- Сейчас ты должен молчать и держать глаза и уши открытыми, - повелел “Анубис”, в котором очень трудно было признавать отца. – И делать только то, что тебе прикажут!
- Да, отец.
Больше отец, казалось, не обращал на него внимания. Воздев энергетическое копье, он направился прямо к низкой квадратной двери в толще белой стены дворца. Менес с изумлением увидел, что проход не закрывается… или не закрыт сейчас; однако по обе его стороны стояли грозные воины в соколиных масках. Похожие на отца. Но отец был грозней.
При виде подходившей пары часовые взяли копья наперевес. “Анубис” тоже взял копье наперевес и рыкнул:
- Начальник стражи бога! Веду нового жреца для Ра!
Как будто и не о сыне говорил. Но энергетические копья стражников тотчас же поднялись обратно. Один сокологлавый “Хор” отсалютовал начальнику, ударив копьем в землю, и оба воина опять замерли, как истуканы. Однако похоже было, что войти явившимся не воспрепятствуют.
По-прежнему никак не ободряя сына, Сит-Ра вошел в узкий коридор с низким массивным потолком; их сразу накрыли прохлада и тень. Тут Менес понял, что пока они убирали следы его вчерашнего богохульства и летели в дом Ра, уже рассвело.
“И где же сейчас великий бог? Может, в небе? А вдруг мы опоздали?..”
При этой мысли у Менеса чуть не подкосились ноги. Но мешкать и спотыкаться было нельзя, и он не споткнулся. Мальчик молча и сосредоточенно следовал за отцом навстречу величайшему событию своей жизни.
Каменный коридор и его ответвления были желтовато-белыми, узкими и одинаковыми: Менес только диву давался, как отец узнает дорогу. Во всем дворце, казалось, не было ни души, кроме них двоих. Но вот однообразие кончилось, и они вышли на высокие окованные бронзой двери.
Менес приготовился к тому, что они так и войдут; и уже набрал в грудь воздуху, как перед прыжком в воду, но тут вдруг отец остановился и, нажав на синий камень-кнопку на шее, сложил свою маску. Звероподобный “Анубис” превратился в мощного красивого мужчину, обеспокоенного мужчину.
Отец с любовью и тревогой смотрел ему в глаза.
- Веди себя достойно, Менес.
Его твердые губы дрогнули, подведенные белым глаза как будто стремились запечатлеть лицо сына, точно перед прощанием навек. Менес кивнул, желая продлить этот миг единения, но в следующий миг рука отца поднялась к маске, и Сит-Ра опять лишил себя лица.
Он подтолкнул сына широкой ладонью, так что драгоценный амулет, свисавший между лопаток Менеса, больно ткнулся ему в спину.
- Входи.
“Один?” - подумал Менес, но не сказал. Очевидно, один. Мальчик налег на бронзовые двери, но сил открыть их не хватило; тогда “Анубис” легко отворил дверь для него одной рукой.
Менес, не зная, как держаться – то ли втянуть голову в плечи, то ли развернуть плечи – неловко шагнул в зал.
В следующий миг, ничуть к этому не приготовившись, Менес узрел единственного владыку земли и неба.
========== Глава 3 ==========
Ра восседал на троне в конце длинного зала. Вернее, Менес сначала увидел лишь юношу в стоящем на возвышении кресле из дерева с золотом; и только в следующее мгновение понял, что это и есть бог.
Юноша в окружении детей, одетых в золото. Живой образ солнца.
Разум Менеса еще отказывался поверить в такое чудо, а подгибающиеся ноги уже понесли его по мозаичному полу навстречу повелителю его жизни. Сделав несколько шагов, мальчик замер, вспомнив, что перед богом нужно пасть ниц.
Ра не двигался, наблюдая за ним, казалось, с насмешкой. Сидящие на ступенях тронного возвышения дети тоже не шевелились. Все они словно бы выжидали, как новый слуга поступит дальше.
Менес шагнул вперед, потом еще – а потом пошел прежним шагом. Почти твердо, распрямив плечики. Он не знал, почему так себя ведет, но не мог иначе. Через десяток шагов, однако, все собственные побуждения и мысли выветрились из головы мальчика – он приблизился к Ра достаточно, чтобы увидеть, чем тот отличается от обыкновенного юноши в златотканых одеждах.
Глаза Ра светились. Как будто внутрь земной черно-смуглой оболочки поместили неиссякаемый источник света, только иногда видимого смертным. Менес пал ниц.
Он был испуган, нет – просто потерял разум. Он был только маленький мальчик перед лицом всемогущего божества, и только теперь вспомнил об этом. Сейчас его казнят за невиданно дерзкое поведение…
- Поднимись, - прозвучал над его головой рыкающий голос. Такой, какой раздавался из-под отцовской шакальей маски. Нет, другой – глубже и какой-то… потусторонний.
Но ведь на боге не было маски! Так звучал его собственный голос!
Менес вскочил, вытянув руки по швам. Он часто дышал от испуга, сердечко стучало словно на самой поверхности груди. Образ бога оскорбительно расплылся перед его глазами, потом опять сделался стройным и четким. Совершенным. Менес захотел зажмуриться, чтобы не увидеть, как Ра поразит его смертью.
Ра улыбался.
Менес моргнул, но это был не обман чувств – Ра улыбался. Взгляд божественного юноши любовно скользнул по фигуре ребенка, словно по статуэтке или забавной игрушке, которую он приобрел для украшения своего дома. А потом бог заговорил снова:
- Ложись на пол.
И вот тут Менес чуть не умер сам. Что это, шутка?..
Но бог не шутил. Юное лицо было серьезно – и только приглядевшись, можно было заметить, как сквозь эту серьезность посверкивает насмешка, точно драгоценные камешки в сидячей статуе каменного идола. Страх, и стыд, и какая-то сладкая покорность овладели мальчиком; ноги подогнулись, и он сел, опираясь рукой на гладкий разноцветный пол. А потом лег навзничь.
“Ну вот и все, я умер…”
Менес крепко зажмурился. Он скорее всей кожей ощутил, чем услышал, как Ра поднялся с трона. Ему бы следовало при вставании бога принять другую позу, перевернуться и припасть лбом к полу; но приказа двигаться не было. Менес только сжал кулачки и вытянулся, еще сильнее зажмурившись. Щекам было жарко, зато под сердцем – холодно. И отчего-то разболелась вчерашняя ссадина на коленке.
“Может, бог на это рассердился?..”
Менес не утерпел и глянул одним глазком.
И вовремя.
Он увидел, как Ра, стоящий совсем рядом, склоняется над ним, над его голой неприлично и некрасиво раненной ногой. Смятенный мальчик чуть не отдернулся, но все тело сковала та же приятная слабость, желание покорности и восхитительное ощущение прикосновения к самым чувствительным местам. К голове? К сердцу?..
Раненой коленке стало тепло. Менес вздрогнул, как выловленная из воды рыбка, охваченный желанием увидеть, понять… но остался лежать, трепеща. Сладкая покорность, упование на бесконечность. Маленький раб…
Тепло прекратилось, и вместе с ним прекратилась и боль.
Бог величественно выпрямился, и Менесу показалось, что за его бесстрастным теперь выражением погасла последняя искра насмешки. Ничего не сказав своему новому рабу, он медленно и торжественно проследовал обратно к своему трону. Почти невозможно было поверить, что эта манера принадлежит юноше не старше пятнадцати лет – нет, эта манера принадлежала бессмертному всеблагому богу.
Который, воссев на свой золотой престол, опять чего-то ждал от маленького послушника - непонятно, годного или нет ему в слуги.
Менес резко сел и посмотрел на свою коленку, вспомнив, что именно с нею Ра делал что-то странное. Коленка была совершенно цела, только вокруг бывшей ссадины остались разводы засохшей крови. Менес поморщился; и только тут понял, что над ним только что совершилось.
Не зная, как еще выразить свое изумление, восторг и благодарность, Менес опять простерся ниц. Сердце мальчика изнемогало от ощущения чуда. Ра был всесилен!
Пролежал он так недолго – его подняли под локти цепкие детские руки.
Двое жрецов, послушных едва заметному мановению руки господина, поставили Менеса на ноги и отряхнули его одежду. А третий уже нес высокий медный кувшин и полотенце.
Менесу обмыли ногу теплой водой, и она стала как новенькая. Такая же здоровая и чистая, как и вторая.
“Великий бог! - подумал мальчик. – А что он еще может? Конечно, все!”
Менес низко поклонился. Он не знал слов, которыми мог бы выразить свои чувства; а и если бы знал, не смог бы сейчас собрать их воедино.
Уголки рта фараона-солнца тронула ласковая усмешка. Еще одно неуловимое движение унизанной перстнями тонкой руки – и те же дети, которые подняли Менеса на ноги, подвели его к трону. Ра взял Менеса за подбородок. Черные подведенные краской глаза бога больше не светились – но и из этих глаз, и от руки его исходил какой-то могучий ток, едва не заставивший семилетнего мальчика заплакать блаженными слезами.
Он сейчас находился в доме бога – в месте, лучше которого быть не может, перед лицом существа, лучше которого быть не может. Какие счастливцы эти дети, окружающие трон! Менес на мгновение люто позавидовал маленьким жрецам; но потом вдруг вспомнил, не веря себе, что и он… и он…
Изящный жест длиннопалой руки, и Менеса потянули к самому тронному возвышению. Несколько шагов – и вот он уже оказался сидящим на ступенях с другими жрецами, у ног небесного царя. Менес боялся моргнуть, чтобы не спугнуть это чувство. Он был избран!
Менес чуть не заплакал от любви, глядя на золотой трон и более не смея поднять глаза выше; но тут сосед, его сверстник, дернул мальчика за юбку. Семилетний жрец только на миг сердито сдвинул брови, но этого оказалось достаточно.
Менес сглотнул слезы и постарался, насколько мог, принять такой же непроницаемый вид, как и остальные жрецы. И часть его разума теперь неотрывно следила за изволениями повелителя, которые тот выражал легчайшими движениями рук, поворотами головы. Не дай бог упустить какой-нибудь приказ! Ведь это прекрасное непостижимое существо и есть бог, единственный бог!
Менес, как будто во сне, увидел, как бронзовые двери тронного зала открываются вновь. Вошел какой-то нарядный человек, который уже знал, как себя вести перед лицом бога – пал ниц у самого порога, потом, поднявшись, приблизился к трону и еще раз преклонился. Менес увидел, что Ра сделал явившемуся знак встать, и сердце вдруг сжалось от страха. Хватит ли у него внимания ничего не упустить?
Но с ним происходило – нет: продолжалось что-то необычное. Менес ощутил, будто его разум вдруг прояснился и расширился, как великая река в половодье; и волю его, и разум будто натянули на распорки - на каркас, повиновавшийся чужой могучей воле. Теперь по малейшему мановению руки бога он вместе со своими товарищами бросился бы выполнять любой его приказ. Подать или принести что-нибудь. Поднять очередного просителя с пола. Наброситься на очередного просителя с кулаками, будь то даже вооруженный до зубов воин. Умереть…
Человек о чем-то докладывал богу, стоя на коленях; Менес ничего не понимал, им владело блаженное безмыслие божественного орудия. Он мог бы понять речь этого слуги от начала и до конца, если бы Ра пожелал. Но сейчас Менес и прочие жрецы были надобны для другого.
Казалось, время остановилось… или замкнулось в круг, в солнечный круг. Ра принял вслед за этим просителем еще нескольких; сколько это продолжалось, Менес не знал. Ему казалось, что он мог бы сидеть в ожидании приказаний вечность. Он не ощущал ни холода тронных ступеней, ни сонливости, ни усталости от сидения в одной позе.
Но вот наконец положение переменилось. Ра встал; это движение как будто подхватило на ноги всех маленьких жрецов. Менес, ощущая себя уносимым сладостным потоком, последовал в группе товарищей за длинной золотисто-синей мантией бога, на которой золотом и жемчугом были вышиты какие-то таинственные знаки.
Менес очутился в комнате поменьше, но тоже большой. Посреди ее на гранитном возвышении был устроен золотой бассейн. Ванна! Бог сейчас будет принимать ванну! Неужели Менес увидит его тело?
Мальчик пошатнулся, как будто обпился крепкого сладкого вина. И тут вдруг почувствовал, как кто-то из товарищей схватил его за локоть.
Нет, не товарищ – товарка!
Менес изумленно смотрел на девочку. Он даже не разглядел, что среди маленьких служителей Ра есть и девчонки! И эта высоконькая девчонка смотрела на него сверху вниз, сверкая аспидно-черными глазенками, насупив брови!
- Идем отсюда! – шепотом приказала она.
- Как ты смеешь? – резким шепотом отпарировал до крайности растерянный и возмущенный Менес. – Отпусти меня! Бог не…
- Бог приказал тебя увести, немедленно идем, - ответила маленькая жрица.
Бог приказал. Конечно, не могло быть и мысли, чтобы ослушаться; но Менес вдруг ощутил себя так, словно его изгоняют из рая.
Девочка, не выпуская его руки, вывела Менеса из купальни, уже наполнившейся благоуханным паром. В иной миг Менес стряхнул бы руку назойливой девчонки, но сейчас был слишком грустен и растерян.
Неужели он неугоден богу? Слишком неуклюж или глуп, может быть? Что теперь с ним будет?..
Девочка отвела его довольно далеко от купальни, и наконец остановилась посреди какого-то зала, украшенного голубыми занавесями и заставленного непонятной мебелью. Или машинами. Менесу было не до того, чтобы задумываться над этим.
- Бог прогнал меня? – угрюмо спросил он.
Менес стал ковырять ногти, опустив глаза на свои руки.
Он не увидел, что девочка подавила порыв схватить его за руки и прекратить это; она сдержалась, но сухо приказала:
- Перестань.
- И не подумаю, - огрызнулся Менес.
На душе было паршивее, чем в тот день, когда его выпорол отец за то, что он нечаянно выпустил в реку весь улов. Паршивее, чем когда бы то ни было.
Девочка несколько мгновений смотрела на него в растерянности – а потом вдруг просияла, догадавшись:
- Ты подумал, что тебя удаляют навсегда, да? Глупый! Просто великий бог увидел, что ты устал, что не привычен… Тебя велели проводить в твою комнату, чтобы ты отдохнул. Когда ты понадобишься, я скажу.
Менес посмотрел на девчонку исподлобья. Она была выше его, и это тоже ему в ней не понравилось, не говоря о ее нахальстве.
- А почему это ты скажешь? Других слуг нет?
И тут он вздрогнул, встряхнулся и широко улыбнулся, с опозданием поняв смысл ее слов.
- Меня оставили?
Девочка заулыбалась, а Менес засмеялся. От избытка счастья он вдруг ощутил любовь ко всему миру, даже к ней.
- Кто ты? – спросил он.
Она заложила за ухо короткие черные волосы. Пожала голыми плечиками – на ней был длинный калазирис* из тонкого желтого льна, с нарядной каймой, какие у него дома женщины носили только по праздникам. Но в доме бога каждый день был праздником.
- Как и ты, я жрица Ра, - сказала девочка. – Меня зовут Киа. Я дочь Неби, наставника жрецов.
- А сколько тебе лет? – спросил Менес.
- Восемь разливов, - сообщила Киа. – Наверное, я старше тебя.
Она осеклась, поняв свою неловкость. Засмеялась, попытавшись сгладить ее; потянулась к руке Менеса, но тот хмуро отдернулся.
- Ты говорила про мою комнату, - сказал он. – Отведи меня туда.
Киа покачала головой.
- Высок ты! – сказала она, уперев руки в бока. – Думаешь, у тебя есть своя комната? Это общая спальня жрецов.
“Когда-нибудь у меня будет своя комната. И я буду высок”, - с какой-то ликующе-мрачной решимостью подумал Менес.
- Как общая спальня? – спросил он, следуя за Киа. – Там и девчонки спят, что ли?
Киа взглянула на него через плечо и покраснела.
- Нет, только мальчики, - сказала она. – Нас разделяют еще до того, как мы вырастем.
Менес при этих словах почувствовал смущение – и что-то вроде сожаления.
Киа отвела его в просторный зал, где в ряд лежали тюфячки, застеленные белым бельем. Между ними, через два-три, стояли шкафчики.
- Это для ваших вещей, - смущаясь, сказала Киа, показывая на шкафчики. На двух из них Менес увидел умывальные тазы и кувшины, и еще какие-то банки, напоминавшие женские сосуды с притираниями. Ну конечно, жрецы же красятся.
- Рядом ванная комната, там можно помыться целиком, - сказала Киа; она потупилась, раскрасневшись до ушей. Взглянула на мальчика и опять опустила глаза. – Там вода… бежит из трубы сверху, и она все время чистая, - с прелестной смущенной улыбкой сказала девочка. – Ты, наверное, такого никогда не видел…