– Да, я поняла. Я больше не буду так делать. Обещаю. Я буду в точности следовать твоим указаниям.
Я сцепляю свои трясущиеся руки на коленях, так чтобы Отец не видел их.
– Лучше бы это было так. Если нет, ты поставишь крест на всех тех девочках в тюрьме. Не говоря уже о самой себе.
Он в гневе выходит из дома до того как я успеваю хотя бы попытаться произнести извинение.
Если я поступлю, как только что обещала, это означает, что я не могу нигде больше гулять с Реном. Кроме фонтана. Это по пути. Я могу встретить Рена только там.
Я вскидываю руки, прикрывая лицо, и встаю из кресла. Я вообще не должна видеться с Реном. Но я буду. Я ничего не могу с собой поделать.
Я бегу в двери, рассматривая удаляющуюся фигуру Отца, пока он идет к башне и своей лаборатории.
Я не могу не думать, не испортила ли я уже все своими действиями. Если бы я только никогда не отклонялась от своего пути и никогда не связывалась с Реном.
Но больше всего меня беспокоит то, что слишком много вещей не сходятся. Что если Отец не прав? О людях, обо мне, о моих воспоминаниях?
ИЗ-ЗА ЭТИХ МЫСЛЕЙ О ТОМ, ЧТО РЕН И ОЛИВЕР РАССКАЗАЛИ ПРО УБИЙСТВО колдунов и противоречий Отца в моей голове все смешалось в беспорядке. Я больше не знаю, что и думать. Может быть, они все ошибаются и правда находится где-то посередине?
Не смотря на мое обещание Отцу, сегодня я захожу в город по другой дороге. Брайер это загадочное место, и я еще раскрыла не все его секреты. Рен многое мне рассказал, но даже он не может знать всей правды. Я уверена, нам еще многое осталось раскрыть, что могло бы помочь нам, и возможно, могло бы помочь мне вспомнить мое прошлое.
Эту часть города еще не затронул терновый куст, но когда я приземляюсь на самой высокой крыше в этой части города, я вижу его на пути сюда. Медленно, но верно, ползущий вьюн движется. Каждую ночь, я проверяю его продвижение, и каждую ночь я расстраиваюсь, увидев фундамент еще одного здания вырванный из земли, или еще одну комнату дворца, превращенную в руины.
По ветру доносятся голоса. Женщины. И еще мужской голос, похожий на голос Отца. Мое лицо вспыхивает. Эти голоса очень оживленные и я думаю, возможно, они ругаются. Они доносятся до меня из длинного приземистого здания в конце переулка. Окна темные и местами провисает крыша. Я спрыгиваю со своего насеста и подползаю поближе. Может быть, комендантский час относится только к детям?
Заинтересовавшись, я облокачиваюсь о здание как раз под окном.
– Ты даже не знаешь, правда ли это, – говорит мужской голос. – Оставь это и сходи принеси мне еще бутылку эля, ок?
Женщина хмыкает.
– Я знаю это из достоверного источника, от моей двоюродной сестры, санитарки в больнице, которую закрыли на карантин. Каждое утро, когда она приходит на работу, еще одна девочка пропадает. Стражники просыпаются слабыми, не помня ничего о предыдущей ночи. Они либо умирают, либо кто-то забирает их. В любом случае, больница об этом умалчивает.
– Это то чудовище на дороге, – говорит мужской голос, но его слова сливаются и их сложно разобрать.
– Та девочка… с хвостом и с клыками… и… – За его словами следуют болтовня и хихиканье, но у меня леденеет сердце. В последний день моих тренировок я ужалила мужчину. Неужели это он?
– Почему бы тебе просто не присесть в том углу, Вильям? – говорит женщина. – Проспись, мальчик.
Еще больше людей говорят одновременно, но я выхватываю куски того, что они произносят.
– Это снова колдун, Марта, ты можешь на это рассчитывать, – говорит третий мужчина.
– Ну. И что вы с этим собираетесь делать мальчики, а? Просто позволить ему забрать наших девочек? – отвечает женщина.
– Если бы мы могли найти его, мы бы повесили бы его и оставили бы на съедение воронам.
Несколько мужских голосов отзываются на это, и затем превращаются в тихое бурчания.
– Я думаю это что-то другое, – прерывает другой мужчина. – Когда я был по делам в горах эти несколько недель, люди в деревне у подножия рассказывали о мужчине, который торгует живым товаром.
– О чем ты говоришь? – рявкает женщина.
– Человеческий товар, – говорит мужчина.
Комната затихает.
Человеческий товар? Что, черт возьми, это такое?
– Рабы? – Наконец, шепчет женщина.
– Точно. На этот раз все по-другому. Не то, что колдун делал раньше. Что-то изменилось. Я ставлю деньги на торговцев. И готов поспорить, что они живут среди нас.
– Джона Барри, это смешно. Никто в этом городе не стал бы этого делать. Кроме разве что Джимми Хилла, но только, если он по-настоящему пьян и отчаянно нуждается в монете. Кроме того, сейчас мирные времена. Кому бы он их продал?
Несколько голосов говорят одновременно, повышаясь до неразличимой какофонии. Я зажимаю уши руками, не желая больше слушать. От их разговора мне не по себе, что-то в их словах ворочает воспоминание, которое отказывается проявляться.
Я убегаю в тень, желая только найти покой, но и там его нет.
Колдун атакует со всех сторон. Так или иначе, он разрушит город. И его не может убить никто кроме другого колдуна. По крайней мере, никто кто хочет жить.
Я все еще не понимаю, почему Отец не рассказал мне об этом. Он заявляет, что причина в том что он не хочет, чтобы я так рисковала, но зачем тогда он наделил меня такими инструментами, чтобы оглушать, рвать и убивать? Зачем он учил меня как охотиться и быть незаметной, если не для того чтобы уничтожить нашего врага?
Поднимается ночной ветерок, заигрывая с моим плащом и локоном моих черных волос. Рен ждет меня у нашего фонтана. Я ужасно хочу пойти к нему. Но не думаю, что сегодня пойду. В моей голове сегодня такой беспорядок, а я не могу нормально думать в присутствии мальчика, который тайком таскает мне розы из королевского персонального сада.
Сегодня я спасу еще одну девочку и вернусь домой. Так будет лучше. Но только сегодня.
Я справляюсь со стражей в тюрьме раньше, чем обычно, и как можно быстрей ухожу с девочкой с непослушными каштановыми волосами. Я волнуюсь за стражников; у них тоже есть семьи? На что они согласны пойти, помогая колдуну? В тюрьме я всегда чувствую себя не комфортно, но становится все хуже. Только войдя в здание, я почувствовала, что мой желудок начало крутить в разные стороны. Что-то в этом месте не дает мне покоя, что-то, что я должна знать, не могу вспомнить что это, или хотя бы почему я чувствую так.
Неся свою ношу, я выхожу на аллею у фонтана с ангелочками и собираюсь бежать домой.
– Что ты делаешь?
Холодный ужас пронизывает мое сердце, и запах хлеба заставляет меня прирасти на месте.
Нет. Только не Рен. Не здесь, не сейчас.
Я прижимаю девочку без сознания ближе к своей груди и не оборачиваюсь. Он не может меня вот так увидеть. Инстинкт разрывает меня изнутри – улететь ли мне или ужалить его до того, как он обнаружит кто я? Если он узнает, что я забрала Делию из города, Рен возненавидит меня. Если он увидит что в моих руках, он может сделать такой вывод. Я сделала это, чтобы спасти ее, но он так сильно скучает по ней, что я сомневаюсь, что он поймет. Но до того как я принимаю решение, он делает выбор за меня. Он обходит меня; если я снова отвернусь, все станет слишком очевидно.
– Что…? – Он делает паузу на половине фразы, уставившись на волосы девочки, свисающие из-под моего плаща. Я догадываюсь, какие у него сейчас мысли в голове.
– Это не то, о чем ты думаешь, – пищу я. Каждая мышца в моем теле напряжена как лук. Мне нужно бежать. Сейчас. Он отодвигает мой плащ, чтобы открыть лицо девочки. Содрогаясь, он отскакивает назад. На его лице ужас, меняя его теплые черты в холодное выражение лица.
– Что ты делаешь в Брайере с дочерью мельника?
У меня краснеют щеки, и я прижимаю девочку крепче. Конечно, он ее знает. Возможно, он знает их всех. Также как возможно знал и меня.
– Клянусь жизнью. Это не то, о чем ты думаешь.
– Ты. – Он указывает на меня. – Ты работаешь на колдуна.
– Нет! – кричу я. – Я его ненавижу. Он все у меня забрал. Я работаю против него. Я спасаю ее!
Рен качает головой и ходит взад и вперед между стенами аллеи, задыхаясь от гнева.
– Нет, только колдун забирает девочек.
Леденящее чувство зарождается в основании моей спины, распространяясь по всему телу. Я не такая как колдун. Как он мог только подумать об этом?
– Рен, пожалуйста.
Осознание появляется на его лице, покрывая каждый сантиметр его кожи красным цветом ярости.
– Ты забрала Делию, – шепчет он.
Я не могу ответить. Я на самом деле забрала ее, но не так как думает Рен. Отвратительное леденящее чувство заползает мне в грудь и сворачивается под сердцем. Из этого не выбраться. Я не могу полностью все объяснить ему, не предав Отца.
Он хватает мою руку и сжимает.
– Где она?
Я пытаюсь стряхнуть ее, но он сильней, чем я ожидала. Что-то пугающее загорается в его глазах. У меня начинает болеть рука. От страха заполняющего меня изнутри меня трясет.
– Я спасла ей жизнь, – говорю я. – И я спасаю эту девочку, тоже. Сейчас отпусти меня.
Когда он отпускает мою руку и быстрым движением тянется за девочкой, зеленые чешуйки моего хвоста сверкают ослепительной дугой. Он отскакивает назад, страх и ненависть искажают его когда-то доброе лицо. За секунду его привычный запах превращается в запах подгоревшего тоста. Затем Рен уже лежит на земле, хватаясь за грудь. Я могу только смотреть в ужасе на то, что я сделала, снова, пока затухает огонь в его глазах.
С другого конца аллеи доносятся звуки шагов и голоса. Кто-то услышал, как мы ругались.
Я запрыгиваю на крышу, скользя по ним, пока не достигаю стен и улетаю, не боясь, что меня увидят люди.
Но чувство вины о том, что я сделала с Реном, и запоздалое чувство страха о том, что что-то не так, следует за мной всю дорогу до дома.
МЕНЯ БУДИТ СОЛНЦЕ, НО ОТ РАСТЕРЯННОСТИ И ТРЕВОЖНЫХ СНОВИДЕНИЙ Я ЧУВСТВУЮ ХОЛОД.
Больше ничего не имеет смысла. Рен презирает меня. Я не могу поверить, что снова ужалила его. Мне бы хотелось, чтобы был способ заставить его понять, что мы спасаем девочек, а не причиняем им вред.
Я поднимаюсь с постели, но мои ноги как желе. Я должна рассказать Отцу о Рене и попросить у него прощения. Может быть, у него будет идея, как убедить Рена, что наша миссия хорошая. Я уверена, что он захочет помочь, если поймет. Он ненавидит колдуна, так же как и мы.
Если бы я только могла рассказать Отцу о Бату, моем каменном драконе, но я убираю эту мысль в сторону. Даже если бы это не было невозможным из-за кровной клятвы, моя дружба с драконом это не то, что может поставить под угрозу нашу миссию. А вот осведомленность Рена, оставленная без контроля, определенно может.
Я на цыпочках захожу в дом, но Отца нет на своем обычном месте у огня.
Пиппа скулит в углу, умоляя выпустить ее на улицу. Ей нравится гоняться за курами. Я открываю дверь, и она направляется во двор. Я иду за ней, но на улице Отца тоже нет. Он, должно быть, работает в лаборатории. От моего прикосновения дверь башни со скрипом открывается, но больше никаких звуков нет. Я поднимаю дверь вниз, чтобы открыть ее своими когтями и спускаюсь по лестнице. Комната темная и пустая. Неужели он ушел на прогулку? Мне придется ждать, пока он не вернется.
Я дрожу от прохлады ящиков Отца, которые он хранит здесь. Теперь их гораздо больше, что делает комнату еще холодней, чем какой я ее помню. Что он во всех них хранит? Он что готовит армию куриц с козьими лапами, чтобы уничтожить колдуна? Я вспоминаю запертый ящик. Я не могу быть уверенной, что я видела, но это было очень странно. Из любопытства я открываю крышку ближайшего ящика, еще больше куриц ожидающих, когда их оживят. В следующем хранится большая сова; ее пустые похожие на бусины глаза смотрят на меня, и я быстро закрываю крышку. В следующем еще более странная вещь – огромные закругленные когти. Как гигантская версия моих.
Я дохожу до четвертого ящика, на том же месте где стоял закрытый ящик. Мои ладони влажные от пота и я вытираю их о свое платье. У меня нет причин бояться этого ящика. Там просто другие части для опытов Отца. Там больше ничего и не может быть.
Меня это не утешает, и мое сердце в груди отстукивает ритм стаккато. Я кладу руки на крышку холодного ящика и резко открываю его. Я взвизгиваю, прикрывая рот руками. Внутри лежит больная девочка, чью смерть я ускорила своим ядом. Ее руки скрещены на груди, как будто она пытается согреться во сне. То, что я видела, это была рука, выскользнувшая из ящика.
На меня обрушивается паника. Отец сказал, что отправил ее с Дэреллом в Белладому. Как она вернулась сюда? Неужели Дэрелл вернул ее по какой-то невообразимой причине? Что еще более важно, почему Отец не рассказал мне?
Мне в голову приходит другое тело. Фаун, которого Пиппа откопала в моем саду. По мне ползет холодок от макушки головы до кончика хвоста. Я знаю, почему он хранил тело своего друга фауна, но почему он хранит ее тело? Он хранит только тела для частей в ящиках…
А мое тело, когда он впервые нашел его? Он меня тоже когда-то хранил в своем ящике?
– Кимера? Голос Отца разносится по лестнице, и мое сердце подпрыгивает до горла. Мои ладони продолжают потеть, не смотря на температуру, когда я роняю крышку на ящик с девочкой.
– Я внизу, Отец, – говорю я, сохраняя спокойный голос. Я отчаянно хочу спросить его о девочке, но страх не отпускает меня. Отец не хотел, чтобы я знала. Если бы хотел, то сказал бы. Он скрыл это от меня не без причины. Но что за причина это могла бы быть?
– Что ты делаешь? – он хмурится. Я меняю цвет глаз на голубой и улыбаюсь ему дрожащими губами.
– Ищу тебя. Мне нужно поговорить с тобой. – Несмотря на шок от того что я нашла девочку, я не забыла зачем изначально я искала его.
– Конечно, дорогая. Пойдем, сядем у огня. – Он берет меня за руку и начинает вести вверх по лестнице. Он не хочет, чтобы я находилась у него в лаборатории? Сейчас я чувствую, что меня здесь менее радушно принимают, чем когда я наблюдала, как он делает новую курицу.
– Подожди, говорю я, выдергивая свою руку из его. Я делаю глубокий вздох и готовлюсь к гневу Отца.
– Я открыла холодные ящики. Я видела ее. Почему та девочка, которая умерла, до сих пор здесь? Почему ты не рассказал мне?
За секунду, лицо Отца превращается в злую маску, но она исчезает раньше, чем я успеваю моргнуть.
– Ты не должна здесь играть. Здесь есть опасные, могущественные вещи. Я бы не хотел, чтобы ты случайно поранилась.
Его прохладные пальцы хватают меня за плечо, излучая онемение в сторону моей головы.
– Девочка здесь на случай, если тебе понадобятся запасные части тела. Но ты забудешь все об этом.
– Но я… – Я всеми силами пытаюсь удержать нить разговора, но она ускользает из моей головы как угорь через реку. Из-за чего я так была взволнована секунду назад? Я бросаю взгляд вниз на лестницу, пока отец ведет меня из башни. Обычные ящики, каменный стол, и полки заставленные множеством отвратительных банок находятся на своих местах, как и должны.
Беспокоящее чувство, что я что-то упустила, следует за мной с каждым шагом из лаборатории. В расстройстве я сжимаю свои руки, но Отец не отпускает меня. Если бы только я могла просто вернуться обратно вниз по этой лестнице я могла бы вспомнить почему.
Когда мы садимся в свои обычные кресла, Отец прочищает горло.
– Сейчас о чем ты хотела поговорить со мной?
Я, возможно, не помню, почему была так расстроена в лаборатории, но я знаю, почему искала Отца: рассказать ему о Рене. Мои руки так сильно сцеплены на коленках, что кончики пальцев побелели.
– Я хочу кое в чем признаться, – начинаю я. – Тебе это не понравится.
Отец поднимает бровь.
– Это не оптимистичное начало.
Я сглатываю.
– Я говорила с тем мальчиком. Много раз.