Он чувствовал истечение жизненных сил. Чувствовал страх. Чувствовал
приближение смерти. Но он и ждал её! Ждал, чтобы сделать главный, может
быть последний опыт в своей жизни! А страх мешал! Страх не от того, что
жизнь закончилась, а от того, что сможет ли он в очередной раз сделать так,
чтобы жизнь возродилась. На сей раз его собственная. И он ходил, все
спускался в свои подвалы, где всегда искал и находил Источники и Места
Силы. Не боялся он ни раздвоений, ни "раздесятирений", сам ведь много раз
проделывал такие штуки с раздвоением и отводом глаз. Была, была в нем эта
волшебная энергия и чудотворная сила. Но любой колдун делается стариком.
Зачем глупые люди изображают в своих сказках колдунов стариками? Старый -
мудрый, но слабый. А раньше проделывал, ей-ей, много было проделок. Много
25
эпатировал, на публику, специально... Грешен! Чаще, конечно, по делу, когда
надобно... Бывала и надобность создавать вокруг себя и своего имени легенду
средневекового колдуна.
Яков Вилимович сидел неподвижно, почти не мигая. Только тонкие
кривящиеся губы шевелились иногда беззвучно. А бывало слова всё же
выходили наружу. Вот сейчас он довольно внятно произнес: "Я всегда имел
несчастный характер, слишком мягкий, слишком противоречивый. Сильным я
был только для дела, для России, для моего Петра". Граф достал трубку с
длинным мундштуком, изготовленную мастером-голландцем по его
специальному заказу. Заправил её сухой травкой с табаком по своему рецепту.
Травки эти особые и табачок очень качественный ему доставляли с Востока,
ближнего и дальнего. Взял в руку свечу, прикурил от её огня. Сладкий туман
повис в лаборатории. Мысли постепенно успокаивались, стали
доброжелательными к хозяину. Кольца дыма поднимались вверх, расширялись,
переплетались друг с другом. Их пронизывали лучи только восходящего
солнца. Генерал удовлетворительно отметил, что эта комбинация, кольцево-
радиальная геометрия - план устройства земного, подземного и надземного. По
такому его плану после пожара одна тысяча семьсот тринадцатого года начали
отстраивать Москву. Так надобно прокладывать дороги и под землей. Такой он
сделал структуру подземелий в Сухаревой башне и здесь у себя в Глинках. В
этом лабиринте бродить мог лишь один он. Все-то думают, что он строит эти
хитроумные длиннющие подземелья, чтобы что-то прятать в них или общаться
с Нечистой силой. Вот поговаривают, что моя пресловутая "Черная Книга"
спрятана в подземном тайнике. Глупцы! Я лишь строю Источники и Места
моей Силы. А на земле тоже они есть... Эх, построить бы дом Учености на
Воробьевых горах! И выше Сухаревой... И из-под земли к небу!
Яков медленно встал, опираясь на палку и стол, оглядел комнату. Вот
горн для плавки металлов и нагревания составов. Давно скучает, дружок мой.
Вот вытяжной шкаф, вот шкафы с химической посудой и реактивами.
26
Прощаюсь, прощаюсь... По полу, по стенам, по шкафам и столу ползли лучики
света. Фельдмаршал задул свечи. Он любил именно полутемноту. День-ночь,
свет-тень, верх-низ, видимое-невидимое не были для него непримиримыми
противоположностями. Так учил Ньютон. И ещё учил: "Все, что мы видим,
осязаем, слышим, вообще чувствуем и о чем думаем, может быть описано
числом". Да, число имеет Силу. Сила выражается количеством. Но не только.
"Есть в числах оккультная символика, связи и принципы. Нужно искать меру
отношений и выражать её точной формулой". Брюс помнил тонкие, длинные
пальцы ученого, тонкие, чуть брезгливые губы Исаака. Как трепетно эти
пальцы прикасалась к магическим книгам. Это Ньютон подсказал имена
авторов, которые необходимы Якову как воздух, если он хочет стать истинным
эзотериком. Книги Корнелиуса Агриппы Неттесгеймского, учение древних
иудеев - Кабалла, "Книга творения", труды мифического Гермеса Трисмегиста,
"Священное слово" Пифагора. Это Учителя, за ними уже Платон и Аристотель.
Наверное им тоже бывало страшно. Страшно близко приближаться к
Замыслу Творца. И кто открывает людям заповедные Врата Познания? Может
дьявол, может он искушает всех гениев? И они все - слуги его? Может это
Диавол обустроил так Землю, а Бог ждёт, что люди спасутся? Очень даже
вероятно. Во всяком случае ясно одно: войти в эти Врата можно лишь
добровольно искусившись Тайной Знания и за высокую, очень высокую плату.
Ученный внимательно смотрел на любимый массивный дубовый стол.
Этот стол он смастерил сам. Как сам смастерил и хитроумнейшую потайную
дверь в заветную комнату в подвале, где хранил баночки с животворящими
порошками, сосуды с эликсирами жизни и, наконец, склянку с Живой водой.
Эта склянка была уже наполнена достаточным объемом и ждала применения.
Чертежи стола и двери он взял из брошюры, которую подарил ему Ньютон.
Ему она досталась от странного человека, который называл себя масоном и был
осколком разогнанного Ордена тамплиеров. Да, в истории человечества идеи
богоизбранничества, сверхчеловека снова и снова возрождаются из пепла
27
сгоревших судеб непростых людей, древних сверхчеловеков. Исаак намекнул
Якову о появляющихся по Европе масонских ложах, но тот вежливо заметил
ученому, что "вольных каменщиков" он разумеет как истинно вольных,
рассматривает их как единичных, изолированных алхимиков и философов и не
приемлет в этих вопросах объединений, тем более с политическими целями.
Ньютону понравились тогда слова Брюса: "Свой Дар каждый мистик должен
взращивать сам, долгими годами, упорным трудом, в тихом уединении,
вслушиваясь в себя и вглядываясь в Природу". Сказал, помнится, тогда Исаак:
"Вы, уважаемый Яков, правы. И должен заметить вам по сему поводу, что,
несмотря на то, что твой царь Пётр - великий государь, он не годится по
причине своей горячности в эзотерики, и посвящать его в наши разговоры с
тобой не следует".
Яков Вилимович сел на высокий табурет возле стола, отложил трубку,
подвинул к себе кальян, подаренный ему одним персидским купцом. Растворы
он опять же готовил сам, по своему рецепту. Любимые были названы им
"Всевидящее око", "Сон Агриппы" и "Грезы звездочета". Он давно поменял
для себя время суток, и скоро он отправится поспать. Заправил кальян
"Грезами", затянулся несколько раз и принялся рассматривать свой стол. Это
рассеянное рассматривание тоже стало традицией последнего времени.
Мозаичное покрытие из чёрной и белой плитки должно было символизировать
свет и тьму. Были в мозаике и череп с двумя костями, и циркуль, и кирочка, и
угольник. Были и другие символы Мастера. Но главное - форма стола:
неправильный шестиугольник, напоминающий форму гроба. Множество
пузатых бутылей темного стекла, колбы, пробирки. Некоторые сосуды
соединены трубками. Ступы и пестики, ушаты и кадки, перегонный куб.
Вытяжное устройство над столом и светильник затянуты паутиной. Всюду
пыль.
"Нужно прибраться", - вымолвил граф. Он уже более месяца не ставил
опыты. Протирая шерстяной тряпицей, он неспешно убрал в шкафы песочные
28
часы, чернильный прибор, тетрадь и всю посуду. Бережно повесил на крючок
кожаный фартук, судя по пятнам "видавший виды". Снова сел на высокий стул
и затянулся несколько раз. Кальян со стола он убирать не стал. "Грезы"
немного подняли настроение. Эх, как весело в этих колбах и колбочках кипели
и булькали разноцветные жидкости, как кипели и булькали его надежды.
Надежды жить лет триста и вернуть ушедших любимых...
Как забавно было наблюдать украдкой во время опытов за любопытными
крестьянскими детьми, порой взбиравшихся на ближайшие к дому деревья и
пытающиеся хоть краешком глаза увидеть, какое сейчас зелье готовит барин,
колдун Брюс. Вряд ли что-то можно было рассмотреть, но рассказы детишек
были впечатляющими. Молодцы! Выдумка и фантазия похвальны. Но когда
порой по ночам начинали сыпаться искры, все грохотало и из окон лаборатории
вылетали стекла, простые люди убеждали себя: не фантазии детские это, а
барин впрямь связан с Диаволом.
Да-а-а... Не горит теперь всю ночь напролет свет в кабинете на втором
этаже. Нет там более богатейшей библиотеки редчайших книг. Всю жизнь
собирал. По всему свету. Нет и астрономических приборов в его обсерватории
на крыше. Прочих хитроумных приборов по механике и оптике тоже уже нет.
Он закончил исследования... В этой жизни, в этой части её.
"На многих подводах библиотека должна была быть вывезена в Москву.
И ездил я часто в Москву из Глинок, подбирая якобы дом для жительства. Мол,
хочется снова жить в Москве, завести учеников, работать в Сухаревой башне.
Школы там новые открыть. Навроде Кембриджа. И библиотеку направляю для
этих целей. Усадьбу в Глинках оставляю племяннику Александру, сыну брата
Романа. Но он и ещё верный друг, Василий Никитин Татищев, должны помочь
в обустройстве Академий и в Москве, и в Петербурге. Три месяца назад
Александр действительно вывез библиотеку. Всю, с самыми редкими книгами
по оккультизму, астрологии, древней медицине, описания трав, руд и
минералов. Но не вся библиотека добралась до места!". Пропали записки Брюса
29
и те самые главные книги. "А племяннику нужно было тотчас же уехать за
границу, в Шотландию. Нужно повидать родину предков".
Яков возмущался и негодовал! Конечно, притворно. Это ведь он сам
придумал планы вывоза, и пути, и пункты доставки книг и приборов.
Коварный, многоходовой план! А приборы тоже на нескольких подводах он
отправил якобы в Петербург. Уж коль скоро там Пётр и Екатерина затеяли
Академию ("потешную", впрочем, на взгляд Якова Вилимовича), пусть примут
мои подарки. Этим вояжём руководил Татищев. Тот все организовал, а потом,
раз он был первым помощником Якова по горнорудным делам, неотложно
отправился на Урал. И опять два ящика пропали! Пропал даже специальный
курьер, их сопровождающий. Граф топал ногами и кричал: "Нет в России
порядка после Петра Великого! Десяти верст нельзя проехать, чтобы что-
нибудь не украли!". Сам-то знал, куда тайком эти ящички отправились. В
обоих случаях были организованы ложные следы, мастерски, по-брюсовски. А
книги, записки пусть пока хранятся в тайниках, о которых знают только
Александр и Василий. Верные люди. Им сказал ещё: "Пусть полежат до той
поры, пока сама Судьба и мои царицы не потребуют явить всё миру". Добавил
ещё грустно после паузы: "Если сами явятся". Даже близкие не всегда
понимали странности и загадки Брюса.
-- 4 --
Граф вышел из лаборатории, но не пошел по обыкновению в спальню. Он
направился в подземелье. Надо успеть навести порядок, там, куда слугу Никиту
он не часто пускал. И попрощаться со всеми надо. Времени-то в обрез.
Спустился на два пролета лестницы вниз, прошел десяток метров, ещё
спустился, повернул, ещё прошел пятьдесят метров, повернул, прошел, снова
поднялся на несколько ступеней. Случайному наблюдателю, даже шедшему
следом за ним, невозможно было отследить те прикосновения к стенам, в
30
результате которых начинали двигаться потайные рычаги, двигаться каменные
и металлические плиты-запоры. Вот она, заветная дверь!
"Хм, - подумал граф, - говорили, что Демидов у себя в Невьянске
построил замок. Башню... С подземельями... А что? Хитер, очень хитер этот
русский мужик. Да и тайны гор Уральских ведает, с колдуньей тамошней
знается. Много неведомого, сокрытого в природе, а руд и минералов в земле
российской сколько!
Вот Василий сказывал про сию башню: террасами уходит кверху, на
европейский манер". Яков вспомнил, как защитил однажды Татищева от
клеветы "Демидыча", как называл заводчика Петр. И перед Меншиковым, и
перед Петром защитил..." А напугался "Демидыч" как! Пусть неповадно
будет: грешишь сам, так честных людей не марай. Ещё Василий сказывал про
сию башню, что наклонная она чуток. Но часы на башне идут исправно, и
флюгер верно работает. Что-то есть под башенкой-то, есть! Руда тяжелая какая,
металл магнитный, ртуть?"
Яков Вилимович застегнул фуфайку, потуже перевязал халат. Сыро в
подвале. А у него подагра... "И император Петр ею страдал, и Македонский.
Хм, говорят, что подагра, как и эпилепсия - болезнь титанов".
Дверь. Он сделал её сам по ньютоновым чертежам. Верней, по рисункам
старых мистиков, что показал Исаак. Называлась она у них "Воскресение". А
ему и нужно воскрешение за этой дверью! Снова изображения черепа, двух
костей, циркуля, угольника... Надпись "IEHOVA". Дверь в форме
равнобедренной трапеции с секретцем знатным. Изготовлена их меди, серебра
и разнообразных минералов в инкрустациях.
Яков вошел, достал из кармана халата ключ, открыл шкаф. Шкаф тоже
особенный. На двери герб философского камня: лев, волк и дракон,
пытающийся проглотить свой собственный хвост. Граф аккуратно достал
волшебные коробочки, склянки, бутылки, обтёр с них пыль и направился
обратно в лабораторию. "Хранилище мое, жди меня!" Генерал пошел наверх,
31
руки и колени предательски дрожали. Бережней, не спеша, шаг за шагом...
"Что за ноги там, в окне? Кольнуло в сердце. О, Боже! Да это Франц, садовник!
Нервы никуда... а Дело нужно будет сделать спокойно. Воскрешение - дело не
суетное".
Восемь утра. Солнце встало, утро теплое, доброе. Граф вышел во двор,
снял теплый халат, сел в кресло на небольшой террасе. Франц уже направился к
озеру, вокруг которого густо рос папоротник. Брюс специально пять лет назад
отвел возле озера мелководную заводь, насадил папоротник. Тот впоследствии
густо разросся вокруг всего озера, чему Яков Вилимович был рад. С листьев
папоротника в апреле-мае Агриппа и многие другие алхимики рекомендовали
собирать росу - важнейший элемент в Великом Делании. И Священное писание
сказует: "Да благословит Господь землю его вожделенными дарами неба,
росою...". И на картинах средневековых алхимиков буквально изображена
процедура сбора росы в чаши. Яков вспомнил цитату из одной старинной
книги: "Наша роса, наша материя - это небесное, семенное, чистое, волнующее,
девственное, космическое". Сначала он собирал росу сам, а теперь Франц
утром собирает множество склянок с жидкостью, сливает, а под вечер
расставляет их обратно.
- Франц! - окликнул садовника Брюс, - Собирать росу для меня больше
не нужно.
Он встал из кресла и пошел вдоль главной аллеи. Теперь он размышлял о
Елизавете Петровне, дочери Петра Первый. Он полагал заранее ещё при
восшествии на престол Екатерины, что начинания Петра Алексеевича
Державнейшего пойдут прахом. Екатерина и опиралась-то на старую
петровскую гвардию: А.Д. Меншиков, П.А. Толстой, П.И. Ягужинский и
Феофан Прокопович. Но что она ведала? Предавалась празднествам слишком, а
Алексашка с Петром Вторым, совсем юнцом, заигрывать стал, дочь свою
Марию "подкладывать". По этой же дорожке прошёл князь А.Г. Долгоруков со
своей Катенькой. Ну и докатились. Сначала Меншикова с семьей в Сибирь,