— Когда я была менее осторожна? — спросила я.
На их лицах отразился скепсис.
* * *
— Итак, — начал Лиам, когда мы влезли в его немало повидавший грузовик. — Расскажи мне о своей практике с Малахи.
Думаю, Таджи и Гуннар таки смогли его заинтриговать.
— Мы практиковались, — сказала я. — Отсюда и название.
— В чем именно? — спросил он, проезжая по улицам Французского Квартала, которые когда-то были полны людей, делавших покупки, пивших и танцевавших на Вторых Линиях.
— В основном, готовились к непредвиденным ситуациям. И он дал мне домашнее задание.
Лиам свернул к Рампарту.
— Какое домашнее задание?
— Такое, которое позволит мне научиться управлять магией. — Я взглянула на него. — Почему ты устраиваешь мне допрос с пристрастием?
Он сжал зубы, направляя грузовик в объезд дерева, которое упало на дорогу. В наши дни в Новом Орлеане не было дорожных служб. Надо рассказать Гуннару о препятствии, если он еще о нем не знает.
— Потому что он тот, кто есть.
— Потому что он Паранормальный? Ты говоришь как член Ревейона.
— Ты знаешь, это не то, что я имел в виду. Потому что он такой, какой он есть. И потому что ты такая, какая ты есть.
Медленно я повернулась к нему, сузив глаза.
— Что это должно значить?
— Это значит, что ты должна быть осторожна. Он очень сильный. — Он сделал паузу. — И он смотрит на тебя… как будто жаждет тебя.
У меня глаза на лоб полезли от сказанного. Не то, чтобы он не любил Малахи, но он ему не доверял, по крайней мере, не в том, что касается меня.
Хорошо, — решила я, когда справилась с чувствами. Лиам ошибался — чертовски ошибался, но я не возражала, если он чувствовал себя разбалансированным, как я. Тем более, что я так себя чувствовала из-за него.
— Он не жаждет меня, — сказала я. — Он считает меня новичком — человеком с совершенно «зеленой» магией, которого он может учить и наблюдать. И он продолжит учить меня, пока я не перестану быть угрозой ему, самой себе или кому-либо еще.
Лиам постучал пальцами по рулю.
— Тогда все в порядке.
— Черта с два все в порядке, — пробормотала я. — Я сама себе хозяйка.
Он фыркнул.
— Вероятно, тебе стоит сказать это Гуннару, а то он еще не в курсе.
Он немного помолчал, затем наощупь найдя что-то под передним сиденьем, достал старую бежевую кассету. Впервые я осознала, что в грузовике есть старый магнитофон.
— Вижу, ты разделяешь мою любовь к антиквариату, — сказала я.
В ответ Лиам вставил ленту в слот. Из динамиков полился «Рожденный на болотах».
— Хорошо, — произнесла я и откинулась на спинку сиденья. — Извинения приняты.
И мы поехали дальше в духоте под палящим солнцем и музыкой.
* * *
Городской парк был огромным, более четырех сотен гектаров лугов, деревьев, троп и прудов. В нем когда-то размещались Ботанический сад Нового Орлеана, Музей искусств Нового Орлеана, парк аттракционов и лесистая местность, известная как лес Кутюри, но это было до войны.
Лиам проехался по парку, чтобы осмотреться. За несколько месяцев с тех пор, как я была здесь в последний раз, ничего не изменилось, за исключением того, что все выглядело немного более изношенным. Белые брезентовые палатки — семь лет с тех пор, как они были выставлены ФАЧС, военными, Красным Крестом — все еще стояли аккуратными рядами, но были залатанными и грязными. Земля между палатками превратилась в грязь, а электрические провода скользили из палатки в палатку. Кто-то догадался, как связать палатки с сетью, всем на радость.
В отличие от неподвижных рядов, природа расползалась по краям парка, смягчая линии того, что раньше было длинным прямоугольником прудов и лугов.
Мы проехали дальше, Лиам выключил музыку, и мир вокруг нас погрузился в тишину.
— В лагере есть мэр, — сказала я, указывая на маленький каменный домик, где он жил. — Встретила его в мой последний визит, не думаю, что он связан с Ревейоном. Он хохотун.
Лиам усмехнулся.
— Кто?
— Хохотун. — Я положила руку на живот и изобразила искренний смех. — У него пивной живот и очень громкий смех.
— Значит, лагерем Кутюри управляет Санта-Клаус, — произнес Лиам. — Подходит, мы как раз все надеялись на Рождество.
Он отогнал грузовик к краю газона возле круглого фонтана Попп, который стал официальным входом в лагерь. Он больше не работал, и кто-то забил знак с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЛАГЕРЬ КУТЮРИ» в трубу посередине.
Мы вышли из грузовика и подошли к задней двери. Я подождала, пока Лиам развяжет веревку, чтобы опустить ее. Вытащила карандаш из коробки для сигар, которую прихватила с собой для сдачи, и воткнула в волосы.
— Жарко, — сказала я, когда взгляд Лиама переместился с моих волос обратно на грузовик.
— Очень. — Он подтащил коробки к нам. — Ты знаешь, куда нам идти?
— Да. И еще, это мой магазин, поэтому я главная.
— Да, мэм, — проговорил он, кривляясь.
На что я закатила глаза.
— Здесь работают другие взаимоотношения. Следуй моему примеру.
— Не рискуй понапрасну.
— Живя в военной зоне по своему выбору, — заметила я, подняв коробку. — мы каждый день рискуем.
Торговля проходила у фонтана, между колоннами, которые его окружали. Столы заполняли проемы, где когда-то стояли некоторые из колонн, делая его немного похожим на Стоунхендж. Мы прошлись по периметру в поисках пустого стола, проходя мимо завалов старой одежды, электроники, листьев и корней ветивера, пластикового мусора и многого другого.
С другой стороны фонтана, где начинались линии палаток, любопытные и подозрительные люди наблюдали за нами из дверных проемов и из-за пластиковой мебели внутреннего дворика. Но не так, как это было на Острове Дьявола, но я сомневалась, что они оценят сравнение.
Кивала тем, кого мы проходили, но не улыбалась. Я не бывала здесь достаточно часто, чтобы они узнавали меня, да и улыбающиеся незнакомые люди, прохаживающиеся по периметру, выглядели бы подозрительно. Я попыталась выглядеть так, будто палатки меня не интересуют, и сосредоточиться на поиске места.
Мы нашли стол с несколькими сантиметрами тени, по крайней мере, на некоторое время. Я положила свою коробку на стол, жестом предложив Лиаму сделать то же самое.
— Вторая половина дня, — сказала женщина за соседним столом, подозрительно погладывая на нас. Она сидела на складном табурете, держа на коленях фиолетовый клубок шерсти, а в ее бледных руках были две вязальные спицы. На ней были джинсы и выцветшая футболка с символикой Луизианского университета — определенно не туники, которые носил Ревейон.
Я почти не обратила внимание на вязание, если бы яркий блеск металла не заставил меня присмотреться вновь. Это были не спицы — это были стрелы, длинные и золотые. Она превратила оружие Пара в орудия ремесла. Я читала Диккенса в старшей школе до войны, и в этом было что-то очень от мадам Дефарж.
Я достала из коробки два фартука из «Королевских Рядов», один передала Лиаму. Накинула фартук на шею и затянула длинный ремень вокруг талии.
— Добрый день, — произнесла я, а затем огляделась. — Раньше действовало правило «кто первый пришел, того и стол», но прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я была здесь. Нужно ли мне у кого-то зарегистрироваться?
— Находишь пустой стол — он твой.
— Хорошо, — сказала я и начала доставать из коробки свеклу и пучки зелени, стебли которой были перевязаны шпагатом, и раскладывать их на столе.
Она взглянула на логотип «Королевских Рядов» и отложила вязание.
— Я Лонни. Лонни Диар.
— Клэр и Лиам, — представилась я. — Мы из Квартала. — Положив руки на бедра, я посмотрела на разложенные овощи. — Не смогла убедить Сдерживающих, что листовая капуста полезна.
— Листовая капуста хорошая пища, — сказала она, одобрительно кивнув, будто бы я пыталась распространить среди них «Евангелие».
Я взглянула на ее стол, на нем были выставлены ряды аудио и видеокассет.
— Эй, Лиам, — позвала я, махнув рукой. — Можешь поискать что-нибудь другое для поездки домой.
— Ты критикуешь мой музыкальный вкус? — спросил он, улыбаясь Лонни и подходя к ее столу, чтобы посмотреть на товар.
Лонни наблюдала за ним, на ее лице отразилось легкое благоговение, словно она впервые увидела прекрасную скульптуру.
Как я тебя понимаю, — подумала я.
Лиам взял кассету.
— Что за «Эйс Оф Бейс»?
— Тебе лучше продолжить слушать ККР, — ответила я и улыбнулась, а в это время из палаток вышла девушка, пересекая двадцать метров между нами, чтобы осмотреть овощи. Она была худой, но хорошо сложенной, с телом уже не девочки, но еще не девушки, а волосы были заплетены в две косички, лежащие на ее темных плечах. На ней не было туники. На ней были обрезанные джинсы и изношенная майка.
— Сколько за свеклу?
— Две за доллар, — ответила я с улыбкой.
Она утвердительно кивнула, вытащила доллар из переднего кармана и передала мне.
— Тебе нужен пакет? — спросила я.
Она покачала головой, взяла две свеклы и поскакала обратно к палаткам.
Первая успешная продажа. Теперь нам просто нужна была хоть какая-нибудь информация.
— Иглз, — гордо произнес Лиам, осторожно положив свою покупку в коробку.
Я не могла не рассмеяться.
— Если она пережила войну, думаю, она сможет пережить и поездку с рынка домой.
— Осторожность еще никому не помешала, — сказал он, снова вставая за моей спиной. — Я готов к розничной войне.
— Приятно знать, — сказала я с улыбкой.
— Вы слышали о вчерашнем случае в Квартале?
Я взглянул на Лонни, пропустив удар сердца. Это был вопрос, который позволит нам начать сбор информации.
— Мы были там, — ответила я и позволила ей увидеть всю правду об этом кошмаре в моих глазах.
— Люди судачат об этом, — сказала она. — У всех есть мнение.
Наводящий вопрос, но ничего неожиданного.
— Это Новый Орлеан, — уклончиво проговорил Лиам.
— Какие мнения могут быть у людей? — спросила я. — Мне кажется, то, что произошло, было довольно однозначно. Погибло много людей.
Она опустила свои спицы-стрелы.
— Что ж, но никто не погиб бы, если бы не Паранормальные.
— Вы имеете в виду, если бы они не напали на нас? Согласна. Это было катализатором.
Мой ответ ее удовлетворил.
— Удивлена, что вести добрались сюда так быстро.
Я не была удивлена, в конце концов, Гэвин узнал об этом во внутренних районах. Мне хотела понять, как узнала она. Сюда дошли новости, или люди из лагеря Кутюри знали, что что-то должно произойти?
— Сарафанное радио, — ответила Лонни, и на этот раз в ее глазах появился намек на подозрительность. — Я имею в виду, конечно, хорошо иметь надежные средства связи. Но при этом даже в Квартале нужно некоторое время, чтобы новости распространились.
— За исключением Сдерживающих, — добавил Лиам, в его голосе ясно слышались нотки отвращения. — Вместе с Кабильдо, казармами, Островом Дьявола, мы всегда знаем, что у них на уме.
— Мы многое слышим, — произнесла Лонни. — Новости добираются в конце концов и сюда. Что касается Квартала, я однозначно не смогла бы там жить.
— Почему это? — спросил Лиам.
— Постоянный контроль. Практически военное положение и близость к тюрьме. К Сдерживающим.
В Лагере Кутюри были мониторы магии? Я огляделась и не заметила знакомых черных ящиков. Но Сдерживающие устанавливали их даже загородом, возможно, жители лагеря их демонтировали. Или, может быть, про лагерь просто забыли.
Женщина исполнила какую-то очень сложную петлю с набрасыванием пряжи, а затем снова отложила вязание.
— Я добрая христианка и я не принимаю магию. Но люди не виноваты в том, что произошло, в войне, да мы и не дети. Нам не нужны камеры, следящие за нами двадцать четыре часа в сутки. Это фашизм.
Она говорила о тех вещах, о которых мог бы говорить тот, кто хотел поднять оружие против Сдерживающих. Но это не то, что говорил Иезекииль или декларировалось в Манифесте. Ревейон не заботился о конфиденциальности. Для них не имела значения Конституция. Они заботились об аннигиляции.
— Не могу с этим спорить, — сказал Лиам, подошел ко мне и посмотрел на лагерь. — Трудно жить под пристальным вниманием и быть самим собой. Наверное, у вас больше возможностей жить так, как вы хотите.
— На первый взгляд это не так уж и много, — согласилась она. — Но у нас есть свобода и у нас есть наша община. И не нужно ничего другого.
Вот почему Лонни была довольна своей судьбой. Все ли в лагере Кутюри чувствовали себя также?
* * *
Люди прогуливались мимо нашего стола, скорее всего, чтобы поглядеть на нас, а может и посмотреть на то, что мы продавали. Я продала еще несколько свёкл и пучков листовой капусты, и кое-что обменяла на две банки сиропа из тростника марки «Мейсон», катушку шпагата из конопли ручной работы и небольшой бумажный пакет с вяленой олениной. Никогда не знаешь, что найдешь загородом.
Пока они осматривали меня, я разглядывала их. Никто не носил туник, но, возможно, для Ревейона это просто была униформа «на особый случай». Эти люди выглядели так, будто жили на земле, и это было нелегко. Худые тела и лица, они трудились, чтобы сохранить то, что у них было, чтобы улучшить условия в том месте, которое предназначалось только для временного проживания.
Они делились слухами о взрывах, переходя от стола к столу, но никто не признавался, что знал об этом заранее, или знал, что кто-то вовлечен. С другой стороны, никто их и не обвинял.
Но все же… У меня было ощущение, что здесь что-то скрывают, что-то под поверхностью, что мы не могли видеть. Что-то делало жителей лагеря напряженными. Возможно, атака заставила людей нервничать и бояться, что война наступит снова. Не думаю, что это единственная причина — у меня было чувство, что есть что-то еще — но мы здесь уже три часа и не нашли этому никаких убедительных доказательств.
Мне пришла мысль в тот момент, когда мои пальцы коснулись сердцевины свеклы, которую я разрезала в качестве образца, покрывшуюся грязью и соком. Я напоказ вытерла руки о перед фартука, а после стала разглядывать пятнистые пальцы и грязные ногти.
— Черт возьми, — пробормотала я, нахмурившись, глядя на них. — Надо было взять с собой перчатки — я снова опустила руки и извиняющимся взглядом посмотрела на Лонни. — Здесь есть место, где я могла бы вымыться? Может быть, кран, где я могла бы промыть руки, прежде чем мы вернемся?
Она с минуту смотрела на меня, затем указала на переулок между палатками, который вел вглубь.
— Мойка по этой дороге. Пройди четыре дорожки прямо и поверни направо.
— Спасибо, — ответила я, изображая облегчения. Я посмотрела на свои руки. — Выглядит как в первый раз, когда я красила полотенца. Это был большой, кровавый, свекольный беспорядок.
Лонни слегка засмеялась, а я повернулась к Лиаму так, чтобы только он мог видеть мое лицо.
— Со мной все будет хорошо, — сказала я. Выражение его лица давало ясно понять, что ему не нравится идея нашего разделения. Я понимала это чувство, но у меня была цель, и я была уверена, что он это тоже понимает. Поход на мойку, по крайней мере, давал нам шанс заглянуть внутрь лагеря — возможно единственный наш шанс сегодня. Мы и так потратили слишком много времени, чтобы уйти без информации.