…Почтальоном Алла работала уже два месяца. Ей – что! Воспользовалась тем, что старше нас на три года, пошла в райком комсомола, её и направили работать. Участок дали. Шесть домов, двадцать четыре лестницы, две тысячи девятнадцать ступенек. Сама сосчитала.
Вообще-то почтальонам разрешалось приносить письма в жакт – и всё. Чтобы не бегать по лестницам. Слабые ведь все. Жильцы сами должны заходить за почтой.
Но Алла всё равно ходила. И правильно. Я бы тоже ходил. А если кто-нибудь ослабел так, что не может ходить? Ему, значит, так и лежать без писем? Ерунда получается! Письмо ведь – это знаете что такое?! Алла говорит: "Витамины!"
На другой день Прохоров-безымянный глядел уже веселей. Вроде бы даже с интересом наблюдал, как мы с Вовкой запихивали в "буржуйку" куски нашей этажерки. И сосал палец. Иногда он пытался что-то произнести.
Вовка тогда подходил к нему и строго требовал:
– Ну, вспомнил, как тебя зовут?
Прохоров поднимал к нему голову и долго хлопал глазами.
– В ЗАГС ходил, – сообщил дядя Никифор. – Прохоровых этого возраста счётом более двухсот. Что касаемо местожительства- "город Ленинград". Коротко и ясно.
Он сел к печке, погрел руки перед раскрытой дверцей и снова нахлобучил шапку.
– Вы тут нянькайтесь, а я в Дом малютки побреду.
Что нам оставалось делать? Нянькались. Алки-то нету. Работает. Рассказывала, что через Ладогу доставили шесть тысяч мешков с корреспонденцией! Побегаешь…
Только на третий день собрались мы все вместе. Мама тоже пришла. Принесла из госпиталя манной каши и кормила Прохорова.
– Так… – вздыхал дядя Никифор. – Дела… Завтра героя этого в Дом малютки вести, а на какое имя записывать?
– Если бы девочка, можно назвать Мариной, – откликнулась мама. – Отец моряк – дочь Марина.
– А он не дочь, – насупился Вовка.
– Виктором назовём, – заявила вдруг Алла. – Виктор – значит "победитель". Он свою смерть победил. Пусть будет Виктор, а?
Сначала никто не отозвался. Все думали. Потом мама сказала:
– Виктор – это хорошо. Виктор Прохоров!
– Ладно, – согласился дядя Никифор. – Витёк так Витёк. От смерти утёк! – И засмеялся.
Обо всём этом я написал Косте в феврале. А в мае продолжение вышло. Да какое!
Мы с Вовкой копали грядку. Видим-от ворот Алка бежит. Прямо к нам.
– Мальчишки! Мальчишки! – кричит. – Что случилось-то!
Оказывается, письмо пришло. Прямо на почту. Так и написано: "Любому из почтальонов". Такие письма часто тогда приходили. Кто своих родственников разыскивает, кто просит сообщить: цел ли его дом? Знают, что по этим вопросам почтальоны больше всех в курсе дела.
Мы сами три раза помогали Алке: ходили по адресам, справлялись в жактах, на заводе в отделе кадров.
И теперь такое пришло:
"Уважаемые товарищи!
Вот уже четыре месяца, как я не имею никаких известий от моей семьи. Очень тревожусь. Неужели они погибли?
Если вам не трудно, загляните в соседний с вашим почтовым отделением дом, в квартиру 34.
Что бы вы ни узнали – напишите мне. Лучше знать горькую правду, чем ничего.
Жену мою зовут Наталия Александровна. Сына – Виктор. Что с ними? Очень жду ответа.
Капитан первого ранга Прохоров Григорий Петрович".
– Отец безымянного! – сразу догадался я.
– Он! И обратный адрес есть!
– И – Виктор? – удивился Вовка.
– Виктор! Виктор! Я уже на эвакопункт бегала. Их в Новосибирск отправили. Уже и адрес оттуда есть!
Алла прыгала возле грядки, хлопала в ладоши, хохотала. Как маленькая!…
А ведь на самом деле – взрослая уже. Всю зиму на ответственном посту проработала. Скольким людям помогла – и не пересчитать! И даже спасла человека.
Прохорова Виктора Григорьевича.
– Давай, – говорит, – вместе. Ого! Тяжёлая.
Поползли. С Вовкой мы молчком таскали, а с этой!…
– Помнишь Анну Семёновну? Умерла она. И я дома всю зиму просидела. Дистрофия была. А Николая Егоровича помнишь? На фронте. И физичка наша – молодая такая, помнишь? Тоже на фронте. Связисткой. Честное слово. А ты совсем не изменился. Даже не вырос.
Здравствуйте, я ваша тётя! Обрадовала, называется…
– Мой папа тоже на фронте, – тараторит.-А мама на фабрике Урицкого. Они там мины делают. Что, не веришь? Думаешь, на Урицкого – так одни папиросы? Вот и нет! Ну и нагрузили же вы! Не стащить. А ты по алгебре чего-нибудь помнишь? Я всё забыла. Ой, как хорошо, что мы встретились! Где этот Вовка?
Вовка пришёл. Принёс молоток и гвозди.
– Кладите фанеру на санки, – говорит. Сам на Лику смотрит: санки-то её. А та рада-радёхонька!
– Ой, как здорово! – подпрыгивает. – Быстро, легко и много сразу! Мальчики, вы будете таскать, а я нагружать. Ладно?
– Ладно, – колотит молотком Вовка.
Таскали эту гору мы целых пять дней. Внизу снег оказался не таким каменным. Лика сыпала нам его прямо лопатой. Сама копала и сама сыпала. И дядя Никифор сыпал, и другие. Всем хотелось поскорее убрать эту нудную длинную зиму. Убрать – и забыть про холод, про голод, про эпидемию. Все старались. Копали молча, грузили молча, возили молча. Одна только Лика не умела молчать. Всё время чего-нибудь кричала, и даже складно:
Ура! Ура!
Поехала гора!
В Неву ей пора!
Копателям – ура!
Нас она звала "тачанкой-ростовчанкой". Чапаевской. Только кто из нас был кем, кто Чапаевым, а кто Петькой, оставалось неясным.