Рен выдыхает и ослабляет хватку.
– Ну, хорошо. На секунду ты меня этим выбила из колеи. Не делай так.
Я пожимаю плечами, пытаясь притвориться, что мое идиотское любопытство было просто шуткой.
– Извини, я не хотела напугать тебя.
– Не беспокойся. Просто… люди Брайера не любят тех, кто использует магию. И когда предположительно рядом жили драконы, мы их тоже не сильно любили.
Мое лицо бледнеет. Отец говорил мне, что люди могут принять его науку за магию. Вот почему он не живет в Брайере?
– Я понимаю, – говорю я.
– Извини, меня учили быть подозрительным. Ты не могла этого знать, так как сама не из Брайера, – говорит Рен. – Можно я провожу тебя до фонтана?
Я беру его за руку.
– Да, пожалуйста. Спасибо за то, что показал мне свой дом. У тебя милая семья.
– Я просто рад, что ты появилась.
Вместе, мы в лунном свете проходим все улицы рука об руку.
Весь вечер мне не давала покоя одна идея, с того момента когда Рен упомянул больницу. Может быть, я могу остановить колдуна, может быть, могу помешать ему забирать девочек. Помешать причинять такое горе, какое он причинил Рену.
Когда мы снова подходим к фонтану, я не могу больше сдерживать свое любопытство.
– Где находится больница, которую ты упоминал ранее? Та, из которой колдун забирает девочек?
Рен смотрит на меня с недоверием.
– Ты не видела больницу?
Я качаю головой.
– Я думал, к этому моменту ты уже должна была. Кажется, ты всегда приходишь с той стороны.
– Где она?
Рен указывает в сторону аллеи, по которой я каждую ночь хожу к тюрьме колдуна. Узел страха скручивается в моем желудке. Это не может быть правдой. Я знаю эту дорогу слишком хорошо.
– Как далеко? – мой голос срывается. Воздух больше не может нормально проходить через мои легкие.
Рен хмурится; очевидно, он не понимает моих вопросов. Я сама с трудом могу их понять.
– В паре кварталов. Это квадратное здание справа.
Мир останавливается, как дверь, пойманная на полпути на своих петлях. Кровь стучит в ушах, блокируя ночные звуки.
Мне вдруг становится крайне важно убраться отсюда. Все о чем я могу думать это девочки. Что если колдун на этот раз не похищает их? Что если это я? Только я?
Болезненное чувство пробирается через мои внутренности. Отец не мог этого знать, не так ли? Ощущение как будто все перевернулось вверх тормашками.
– Я должна идти. Мой отец будет интересоваться, где я.
У меня дрожат хвост и крылья под плащом, жаждая освободиться и выпустить на волю это ужасное напряжение. Я не могу больше держать их спрятанными.
Рен кладет свою руку на мою.
– Ты можешь остаться, всего на минуту?
О нет. Как я могу уйти, когда он так смотрит на меня? Я фокусируюсь на том, чтобы выдыхать и вдыхать, пока мы сморим на мягкое отражение луны в фонтане, и туман закручивается вокруг наших ног.
Эмоции нарастают в моей груди, и я чувствую, как будто могу взорваться в любую секунду. Я с трудом могу продержаться минуту.
– Я должна идти, прости.
Он быстро сжимает руку, я поворачиваюсь, чтобы убежать, но он держит крепко.
– Пожалуйста, Ким, останься. – Рен сникает. – Я скучал по тебе.
Его прикосновение теплое и доброжелательное, но я все равно вырываю свою руку.
– Твоя мама будет волноваться. И мой папа тоже.
Мне нужно уходить пока я не взорвалась. Не в силах сформулировать еще хоть одно слово я разворачиваюсь на пятках и бегу.
– Ким! Подожди! – голос Рена следует за мной по аллее и ныряю в один переулок, затем в другой, надеясь, что он отстанет. Звук его шагов затихает позади меня, но я все еще чувствую запах корицы, которой пахнет его одежда.
Быстрей. Я должна бежать быстрей. Еще один переулок. Когда я уверена что он не видит меня, я запрыгиваю на ближайшую крышу и пробираюсь через здания. Туман скроет меня. Я должна продолжать бежать.
Отец знает, как поступить с этой информацией по поводу больницы. Если он совершил ошибку или хуже, если я неправильно поняла его указания, он скорректирует наш план. Он знает, что делать. Но что, говорит голос из подсознания, если нет? Что если он обманул тебя? Я всеми силами гоню эти мысли, выдавливая их воспоминаниями о доброте и заботе Отца.
Нет, Отец никогда бы так не поступил. Если только… если только он каким-то образом не оказался во власти колдуна. Но я не могу в это поверить. Все остальное, что он делал, доказывает, что он против этого ужасного человека. Разве нет?
Обычно не спасти одну девочку за ночь было бы непростительно, но я должна убедиться, что мы не совершили ужасную ошибку. Я не могу забрать еще одну девочку из Брайера, пока не поговорю с Отцом.
Во время тумана мне нужна какая-то возвышенность чтобы сориентироваться. Я перепрыгиваю на крышу высокого здания рядом со мной и рассматриваю город. Я убежала от Рена на запад; если пойти на восток, то это приведет меня снова к фонтану. Пока я рассматриваю город, я издалека замечаю верхушку счастливого ангелочка. Я взлетаю, скользя над крышами, и рассекаю воздух по направлению к своему дому и ответам.
– Отец, Отец, проснись, – говорю я, тряся его за плечо. Мой голос срывается в сонной тишине его комнаты. Наконец он шевелится.
– Хм? Что? – Увидев мое лицо, он встает. – Ким, что ради Бога произошло? Ты выглядишь так, как будто увидела саму смерть!
Я начинаю рыдать навзрыд. Отец кладет вокруг меня свои руки.
– Моя дорогая, что случилось? Расскажи мне!
Я отстраняюсь и сажусь на край кровати. Ночной колпак Отца свисает на бок над его обеспокоенным лицом. Он не выглядит как кто-то, кто вынашивал бы колдовские планы, неосознанно или осознанно. Он выглядит как мой добрый и очень обеспокоенный папа. С чего мне вообще начать?
– Думаю, мы совершили ужасную ошибку.
У него отпадает челюсть, но я продолжаю, испугавшись что если я не выдам все это сейчас, я никогда не найду правильные слова.
– Тюрьма на карте – я не думаю что это на самом деле вообще тюрьма. Я думаю… я думаю это больница. Брайерская больница. На этот раз колдун не забирает девочек, это только мы. Только я.
Я пристально смотрю на доски пола, у меня в ушах стучит пульс. Если Отец в этом замешан, боюсь, он будет в бешенстве. Если нет, он будет разочарован во мне за то, что я не поняла этого раньше.
Когда он, наконец, начинает говорить, голос Отца низкий и успокаивающий.
– Ким, что заставляет тебя так думать?
У меня сбивается дыхание в груди. Я не должна рассказывать Отцу о Рене.
– Я услышала, как люди говорили о больнице. – Вру я, дрожащим голосом. – Они были рядом и указывали на тюрьму, называя ее больницей. Могли мы перепутать место? Это возможно?
Отец берет мое лицо в обе свои руки. Прохладное спокойное чувство зарождается и разливается по моим конечностям.
– Нет, дорогая, это не возможно. Место, которое я указал тебе это не больница; это, несомненно, тюрьма колдуна. Он забирает девочек, а мы освобождаем их. Так было всегда. Доверься мне.
Я доверяю. Я полностью доверяю Отцу. О чем я так сильно волновалась, что в такой манере бросила Рена? Теперь причина в недосягаемости, ускользая дальше с каждой секундой.
– Теперь поспи немного и забудь все о больнице.
Ладони Отца на моих щеках вдруг становятся теплыми. На меня обрушивается сильная усталость.
– Забыть о чем? – говорю я, пытаясь уловить нить разговора.
– Вот и я об этом. – Улыбается он. – Утром все станет ясней.
Он отпускает меня и я, спотыкаясь, бреду в свою комнату. Да, Отец прав. Я должна спать. Я полностью изнурила себя.
Завтра будет новый день. Завтра все будет иметь смысл.
НОЧЬ, ПОВЕДЕННАЯ С СЕМЬЕЙ РЕНА, НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НЕ ДАЕТ МНЕ ПОКОЯ. Этот мужчина, Оливер, старше и седее, но это, несомненно, тот же самый человек из видения о розовом саде дворца.
Прежняя я знала его, но кем он мне был? Садовником, с которым я дружила, и который показывал мне розы? Когда я закрываю глаза, я все еще могу чувствовать доверие и теплоту того воспоминания, и не могу не думать, что там есть что-то еще.
Я сегодня слишком долго задержалась в постели, глядя на солнце, заглядывающее через мои занавески, со всеми этими вопросами, которые мучают меня. Помимо всего остального одна вещь беспокоит меня больше всего.
Отца не было ни в одном из этих видений.
Рен, Оливер, женщина в голубом, и маленькая светловолосая девочка, но не Отец.
Он убеждает меня, что это не воспоминания, а только путаница моего подсознания соединяющего разбросанные кусочки памяти с настоящим. И все равно каждое из них все больше обескураживает меня.
Когда я, наконец, захожу в кухню, Отец со вздохом закрывает книгу.
– Моя дорогая девочка, что случилось? Ты в порядке?
Я проклинаю эти ужасные раздумья, которые так легко проявляются на моем лице. Я не хочу беспокоить его, но никогда не умела хорошо скрывать свои эмоции.
– Да, я в норме. – Я играю с корочкой хлеба. От смущения у меня сводит желудок. Я не уверена, что смогу сейчас удержать в себе пищу.
– Просто… – Как я могу сформулировать это так, чтобы он не заподозрил, что я общалась с людьми? Или, что у меня есть подтверждения этим видениям? Я определенно не могу рассказать ему, что встретила некоторых людей из этих видений.
– Иногда я слышу и вижу вещи. Когда я в городе. Они не всегда совпадают с тем, что я узнаю от тебя.
Я отрывают зубами кусочек хлеба. У него сужаются глаза.
– Ты говорила с кем-то в городе?
– Нет, конечно, нет! – Опять у меня в желудке появляется то неприятное чувство. Я роняю хлеб на пол. Пиппа подлетает, хватает его и улетает со своей наградой в свое гнездо на балках крыши.
– Что тревожит тебя?
Я кручу в руках торчащую нитку на своей юбке.
Ну, я видела женщину через кухонное окно. Когда я проходила она… положила в огонь полено. Я не поняла. Я никогда не видела, чтобы ты так делал.
И никогда в моих видениях не было никого, кто бы делал вещи, которые делает Отец. Ни соединял вместе животных, ни лечил одним только глотком лекарства, и не усыплял людей перемолотым порошком.
Он смеется.
– Моя дорогая, существует больше, чем только один способ разводить огонь. Мой способ может немного отличаться, но нет причин расстраиваться.
Он кладет руку на мою щеку и вдруг все мои опасения на счет огня и науки и магии растворяются. Его прикосновение всегда успокаивает. Глупо спрашивать, как он разводит огонь.
– Есть что-нибудь еще?
– Да. Несколько недель назад я слышала, как женщины говорили о тебе.
Он напрягается и мне становится интересно почему. Мог ли он знать тех женщин? – Из того, что они сказали, звучит так как будто ты знал короля. Ты знал?
Он вздыхает.
– Да, однажды знал.
Я ожидала, что он будет отрицать это. Что он скажет, что я не правильно все поняла.
– Почему ты не рассказал мне?
– Моя дорогая, боюсь, Король Оливер и я расстались не на совсем хорошей ноте.
Я вздрагиваю от упоминания имени короля. Оливер. Мужчину, который живет у Рена и его семьи зовут также. Может ли король действительно скрываться дома у Рена? Это бы объяснило его несчастное выражение лицо, когда он рассказывал о тяжелом положении короля.
Я немного падаю духом. Рен не достаточно доверяет мне, чтобы рассказать, кто такой Оливер на самом деле.
Но как я могла достаточно хорошо знать короля, чтобы он показывал мне розы в дворцовом саду? Возможно, Отец прав; мое сознание жестоко играет со мной.
– Мы не сошлись во мнениях касательно дела колдуна, и я мог сказать ему некоторые не очень приятные вещи.
Отец проводит рукой по своим седым волосам.
– Это не то, чем я горжусь, и по этой причине я больше не хожу в Брайер. Вот почему я не рассказал тебе. Ты задаешь так много вопросов, что я не мог подробно рассказать тебе о том, что я знаю короля и затем не рассказать, почему мы с ним не сотрудничаем.
Я беру Отца за руку.
– Я понимаю. Но я уверена, если ты просто пойдешь и поговоришь с Королем Оливером, он простит тебя. Мы могли бы достичь еще большего вместе.
Он роняет мою руку.
– Об этом не может быть и речи. Ты не знаешь, что предлагаешь.
Я помню тип лица Оливера, теплое как у Рена, но покрытое морщинами, как и у Отца. Я точно знаю что предлагаю.
– Почему? Он хотел сделать что-то, что ты не хотел? Или наоборот?
– Я закончил разговор на эту тему. Есть что-нибудь еще, что беспокоит тебя? – Лицо Отца стало напряженным и бледным. Его ссора с королем, должно быть, была очень серьезной для него, раз он так расстроился из-за одного или двух вопросов.
Я вспыхиваю.
– Да, Отец. – Меня столько всего беспокоит, что я не могу найти слов.
Он тяжело вздыхает и облокачивается на спинку кресла, скрестив руки.
– Иногда люди говорят о магии. – Я колеблюсь, это то, что беспокоит меня больше всего. – Я слышала, что мы не можем убить колдуна, если хотим жить. Что любой, кто его убьет, будет сожжен магией, которая освободится. Если только это не дракон или другой волшебник. – Я переплетаю свои руки под юбкой. – Но как это может быть? Разве ты не создал меня для того чтобы убить его? Такой у нас всегда был план, разве нет?
Отец вытягивается, чтобы снова коснуться моего лица, проводя большим пальцем по подбородку. Меня омывает волна спокойствия.
– О, Кимера, Я никогда не имел в виду, что ты должна убить колдуна. Мне еще нужно найти безопасный способ сделать это. Я создал тебя, чтобы остановить его. Это другое. Освобождая тех девочек и забирая их подальше от него, вот как ты остановишь колдуна.
Облегчение заполняет мое тело. Мне не нужно волноваться. Отец говорит правду. Теперь все стало гораздо понятней.
Кроме того, что Отец кажется теперь таким же взволнованным какой была я несколько минут назад. Я сжимаю его руку, отталкивая от своего лица.
– Ты уверен, что больше нет драконов как те, которые в моих книгах?
– Нет, больше нет. Колдун изловил их всех ради их магии. Иногда ходят слухи о них, но это все. Почему ты спрашиваешь?
Жар ползет по моим плечам и по шее, как будто он сожжет меня только за то, что я думаю о том, чтобы произнести те слова. У меня нет выбора, мне приходится хранить секрет Бату.
– Просто я поинтересовалась. Мне бы очень хотелось, встретить дракона. Их не так много, а таких как я еще меньше.
Отец убирает волосы с моего лица, пока я играю пальцами. Если я посмотрю ему в глаза, он узнает, что я что-то утаиваю от него.
– Это просто делает тебя особенной, – говорит он.
– Иногда мне хочется, чтобы я не была такой особенной. – Иногда, я жалею, что я больше не та, кем была раньше. Нормальная и любимая друзьями и семьей, а не существом, которое прячется в лесу и тайком пробирается в город по ночам. И в то же время, я так благодарна, что могу помогать этим девочкам, когда никто не мог помочь мне.
Он внимательно рассматривает меня с поднятыми бровями.
– Моя дорогая, я думаю нам нужно установить кое-какие новые основные правила для твоих визитов в город. Если ты столько всего слышишь и так сильно хочешь общаться с людьми, ты, должно быть, отклоняешься от того маршрута, который я спланировал. Он не проходит мимо никаких общественных заведений или других мест, где ты могла бы подслушать большие группы людей. – Он указывает на меня пальцем. – Ты по собственному желанию ходила и изучала Брайер.
Вся моя кожа с головы до хвоста становится красной. Я смотрю на пол.
– Да, Отец.
Он встает с кресла, трясясь от сдерживаемого гнева.
– Это должно прекратиться немедленно. Ты меня поняла?
Я киваю, не в силах встретиться с ним глазами. Стук моего сердца в груди отдает мне в уши.
Он снова берет меня за подбородок и приподнимает мою голову, заставляя меня посмотреть ему в лицо. Я хмурюсь.
– Ты уверена? Если люди узнают о тебе, это все испортит.
От его слов по моей спине пробегают мурашки. Неужели он знает, что я на самом деле делала? Может ли он знать?
– Отвечай!
Я подскакиваю от ярости в его голосе, в то время как по моим венам текут чувства вины и страха.