Что бы он мог прятать от меня? Неожиданно, скелеты наверху уже не выглядят так дружелюбно, как я думала. Их открытые рты усмехаются, и они сверлят меня своими пустыми глазами. Сегодня ничего не радо мне здесь. Спотыкаясь, я бегу вверх по лестнице и громко захлопываю дверь башни, закрывая ее на замок, затем в спешке собираю свой плащ и книги. Ничего не отгонит эти страшные мысли лучше, чем пробежка по лесу.
В скором времени я лечу через лес, а клубы белого тумана тянутся за мной. Солнце палит, поглощая мало-помалу туман. Играя с ним, я немного приободрилась и устав я выкладываю свои книжки и читаю. Медленно бредя по направлению к реке.
– Однажды, – говорю я, обходя низкий куст, – жил был мужчина с двумя дочками…
Каково бы это было иметь человеческую сестру? Кого-то с кем можно смеяться и делиться своими секретами. Тупая боль колет меня в груди. Сестры в этой истории почти одного возраста, но с разными темпераментами, хотя они очень добры друг к другу, они бросают все, чтобы спасти друг друга в этом опасном мире.
Но история отвлекает меня ненадолго. Мысли о том, что бы Отец мог прятать в своей лаборатории, мучают меня и преследуют всю дорогу к реке. Потоки воды блестят и пенятся, увлекая последние остатки утреннего тумана. Я резко взлетаю в небо, наслаждаясь потоками воздуха, и осматриваю открытые территории на предмет людей, которые могли бы заметить меня. Единственные, кого я выслеживаю, находятся далеко на востоке на дороге рядом с городом.
Я снова опускаюсь на берег, расстилая свой плащ и кладя на него свои книги. Я прочитаю еще одну книгу, пока жду Бату и полечу домой. Отец никогда не узнает. Я сажусь настолько близко к краю, насколько могу осмелиться, окуная хвост в воду и наблюдая за рыбами с их блестящей чешуей, пробивающимися сквозь бурлящую реку. Интересно, каково это плавать. Быть полностью окутанным водой. Думаю, она холодная. Пока я жду, вода утаскивает мой хвост. Рыбка трется об него, щекоча меня, и я инстинктивно отскакиваю назад. От неожиданного движения берег смещается подо мной, и я падаю в воду вперед головой. Ледяная. Несмотря на тепло солнечного света падающего на волны, вода такая холодная, что я с трудом могу двигаться. Рыбки бросаются врассыпную от моих мечущихся конечностей и хвоста, в то время как мои легкие жаждут глотнуть настоящего воздуха. Я не могу преодолеть сильное желание сделать вдох. Вода врывается внутрь, заполняя и душа меня. Ужасная, ужасная вода. Я царапаю ее когтями, отчаянно пытаясь выбраться и найти кислород. Течение утаскивает меня дальше. В какой стороне верх? Я даже не могу сказать. Что-то выдергивает меня из течения. Все вокруг меня стремительно движется в обратном направлении, и затем – воздух. Его тепло окутывает меня, врывается в мои легкие, и выталкивает непрошенную воду наружу сильным судорожным кашлем. Это что-то мягко опускает меня на мох на безопасном расстоянии от берега реки. Когда вода наконец-то полностью вышла из моих легких, я рискнула взглянуть на своего спасителя. Бледные желтые глаза Бату смотрят на меня с тем, что я принимаю за волнение. Я вскакиваю на свои трясущиеся ноги и обхватываю его морду руками.
– Спасибо, – шепчу я. Без этого дракона все труды Отца по моему воскрешению были бы напрасны. Я поступила так глупо. Мне нужно быть осторожней, не только ради себя, но и ради Отца. Я так понимаю, ты еще не научилась плавать, сестра.
В ответ я обнимаю его еще крепче. Разносится звук падающих камней – его смех. Лучше в следующий раз попробуй, когда не будут идти дожди и вода будет не такая высокая.
Я отпускаю его голову и опускаюсь на колени. Мои руки до сих пор трясутся, и когти никак не убираются.
– Не думаю, что я еще раз попробую поплавать. Я никогда и не собиралась. Я упала в воду.
Я сгибаю ладони пытаясь заставить когти убраться внутрь пальцев.
– Я должна быть более осторожной, слишком много поставлено на карту.
Огромная голова дракона непонимающе качается.
– Мой Отец. Он стольким пожертвовал ради меня. Он бы скучал по мне. И мы еще не уничтожили того кошмарного колдуна.
Дракон шикнул влажным воздухом в моем направлении. Не говори о нем. Он играет с темными силами и держит многих в своей власти. Ты никогда не узнаешь, кто может тебя слушать.
Темные силы. Это звучит странно, как и то, что Бату однажды сказал о моем Отце. По мне пробегает дрожь, но я не могу сказать от прохладного ли это ветерка и оттого что мое платье промокло или от слов Бату.
– Как можно распознать их среди нас? Ты не можешь. В том то и проблема. Пока они не предадут тебя. Колдун мастер хранить секреты.
Передо мной вспыхивают образы запертой двери в башню и холодного ящика, и потом секундное видение маленькой ручки. Или нет? Я больше не уверена. У Отца могут быть секреты, но это все только для того, чтобы одолеть колдуна, в этом я уверена.
– Тебя кто-нибудь предавал?
Лицо Бату помрачнело. Многие люди предали драконов, и своих товарищей, находясь в рабстве у колдуна. Магия может заставить людей совершать вещи, которые иначе они бы не стали делать. Когда-то давно я доверял людям. Даже жил с ними. Когда наши наездники впервые начали превращаться в колдунов, они заколдовывали целые деревни, чтобы они охотились за нами, когда мы сбежали. Люди и гибриды, с которыми мы сосуществовали годами вдруг стали нашими врагами.
– Как это ужасно, и гибриды тоже? Я думала, они предпочитали держаться подальше от колдуна. Это было до того как них самих не поймал колдун. Деревня кентавров находилась рядом с горами, где поначалу прятался мой клан, а реки, такие как эта кишели русалками. Поначалу они помогали нам, предупреждали, если какой-нибудь колдун был в нашем районе. Они были друзьями. Пока колдун не околдовал их. Они привели его прямо в нашу пещеру и он убил половину моего клана, до того как мы успели сбежать. Позднее мы узнали, как он расплатился с теми, кто был в его рабстве – он убил их тоже, чтобы забрать те скромные запасы магии, которые мог из их костей.
Я вздрагиваю.
– У них не было выбора? Ни у кого. Большинство из них даже не знает, что они околдованы, не запоминают что делают, пока не становится слишком поздно.
– Вот почему ты не хочешь, чтобы я кому-нибудь говорила о тебе?
Бату кивает. Ты говоришь ты часто ходишь в город, сестра?
– Да, – говорю я. Будь осторожна как никогда. В Брайере есть что-то злое, и оно пахнет колдуном.
– Это как раз то почему я должна идти. Я могу сражаться с ним так, как люди не могут. Мой долг помочь им. Ты очень смелая для такой маленькой девочки.
Бату сердито фыркает, но я верю, что это от одобрения. Если ты должна ходить в город, тогда как можно чаще приходи к реке. У заклинания порабощения есть запах, который я никогда не забуду, и я смогу предупредить тебя, если от тебя будет пахнуть им.
Страх ползет по мне.
– А сейчас я им не пахну?
Он качает своей огромной головой. Я чувствую облегчение, но все еще немного растеряна.
– Есть ли другие способы убедиться в этом? Мой Отец, например, он ненавидит колдуна больше, чем мы с тобой вместе взятые! Он потерял все из-за него. И хотя он ходит на передвижные рынки, он никогда не заходит в город. Он точно не может быть под влиянием заклинания колдуна. Ты никогда не можешь быть до конца уверенной, даже о своем Отце. Постоянно прятаться это единственный способ быть в полной безопасности.
– Мне нужно это и еще держаться подальше от воды.
Дракон посмеивается в своей манере грохочущих камней, и это заставляет меня улыбнуться.
– Еще раз спасибо за то, что вытащил меня.
Я целую его морду. Может это была игра света, но клянусь, на какой-то момент его серые гранитные чешуйки приняли бледно красный оттенок.
СЕГОДНЯ НОЧЬЮ, РЕН ВЕДЕТ МЕНЯ ПО КОРОТКОМУ ПУТИ ЧЕРЕЗ ТУ ЧАСТЬ ГОРОДА, в которую я еще не решалась заходить – обратная сторона покинутых зданий расположенных между дворцом и стеной города. Эта часть еще не поглощена терновым кустом, но точно скоро будет. Стены более разрушенные, чем остальная часть города. Местами прорывается вьюн, как будто он тянется к деревьям снаружи. Часть шипа выглядывает через верхушку стены и свисает вниз к мшистому лесному настилу на другой стороне. Раздробленные куски камня и цемента лежат разбросанные по всей земле. Лунный свет окутывает все это серебром и тенью, придавая призрачный вид. Если бы я не знала наверняка, я бы подумала, что этот вьюн хочет разорвать город на части, кирпич за кирпичом. Я цепенею от одной только мысли об этом. Когда мы проходим мимо дворцовых ворот, я начинаю болтать о саде, в попытке выбросить терновый куст и другие неприятные мысли из головы. После моих неудачных попыток выяснить, чем Отец занимается в лаборатории последние несколько дней, я стала более разговорчивой, чем обычно. Полагаю я просто хочу думать о чем-нибудь еще. Отец признался только, что он делал новых куриц.
– Как ты думаешь, почему они ухаживают за садом? – спрашиваю я. Рука Рена теплая в моей и мне становится интересно, чувствует ли Рен мой пульс, быстро бьющийся в кончиках моих пальцев.
– В основном для видимости, – он широко улыбается, но на секунду морщит лицо. – Люди Брайера не знают, что король прячется, только то, что дворец закрыт для всех кроме членов совета.
– Как они объясняют его закрытие?
– Траур. По девочкам, которых убил колдун.
Я жалею что спросила. Мне следовало самой догадаться. Я сжимаю его руку, желая вернуть на его лицо улыбку.
– Конечно.
– Могу я у тебя кое-что спросить? – говорит Рен. У него странно искажается лицо.
– Спрашивай.
– Почему каждую ночь ты приходишь в город? Я знаю, я обещал не спрашивать, но тогда я расскажу тебе, чем занимаюсь я, если ты расскажешь мне. Я волнуюсь за тебя. Колдун похищает молодых девочек и обычно ночью.
Он хватает обе мои руки и останавливает мое дыхание одним только взглядом.
– Ты мне понравилась, Ким, и я бы очень не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
У меня кружится голова. Я нравлюсь Рену. Хорошо ли это? Но я не могу предать Отца, ни по какой причине. Даже ради Рена.
– Я рассказывал тебе, что работаю на короля его пажем, – продолжает он. – Это правда. Но я также ответственный за доставку сообщений между королем и городским советом. Они стали причиной, почему он прячется. Они опасаются, что он будет слишком легкой целью для колдуна, если останется во дворце. И учитывая то, что терновый куст растет, я осмелюсь сказать, что они правы.
Он делает паузу и смотрит на меня с надеждой.
– Мой Отец очень… гиперопекает меня, – говорю я. – Он не позволит мне ходить в Брайер днем. Но когда он спит, я сбегаю. Я люблю город, его переулки и дороги и фонтаны. Это единственное время, когда я выбираюсь посмотреть хотя бы мельком на других людей. Мне очень жаль, что я не могу посетить больше мест в дневное время.
– Пожалуйста, будь осторожна. Признаюсь, мне нравится видеть тебя здесь ночью. Но это очень опасно.
Я широко улыбаюсь.
– Не очень опасно. У меня есть ты, чтобы защитить, правда?
– Всегда.
Рен опять начинает идти.
– Но даже я не могу защитить тебя от инфекционного заклинания колдуна.
– Это заклинание, как оно работает? Ты знаешь?
– Типа того. Оно поражает только девочек Брайера. Но кто угодно может переносить его сам того не желая.
Я улыбаюсь.
– Значит, тебе не нужно за меня волноваться. Я не одна из девочек Брайера.
В глазах Рена загорается удивление.
– Ты не из Брайера, так? Хотя, если ты приходишь достаточно часто, заклинание может принять тебя за девочку из Брайера.
– Сомневаюсь что заклинание настолько умное, – говорю я, и Рен заметно расслабляется. Он останавливается перед необычным зданием. Оно начинается как квадрат, но наверху перетекает в остроконечные верхушки, с огромными разноцветными окнами и кованными железными кружевами поверх их. Я делаю шаг в сторону ворот.
– Что это за место?
Рен смеется над моим выражением лица.
– Это называется церковь. Хочешь войти внутрь?
– Очень.
Он открывает мне тяжелую дверь. Затем берет меня за руку и ведет внутрь.
– Что ты думаешь?
Большую часть пространства заполняют ряды скамеек, приближаясь к мраморному возвышению. Вдоль стены между окнами висят огромные гобелены, изображающие драконов, русалок и кентавров. Сотни свечей почти догоревших до конца придают помещению мягкую, теплую атмосферу.
– Мило, – выдыхаю я. Рен сжимает мою руку и тянет меня к окнам. Лунный свет играет на его волосах бледными цветами, всего лишь тень того, что бы сделало солнце с помощью разноцветного стекла, но эффект все равно захватывающий. Я поднимаю свои руки, чтобы посмотреть эффект на себе. Это напоминает мне о различных оттенках соей кожи спрятанных под плащом. Я отдергиваю руки обратно. Даже это слишком явная подсказка к моей настоящей сущности.
– Когда ты сказала, как сильно тебе понравились фигуры стриженных кустарников, я подумал, тебе могут понравится окна здесь тоже, – сказал Рен. Окна не просто из разноцветного стекла как я сначала подумала. Это изображения созданий как у меня в книжках, только огромные и подсвеченные как драгоценности. Я мягко дотрагиваюсь пальцем до одного из драконов. Его серебряные чешуйки напоминают мне о Бату.
– Почему это здесь? – спрашиваю я. – И фигуры из живой изгороди во дворце? Кем они были?
Рен улыбается, но со странным выражением лица.
– Это всего лишь декорации, Ким.
– Что? – я знаю точно, что это неправда.
– Когда-то они существовали или что-то похожее на них. Но сейчас их нет.
– Но ты сказал колдун где-то здесь? И магия? Разве эти существа не магические?
– Единственная магия, которая осталась в этом мире, темная и испорченная, – Рен хмурится, затем поднимает взгляд обратно на дракона на стекле перед нами. – Может быть, так не было всегда, но сейчас это так.
У меня перехватывает дыхание в горле, когда я вспоминаю лицо Рена одной ночью в саду.
– Ты потерял кого-то из-за магии колдуна. Кто это был?
Он опускает голову и сильней сжимает мою руку.
– Прости. Тебе не обязательно рассказывать мне, – говорю я, сожалея о своих спонтанных словах. Между нами в воздухе висит его нерешительность, густая как туман. Момент спустя, достаточно долгий чтобы я подумала, что испортила весь наш вечер, Рен снова начинает говорить.
– Мне было любопытно, – говорит он, – тебе нравится музыка?
Музыка. Я читала о ней, конечно, в своих книгах. Люди играют музыку на балах, но я не совсем понимаю, что это значит.
– Я не уверена. Что такое музыка?
– Ты серьезно? – выражение лица Рена становится недоверчивым. – Там откуда ты у вас нет музыки?
– Той, о которой я знаю, нет. Ты покажешь мне?
Его улыбка возвращается, и я чувствую облегчение.
– Пойдем.
Рен ведет меня по коридору, вдоль которого висят затененные гобелены в самой задней части церкви, пока он, наконец, не сворачивает в комнату. Лунный свет льется через высокие окна, подсвечивая предметы странной формы, висящие на стенах и стоящие в углах. Рен зажигает свечи, которые стоят на ближайшем столе.
– Что это? – спрашиваю я, пробегая пальцами по одному из них с множеством струн туго натянутых через дыру, вырезанную в середине. Я отдергиваю голову назад, когда струны начинают вибрировать и в воздухе раздается звук.
– Инструменты. Это – лютня. Ничего чего нужно бояться.
Он подмигивает и тоже пробегает по ней пальцами, но по-другому. В этот раз звук более приятный.
– Как ты это сделал? – я удивленно смотрю на лютню и Рена.
– Нужна практика, чтобы играть на инструментах. Об этом я знаю совсем мало.
Он снимает другой инструмент с крючка на стене. Он выглядит как несколько трубок разных размеров связанных вместе. Он передает его мне.
– Что мне с этим делать? – я растерянно верчу его. Он наклоняет его в сторону моих губ.
– Дуй через трубки, – я дую, но звук слабый. Я смеюсь и возвращаю его ему.
– Я не очень хороша в музыке.
– Я сделаю из тебя музыканта.
Он садится рядом со мной на скамье, тепло его ног проникает через мой плащ и юбку. Если бы только я могла снять плащ чтобы быть ближе к Рену. Но он бы тогда увидел мои крылья и болты. Он бы узнал, что я другая. Я не хочу выяснять, прав ли Отец в том, что он меня возненавидит. Мое сердце слишком человеческое, ему не нужно знать, что тело нет.
– Это флейта Пана. Я хорошо играю на ней. – Рен прикладывает ее к своим губам. Звук кружится вокруг меня – мелодия, судя по словам в моей голове. Она быстро играет и переливается и звучит так грустно, что я чуть ли не плачу. Так это и есть музыка. Мелодия поднимается и опускается, в то время как Рен продолжает играть ритм в своей голове. Он и музыка как одно целое; это меняет весь его внешний облик. Вся комната мурлычет, затрагивая мое сердце тенью воспоминания. И все это исходит от мальчика, который пахнет хлебом и нескольких трубок, связанных веревкой. Может быть, музыка это разновидность магии.