После обеда мы с капитаном выехали в Новороссийск.
Оглядывая простор Цемесской бухты, впервые не затянутой цементной пылью, я обвел панораму широким жестом , сказав:
- Принимайте, товарищ капитан-лейтенант морские владения. Подыскивай флагман и , первым делом, в Севастополь. Отныне вы главнокомандующий ВМФ.
Растерявшийся Баудер спросил:
- А как с экипажем?
- Вы у нас бог сын, бог-дух и бог отец. На примете из специалистов пока главстаршина -моторист. На морскую пехоту выделим от щедрот пару человек. По секрету скажу, что западнее линии Петрозаводск –Владимир- Липецк не уцелел никто.
- А южная линия? - спросил сразу побледневший моряк.
- Липецк-Саратов- Оренбург. Зона поражения уточняется.
- Значит планете хана.
- По очень приблизительным прикидкам наших аналитиков выжила менее одной сотой процента населения. Вернее - осталась в живых. Вот сколько уцелеет - это уже наша задача. Детей выжило больше, чем взрослых, но основная их часть , оставшись без помощи, просто замерзла . И далеко не все выжившие стремятся начать новую праведную жизнь. Только наши люди четырежды выясняли отношения на уничтожение.
Ошеломленный капитан был подавлен.
- Это что же получается, - наконец смог он выдавить, - теперь север Канады, Аляска могут добавить нам головной боли?
- Еще какой, если в живых останется какой-нибудь Макнамара. Так что, товарищ адмирал, завоевывай Босфор и Дарданеллы и через Суэц вперед на просторы. А пока беречь Севастополь, храни его господь. Бери в помощники пока Бобра, проводи инвентаризацию, через недельку пришлем помощь. С командиром Юга скоро познакомитесь.
Глава вторая
Высокое совещание по мировоззренческим вопросам собралось в составе Чернышева, Муравьевского, меня, Петровской, Князева, Друнич и , само собой, отца Геннадия.
Муравьевский откровенно скучал. Зато Нина Александровна и отец Геннадий рвались в бой. Доцент волновался тоже.
- Ну-с, приступим, - начал я фальшиво. - Нина Александровна, я бы попросил вас этак вчерне обозначить тенденции в преподавании обществоведческих дисциплин, хотя бы в рамках новейшей истории.
- Вы знаете, - сказала учительница восторженно, - у меня мурашки по коже от значимости сегодняшнего собрания. Вы даже не представляете!…Все, все, с восторгами заканчиваю,-закруглила она вступление, оглянувшись на совершенно поникшего Павла Сергеевича. - Что касается временных рамок, я не буду касаться 20 века. Почти не буду. Простите, кроме кодекса строителя коммунизма, все остальное не заслуживает никакого внимания. Возьмем к примеру диалектический и исторический материализм, - она оглядела кислые лица собравшихся и заторопилась, - да бог с ними. Как говорит наш теоретик Муравьевский - сплошная мура.
Павел Сергеевич сконфуженно заерзал.
- В конце прошлого века обществознание в плане методологии преподавания заметно продвинулось вперед, несмотря на все попытки власть имущих направить процесс только в определенном направлении. Появился интернет и доказывать, что земля квадратная , а небо прибито золотыми гвоздями ангелами,- она покосилась на Яковлева,- уже не было смысла.
- Так вот, дабы не утомлять собравшихся околонаучными бреднями, предлагаю следующее: в судьи, определяющего истинность обществоведческой и, в частности исторической мысли, выбрать правду. Дети должны знать правду. Всю правду, независимо от того, удобная она или нет. Если мы ее не знаем или сомневаемся, так и говорить, что сие нам неизвестно.
Никита Сергеевич назвал кибернетику продажной девкой империализма, а чем же, как не такой же девицей на протяжении веков являлась обычная история?
Посмотрите жизнеописание семейства Романовых. В последние годы им и белые крылышки приделали. Это тем, чья династия начинала с крови и закончила еще большей кровью.
Я не собирался устраивать схоластических дебатов и вмешался в сгущение эмоций.
- Есть возражения против преподавания правды, еще раз правды и ничего более, кроме правды? - задал я вопрос залу в чисто иезуитском ключе.
- Спасибо, Нина Александровна, вы были чрезвычайно убедительны.
Отец Геннадий, а как же без него, откашлялся и, огладив заметно отросшую бородку, поставил вопрос ребром:-
- Как быть с преподаванием хотя бы основ религии, православные? Ведь большинство крещены во Христе? Или сразу объявим детям, что религия есть опиум и буржуазный пережиток. Я заранее предупреждаю, что и буржуазия возродится и произойдет непременное расслоение общества. Каким цементом будем скреплять строящееся здание новой государственности? Опять ханженством и фарисейством? Опять байками о главенствовании либеральных ценностей? Если ближе к теме, то что мы будем разъяснять в духовном плане нашим индиго?
- Отец Геннадий, - перебил его Илья Владиславович,- вы не будете возражать , если я обозначу стержневой вопрос, скрывающейся за религией - что мы скажем детям о жизни после смерти, ведь так? В конце концов, это главный вопрос для каждого человека, а пока об этом говорили только священнослужители, правда требуя взамен определенных преференций.
- Истинно так.
Яковлев замялся и я, зная, что в случае отстаивания им святости православия Муравьевский с компанием припомнит ему и Галилея с Коперником и Джордано Бруно и…, мягко закруглил нарождающуюся дискуссию, подмигнув Петровской.
- Я предлагаю, - сказала она,- ввести в преподавание обществоведения религиоведение, как ее часть, излагая только факты и ничего более. Таких же принципов необходимо придерживаться в изложении истории, напрочь убрав наносы сиюминутных интересов.
Началось обсуждение частностей, но главное было сделано - мы с Петровской протащили свою задумку и обезопасили преподавание истории по крайней мере на одно поколение от новой кастрации. Нина Александровна, воспользовавшись ситуацией, вырвала у меня согласие на цикл лекций, связанных с демографией и экономической географией. Вояки тоже потерпели от нее. И Чернышев и Муравьевский были обязаны отчитать материал по развитию армии и ее вооружению. На их слабые возражения, что все это есть в учебниках, Петровская реагировала агрессивно:
-Что ни битва, так полная , извините, туфта. По отчетам военных в Отечественной войне они перебили три вермахта. А уж политическая трактовка сражений - волосы дыбом встают. Вот лучше обдумайте, какое государство строить будем? Какую экономическую модель положим в основу? Пока мы находимся в чрезвычайных обстоятельствах, но уже через десять лет подрастут наши дети. Как бы не предстать перед ними в роли очередных российских идиотов.
С Петровской у нас сложились замечательные отложения, можно сказать дружеские.
Однажды вечером она прибежала выяснять отношения по поводу, как ей казалось моего несправедливого распоряжения, затрагивающего ее епархию. В запале она обозвала меня сухарем, педантом и сатрапом. Дело происходило в бывшем зале заседаний управления ПМК, которое мы сделали штабом. У небольшой сцены стояло обычное пианино очень хорошей марки. Не знаю, как его занесло к строителям, но я , оценив подарок, пригласил Литке и тот изумительно настроил инструмент . К слову сказать Генрих сам остался доволен заданием, сказав довольно:
- Соскучились руки. Сделал, как для себя.
Я сел на стульчик и проиграв вступление, запел негромким баском « Же тансе плиз». Изумленная директриса через некоторое время расслабилась и в ее глазах зажегся огонек интереса.
- И что это было? - спросила она по окончанию песни.
- Виктор Менскичян. Француз армянского происхождения. Замечательный композитор и певец. Первой песней, которые услышали советские слушатели, была вещь «Клянусь», вышедшая в 1967 году. Но я спою вам другую , эту с моим голоском не осилить. Я и я спел « Когда улетают журавли». После последних аккордов в глазах Нины Александровны стояли слезы.
- Вы знаете, я считала, что лирика и вы находятся на разных полюсах. А вы знаете французский, так здорово грассируете?
- Нет, - засмеялся я, - просто у меня хорошая память, любимые вещи, а у меня была огромная коллекция винила, прослушивались сотни раз - вот и шпарю на всех языках, не зная ни слова смысла.
- А я думала, что вы , как Железный Феликс, такой логичный, всегда сосредоточенный, не обращаете внимания на чувства простых смертных.
- Ну вот , вы уже нашли и синонимы сухарю и педанту.
Мы рассмеялись, что совсем растопило атмосферу.
- Спойте еще что-нибудь, у вас душевно получается.
- О наша молодость, мы в ней души не чаяли.
Спасибо ей красивой и отчаянной.
Спасибо ей за золотые дни,
За то, что в нашей памяти они.-
пел я сначала на сербохорватском, а потом на русском песню Здравко Чолича.
- А еще что – нибудь,- умоляюще посмотрела она на меня.
Я спел «Лору» Хампердинка из того же сборника 1967 года, потом из Френка Синатры, потом, уже утомившись « Падает снег» Адамо на трех языках - сербохорватском, русском и французском.
Обернувшись в зрительный зал, я увидел , что в него просочились, и . видимо давно, все, кто находился в здании и даже Альфия с неизменным термосом в руках.
Я встал и поклонился уважаемой публике.
-А сейчас, в заключение, прозвучит песня, которую знают все.
Зазвучала музыка и я исполнил: « В полях над Вислой сонной лежат в земле сырой, Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой.» Слезки были и не у женщин.
Выходя из штаба, Петровская сказала:
- Вадим, я была неправа, очень неправа. А все спешка, некогда душами соприкоснуться.
Я неожиданно разоткровенничался.
- Знаете, я закончил училище военных финансистов в Вологде уже после срочной. Еще через десять лет в звании старлейта меня тихо вытеснили на гражданку, замяв тухлое дело, числившееся на счету одного из генералов. А в Таврический дворец на учебу меня направили значительно позже и опять любимое государство выкинуло меня на помойку после августовского переворота.
- И вы впали в мизантропию?
- Почти. А музыку всегда любил. Вот «Биттлз» не люблю и вовсе не из духа противоречия. Чужая какая-то она и вовсе не потому, что на языке бывшего вероятного противника. В первый раз я услышал « Деньги, деньги» - ну, мани, мани – в исполнении АББы на отдыхе в Ялте, куда впервые попал дикарем. Знаете, мне показалось, что запели ангелы – фантастическое звучание.
- А вы не могли бы провести для детей уроки пения, ну, пожалуйста, Вадим! Нельзя, чтобы это пропало и забылось. Это же целый пласт культуры, - загорячилась учительница.
Я не осмелился ей отказать.
Федор Савельевич был с утра раздражен, хотя внешне этого не было заметно.
Его община, обосновавшаяся в Богородске три месяца назад, сегодня откочевывала в дальние края.
Дедушка-февраль разбудил метели и теперь дня не проходило, чтобы снег не заметал немногочисленные дорожки. Впрочем центральная дорога была и даже чистилась небольшим тракторишкой.
Старосту мучили сомнения в принятом решении: с одной стороны - здесь они обустроились и прижились, запасов хватало, с другой - приходило осознание того, что жить долго закрытой группой не получится. И так уже кое-кто называет их сектантами. Опять же детей учить надо. А враги? В том , что они будут, Федор Савельевич не сомневался. От серьезных волков им не отбиться, в группе не было ни одного военного.
И с водителями тоже не очень, грузовики умел водить только один человек. Взгляд старосты упал на разложенный список подопечных.
Нижегородцев пятеро, семеро детей, молодежи восемь душ, взрослых пятеро. Опять же положиться из них можно только на Людмилу Шипилову - мастера Кстовского НПЗ и Мишу Клюева - водителя дальнобойщика. И еще двое. Генка Бердяев - балабол и бездельник и Клашка Назарова - повариха и большая любительница помолоть языком.
Из молодых выделялись двое: Олеся Баграмян - очень молчаливая особа, не расстававшаяся с хитрой снайперской винтовкой и Настя Худоба, работавшая раньше в каком-то закрытом НИИ. В каком именно, она так и не сказала. Бумажка-подписка оказалась страшнее реальности. И только она выжила вместе со своим двухлетним ребенком.
Сложно было бывшему фермеру, ведь молодежь всегда на эмоциях. Одна польза – на ногу легки, чего нельзя сказать об утреннем подъеме. И между собой все время выясняют отношения - дело молодое. В то же время было понятно, что в городе - миллионнике должны быть еще выжившие. Вроде и следы были замечены на Московской трассе, а люди канули, как в воду. И появившиеся военные тоже тревожили. Как там у них с порядками? Может новый фюрер объявился?
На первый контакт с ними староста не пошел, даже немного попугал. Тут уж Олеся расстаралась. Глядя в ее черные, как дуло ее винтовки, глаза, фермер понимал, что застрелить человека ей, как муху прихлопнуть. Свои ее побаивались, а и нечего, а то в первое время у них только сопли и слезы.
Потолковав по рации с главным воякой, Федор Савельевич уяснил, что прав Чернышов на все сто процентов. И в том, что при вскрытии рек погибнут они от мора и в том, что можно выжить только вместе, спаянные крепкой дисциплиной. И про мордовских братков поведал ему командир и про банды грабителей и насильников, а также про то, что гарнизон имеет и учителей и врачей и даже специалистов сельского хозяйства.
А его молодежь? Будем считать , что у пятерых есть специальности для прокорма. А остальные? Промоутеры, менеджеры, туроператоры и бухгалтеры - одно горюшко. Из парней только трое подошли в дровянике к колуну без опаски.
И все же главной причиной, подтолкнувшей старосту к принятию непростого решения, было сообщение, что на мертвом юге нет покойников. То, что от них осталось, сложно назвать трупами. Как вывезти свой табор с нажитым и привычным добром, до последнего времени Федор Савельевич представлял не очень. Военные решили эту проблему без затей. Вчера вечером низкое небо озарилось всполохами и тишину разорвал надсадный рев двигателей.
В расположении общины вошла колонна под армейскими флажками. Впереди шла широкая машина с пулеметом на крыше, утыканная гибкими антеннами, видом напоминающая штатовские «Хаммеры». Следом шли два «Урала» с кунгами и обычный автобус «КАВЗик». Из головной машины вышел плотный немолодой военный с майорскими погонами на полушубке, безошибочно определил главного и бросил ладонь к шапке:
- Майор Сивуха, заместитель командующего вооруженных сил Запада России. Направлен для оказания помощи и сопровождения группы.
- Обухов Федор Савельевич -староста нижегородской общины. Располагайтесь, гости дорогие. С утречка и тронемся, а пока прошу погостить.
Все прибывшие были в армейской, умело подогнанной форме времен СССР и действовали, как заведенные.
- Эх, наши бы так, - закручинился староста.
- Ничего, научим, - засмеялся майор, - Давайте знакомиться.
Вот так почти закончились тяжкие размышления Федора Савельевича. А сегодня в день выезда он был раздражен не организационными неурядицами, а думами, кого он везет к армейцам. Вот этих неумех? Один Генаша чего стоит. Вон уже угол мочит, вахлак. До сортира дойти недосуг!
Вчера Вадим только поулыбался на сетования старосты.
- Видели бы вы меня три месяца назад. Сам каждого куста боялся. А теперь бояться просто некогда, столько дел, ведь в России нас выжило может тысяч пять.
- Не может быть, - глухо выдавил старообрядец. - А как же Москва и Ленинград?
- Федор Савельевич, мы теперь и Адам и Ева и Саваоф в одном флаконе. Попробуем еще раз с самого начала на Земле номер два. Кстати у нас есть свой батюшка.
- Никонианин?
- У нас все равны ;и мусульмане и буддисты и даже синтоисты, если таковые объявятся.
- Куды ж нас собираетесь определить?
- По способностям. Мужчин под ружье, вон сколько лоботрясов.
-Это да. Ни у кого часов нет, только в телефоны заглядывают. Болезнь что ли такая. И эти ведь почти взрослые, а все в эти «танчики» так и норовят. Читать ничего не читают, диву даюсь. Так-то они ребятишки неплохие, послушные. В карауле только Олеся не спит. Еще были пара -тройка, что меж собой пообнюхались и подались восвояси, бог им судья.