две узкие полоски щетины на левой щеке. Так сейчас брились все окопные ветераны с обеих сторон, чтобы выделить себя из общей прифронтовой массы, дать понять другим военным и гражданским лицам, что связываться с ними не стоит, что они уже много раз убивали и много раз могли быть убиты, и еще - что они вооружены и очень опасны.
Впрочем, во всем этом было больше бравады, чем здравого смысла, но при общении с прифронтовым криминалом эти метки иногда помогали избежать ненужного кровопролития и абсолютно никому ненужных тыловых жертв. Закончив с бритьем, Ули вскрыл упаковку со стандартным мокрым пайком и медленно, без аппетита позавтракал огромной, похожей на скорпиона креветкой. Потом он облачился в чистый выходной мундир, тщательно вычищенные сапоги, и уже подтягивая ремни новой, необмятой портупеи вспомнил о подарке капитана Зе.
Дей подобрал с пола грязную полевую куртку, порылся в нагрудном кармане, извлек из него тусклый кружок синеватого металла и поднес его к натуральному глазу. На аверсе монеты еще можно было различить полустертую надпись "Боги нам доверяют" и цифру "25", а на реверсе была выбита почти круглая голова с самодовольным двойным подбородком, украшенная по лысине жиденьким лавровым веночком. Голова была изображена не в профиль, как на старых монетах, а почему-то анфас и очень походила на рожу рядового Беренца, который сейчас дрых, наверное, где-то без задних ног и даже не подозревал, что кто-то о нем вспоминает в столь ранний час.
Теперь уже было не узнать - чье изображение было выбито на монете, скорее всего, это был кто-то из знатных квадратных людей золотой эры, которые ушли в небытие вместе с нею. "Впрочем, почему ушли? - думал Май, всматриваясь в крошечные выпуклые глазки с синеватым отливом. - Может быть, вот этот конкретный квадратный до сих пор живет где-то в глубинах пока еще не найденного бункера. А может это вообще - какой-нибудь квадратный генерал из объединенного командования, бредовые приказы которого мы до сих пор пытаемся исполнять. Да и можно ли их назвать живыми? А нас? Всех нас можно ли так назвать?"
Ули несколько раз подбросил монету на ладони (она все время падала пучеглазым "орлом" кверху), а потом сунул ее в нагрудный карман выходного кителя и начал укладывать походный мешок. Это не заняло много времени - один сухой паек, фляга с обеззараженной водой, бутылка "Бункерной Особой" ("Кровавая Жанна" закончилась у него два дня назад), две обоймы к кинетическому пистолету, тонкая агитационная брошюра по общей теории Лизма-Низма, в боковые карманы - сопроводительные бумаги и пачку отпускных вафель, вот и все сборы. Закончив с мешком, Май укоротил мешочные лямки и повесил его на правое плечо, а потом подошел к выходу из капонира, встал на пороге и оглянулся. Снаружи было уже светло, можно было отправляться за Джоулем, но он все медлил, все стоял на первой ступеньке бетонного порога и всматривался во внутреннее пространство своего бункера. Он не сомневался тогда, что смотрит на свое последнее пристанище в этом мире, потому, что не сомневался - никуда он сегодня не поедет, сегодня его прикончат прямо в расположении свои же братья-фронтовики. Он думал, что полковые писаря уже давно проболтались о его задании, а полковые радистки уже разнесли весточки о нем по всей ближней фронтовой линии своими бойкими веселыми язычками. Это означало, что его последний снайпер уже занял позицию где-нибудь между окопами и тыловыми службами, и что хорошо, что он успел побриться и надеть лучший мундир перед встречей со своей последней золотой пулей.
А еще Маю тогда вдруг представилось, что он смотрит не на нутро долговременной укрепленной огневой точки, а на жилье придавленного обстоятельствами человека эпохи битвы за титан. Интерьер этого жилья не радовал глаз - тяжелый кинетический пулемет на уродливой золотой треноге, наваленные кучей коробки с лентами в одном углу, бак с ржавой водой в другом, четыре покрытых старой плащ-палаткой снарядных ящика, да ниша с пайками и личными вещами, вот и весь интерьер. Больше всего это было похоже на внутреннее пространство склепа, на обиталище живого мертвеца, зомби. И как только он не замечал этого раньше? Может быть, благодаря "Кровавой Жанне"? Или чаю?
Скорее всего - благодаря чаю, подумал Дей. Он вынул из кармана выходных бриджей пакетик с изображением синего орла, надорвал его зубами, быстро вдохнул содержимое и снова осмотрел бункер. Теперь все это стало больше походить на жилье хомо, точно больше, но не намного.
- Прощай, дом, - сказал ОДисс, поднимаясь по бетонным ступенькам, - проклятый дом...
Добравшись до куска грязного брезента, он откинул его левой рукой и выбрался наружу.
Снаружи было тихо и безлюдно, окопы, по-видимому, еще спали, только на позиции ближней распылительной установки залпового огня толпилось несколько солдат из заградительного батальона. Дей сразу опознал их по эмблемам на рукавах и беретах - тяжелым золотым черепам со скрещенными костями. Заградители курили и тихо переговаривались, но когда сержант появился на пороге бункера, от их компании отделился один - широкоплечий, приземистый с совершенно зверским тяжелым лицом, и пошел прямо на него. Он почти беззвучно подошел к сержанту, вяло козырнул ему двумя золотыми пальцами и тихо, словно бы боясь разбудить спящие окопы, представился:
- Лейтенант Мучу из первого заградительного батальона. Назначен охранять вас до выезда из части.
- Так значит, это вы будете обеспечивать мою безопасность? - с иронией спросил Май. - Это вы будете сегодня моим ангелом-хранителем?
Лейтенант Мучу кивнул сразу всеми своими беретными черепами и уставился на ОДисса с неодобрением (так ему тогда показалось).
- А вы уже под чаем? - процедил он сквозь зубы. - Прямо с утра?
- Сколько у вас людей?
- Двенадцать.
- Послушайте, но это же смешно. В сложившихся обстоятельствах вы не сможете защитить даже себя.
- Вы недооцениваете заградителей, - Мучу сунул руку в карман и протянул Ули маленькую пластмассовую коробочку черного цвета. - Вот, возьмите.
- Что это?
- Радиомаяк. Если припечет слишком сильно, просто сожмите ее посильнее, - Мучу обернулся и показал рукой куда-то назад и вверх. - Видите этот холм? За ним сейчас прогревают двигатели два вертопрафа огневой поддержки с полным боекомплектом. Если что-то пойдет не так, они здесь все сравняют с землей.
- И меня вместе с собачкой? И вас?
Мучу пожал плечами:
- Я же говорю - если только что-то пойдет не так.
- А фронт оголить не боитесь?
- В тылу уже готовится к выдвижению резервный батальон. Если что-то пойдет не так, он в течение трех часов займет оборону на вашем участке.
- Я вижу, что капитан Зе обо всем подумал заранее.
- Он очень ответственный, храбрый и разумный офицер, - кивнул головой Мучу.
- Хотите чаю? У меня как раз завалялась пара пакетиков.
- Да. Это, пожалуй, можно. Пока есть время.
Мучу с ОДиссом быстро угостились чаем СЗК и относительное недоверие между ними сразу куда-то ушло, оно словно бы растаяло в сыром утреннем воздухе.
- Я думаю, что все обойдется, - сказал Мучу, облизывая быстро посиневшие губы. - Не полные же они идиоты? Вы же везете эту собаку не на живодерню, в конце-то концов. Подумаешь, какие-то собачьи яйца. Да у нас тут половина хомо воюет с давно оторванными яйцами и ничего.
- Послушайте меня, Мучу - все может обойтись только в том случае, если нам сегодня очень сильно помогут Маммонэ, Афродизи и Морс, - нервно посмеиваясь заметил Дей. - Вы просто не знаете наших окопников. Ко всему, что касается поисковых псов, они весьма чувствительны.
- Вчера всей передовой линии была выдана двойная порция чая.
- Очень предусмотрительно, - кивнул головой Дей. - И умно. Но лучше бы им выдали по бутылке "Особой" с подмешанной порцией какого-нибудь лошадиного снотворного.
- Да, - не стал спорить Мучу. - Это было бы намного лучше. Но где сейчас взять столько порций снотворного? Мы и чай с трудом наскребли.
- В том-то и дело.
- Да, - Мучу посмотрел на золотые часы. - Пора выдвигаться. Вы готовы?
- Готов.
Лейтенант обернулся к своим заградителям и тихонько свистнул, а потом сделал вращательное движение рукой и негромко скомандовал:
- Примкнуть штыки... тихо.
Только теперь, когда заградители начали примыкать к стволам длинные трехгранные штыки, Май обратил внимание на их вооружение. Это были мощные трехствольные винтовки под разрывной кинетический патрон пятого калибра, снаряженные к тому же тремя легкими гранатометами - двумя подствольными и одним надствольным - прямого и обратного боя с усиленным золотым раструбом.
"И два штурмовых вертопрафа с полным боекомплектом, и - резервный батальон в тылу, - подумал О'Дисс, наблюдая за приготовлениями заградителей. - Они действительно хорошо подготовились. Капитан Зе кто угодно, но только не идиот и не подлец. Хотя бы потому, что он держит свое слово".
***
Убытие
Ули Май в сопровождении лейтенанта Мучу и его отряда выдвигался к месту расположения полевой батальонной кухни по малозаметной боковой тропинке, часть которой находилась под постоянным наблюдением снайперских команд противника, из-за чего ею почти никогда не пользовались опытные окопники. В некоторых местах им приходилось передвигаться перебежками, с риском получить кинетическую золотую пулю в живот или голову, но это помогло им избежать ненужных встреч и уже через полчаса они были на месте.