Палитра - Гарина Зоя 4 стр.


Молли выудила из кучи небольшой пакет, в котором лежал мужской золотой перстень с бесцветным прозрачным камнем и коричневая визитная карточка. Бросив перстень на пол, она с нетерпением достала карточку из пакета.

– Слава Богу! Только бы у него не изменился московский телефон!

3.

– Сынок, – заворковала старуха, – спасибо, сынок!

Она заглянула в пакет с надписью «Утконос», лежавший около нее на лавочке, и, переворошив содержимое, улыбнулась. В ее бесцветных, в прошлом голубых глазах на долю секунды зажегся радостный огонек.

– Ты ж мне как родной! Дай Бог тебе здоровья. Анна-то как бы радовалась, такого сына вырастила! – и, помолчав, плаксиво добавила: – А меня Боженька никак к себе не заберет. И от напастей не хранит – грешна я, видать.

Стоявший рядом мужчина достал из кармана плаща пачку «Marlboro», закурил и бесстрастно спросил:

– Какие еще напасти?

Мужчина был высок и строен. На вид ему было лет сорок, черные с проседью волосы были аккуратно пострижены, а волевое лицо производило впечатление надежности и силы.

С волевой внешностью и твердым взглядом слегка раскосых глаз не очень сочетались тонкие кисти рук. Такие руки вполне могли быть у скрипача, но достаточно длинные, тщательно ухоженные ногти говорили о том, что к музыке их владелец отношения не имеет.

Это было действительно так. Александр Туров не играл на музыкальных инструментах. Он играл в карты.

Туров глубоко затянулся и, выпуская тонкую струйку дыма из уголка резко очерченного рта, перевел взгляд на старуху. Его голос звучал тихо, устало и равнодушно:

– Ты на Бога, теть Нин, вину не сваливай. В бедах твоих только ты сама и виновата. Я тебе сто раз предлагал определить Толика в дом инвалидов, там за ним и присмотр бы был, да и общался бы с соседями своими на равных. Ты подумай, еще не поздно.

– Спасибо тебе, сынок. Знаю, что добра нам желаешь, душевный ты человек. А мы?.. Что мы тебе за родственники?

– Да ладно, теть Нин. У меня никого, кроме вас, нет, ты ведь знаешь.

– Знаю, знаю. Вот оттого и хочу тебе о беде своей рассказать.

– Какой беде? – голос Турова звучал всё так же тихо и бесстрастно.

– Да вот человек к нам стал ходить, говорит, что из социальной службы, вроде как инвалидам помогает.

– И что?

– Не нравится он мне. Скользкий какой-то. Мне говорит: «Вы, мамаша, сходите погуляйте, а мне с Анатолием побеседовать надо».

– О чем?

– Вот и я говорю, беседуйте, мне-то что? Я мешать не буду. А он на меня как зыркнет и под локоть за дверь выпроваживает.

– И что?

– И ничего. Через час дверь мне открывает, а сам уже одетый на пороге стоит. До свиданья, говорит, до встречи – и уходит.

– А Толик что говорит? О чем он с ним беседует?

– Толик ничего не говорит, он вообще стал мало говорить, всё больше молчит. Я у него спрашиваю: что это твой Андрей Андреевич подарки тебе такие странные носит? Принес бы что-нибудь полезное, да хоть пакет риса, к примеру, а то носит игрушки, как дитю малому…

– Игрушки?

– Ну да. Всякий раз, как приходит, то медведя какого, то зайца плюшевого принесет. Наверно, у них в этой службе только игрушки для подарков инвалидам. Хотя что это за служба такая – прямо не знаю, как бы не бандит какой. Ходит, высматривает, где кто живет, чтобы квартиру отобрать; больше-то у нас никаких ценностей нет.

– Да-а-а. А как фамилия этого благодетеля?

– А откуда же я знаю? Я как-то у него попросила документ показать – ну, что он работник этой… социальной службы, так Толик прямо коршуном налетел, не лезь, говорит не в свое дело. Ох, не знаю, чует мое сердце недоброе… Может, ты бы, сынок, помог, разобрался бы, что к чему. А?

– Что тут разбираться, гони этого соцработника подальше, и всё.

– А Толик?

– Что Толик?

– Толик сердиться станет.

– Ничего. Пересердится. Ты вот что послушай. Давай мы с тобой квартиру на меня оформим. Ты ведь и впрямь не вечная.

Старуха испуганно посмотрела на Турова:

– Так я завещание на Толика написала.

– А если твой Толик за эти игрушки квартиру профукает, тогда что?

– Ой, не знаю… – запричитала старуха.

– Сама говоришь, – отвел взгляд в сторону Туров, – что этот социальный помощник – бандит. Вот и придется ему дело со мной иметь, а не с вами, меня-то не проведешь. Давай я на четверг с нотариусом договорюсь. За тобой заеду часа в три. Сюда на лавочку выйди, а то в квартире у тебя дух больно смрадный.

– Так что ж ты хочешь? Старуха да калека живут.

– Ладно. Договорились? В четверг?

– А, может как-нибудь потом?

– Когда потом? Когда на улице окажетесь?

Старуха промолчала.

– Так я приеду? – спросил еще раз Туров.

– Приезжай. Я выйду. На лавке ждать буду.

– Документы не забудь.

– Хорошо.

– Ну, я пойду. Продуктов вам на неделю хватит, в четверг, может, тоже чего привезти?

– Ой, спасибо тебе. Если, может, овощей каких, да молока.

– Привезу.

Туров кивнул головой, развернулся и быстро пошел прочь. «Мерседес» его стоял на платной стоянке в двух кварталах отсюда.

Заглушив мотор «мерседеса», он включил диск Шаде. Он любил этот мягкий обволакивающий голос, позволяющий забыть о беге времени и делающий мысли плавными и спокойными.

Пробки на московских улицах – дело обычное, и с ними приходится мириться. В Париже и Лондоне ему случалось спускаться в подземку, московское метро он не переносил.

Туров закурил. Пробка серьезная. Не меньше часа дергаться на первой передаче…

Он задумался. Тетка Нина – сестра-близнец его матери. Почему в жизни всё так несправедливо устроено? Родились одновременно, а мамы уже девять лет как нет.

А может и хорошо. Старость безобразна, впрочем, как и ущербность. Туров представил своего двоюродного брата Толика и брезгливо поморщился. Игрушки! Надо же! Хотя вся эта история как нельзя более кстати. Где-то в глубине души он испытывал угрызения совести, но ведь ему действительно нужна эта квартира. Ему действительно нужны деньги!

Сзади надрывно засигналили. Туров не заметил, что караван машин уже двинулся.

– Чего разгуделся?! – бросил он в окно.

Проехать удалось метров тридцать.

Сладкий голос Шаде не мешал мыслям.

Деньги могут понадобиться месяца через два, не раньше, когда нужно будет внести вступительный взнос для участия в чемпионате по покеру. Вот уж никогда он не думал, что настанет время, когда для него это сможет оказаться проблемой. Нет, конечно, до бедности далеко, но всё равно неприятно, когда ты внезапно понимаешь, что отсутствие некой суммы рушит твои планы. Вариант с квартирой тетки Нины самый простой. Зачем им трехкомнатная квартира почти в центре? Кроме того, это он, Туров, платит за все коммунальные услуги, а наглая старуха воспринимает всё, как должное. «Сынок…» А завещание, оказывается, уже настрочила, и помощи не просила. Всё причитает. Всё жалуется. Всё клянчит.

А Толик?.. Зачем он живет? Даже в жизни зверя гораздо больше смысла, чем вот в таком никчемном существовании. Ницше всё-таки был прав: жизни достойны только молодые, сильные и красивые.

Вот его мать умерла молодой и красивой. Может быть, потому ее образ до сих пор вызывает боль и жгучее чувство тоски…

Мама… Да, его мама была необыкновенной…

Он любил и будет любить ее до конца своих дней. Хотя ее дни уже закончились – девять лет назад. Уже девять лет… А кажется, что только вчера она гладила его по руке и говорила: «Сынок»…

Тетка Нина тоже называет его «сынок». Они с его мамой были похожи как две капли воды, но трудно представить, чтобы его мать могла стать такой, какой стала сейчас тетка Нина. Нет, правильно, умирать нужно молодым, а уродцам и калекам вообще жить не стоит.

Впереди перекресток. Перед светофором пять машин. Дальше дорога свободна. Туров посмотрел на часы: к восьми он будет дома.

Только оказавшись у своего подъезда, Туров включился в реальность. Уже в лифте он мечтал о глотке холодного пива. Он даже не стал разуваться, ограничившись тем, что освободился от плаща. «Heineken» и тонко нарезанная ветчина были ему наградой за возвращение.

На завтрашнее утро у него не было запланировано никаких встреч, можно было поехать в какой-нибудь ночной клуб или придумать, с кем провести ночь. Однако то ли долгое томление в автомобильной пробке, то ли внезапно появившийся шанс так легко решить проблему с внесением залога на чемпионат по покеру вызвали у него желание побыть одному.

Пройдя в гостиную, Туров поставил поднос с пивом на журнальный столик и включил телевизор, убрав при этом звук. Он любил беззвучное изображение. Пиво возвращало его к жизни. Он включил автоответчик телефона.

– Сань, привет! Это я! Возьми трубку! Сань, я знаю: ты дома, ты просто не хочешь со мной говорить, – умолял мужской голос. – Сань, мне совсем немного нужно, хотя бы тыщонку, мне просто не пофартило, я отыграюсь и всё тебе верну, Сань! Какая же ты сволочь! Дай денег, слышишь?!

Туров поморщился, дожидаясь следующего сообщения.

Приятный женский голос говорил по-английски.

Туров опешил. А когда понял, в чем дело, перемотал сообщение на начало и внимательно прослушал еще раз.

Вот это да! Иногда в жизни происходят совершенно невероятные вещи. Молли. Да, она так и сказала: «Молли». Если бы она не назвалась, он никогда бы и не вспомнил ее имя. Настоящая леди, даже в постели. О, это так по-английски… И колечко ее так оказалось кстати. Вовремя она ему встретилась.

Туров встал, подошел к бару и достал бутылку виски.

По такому поводу не грех и выпить.

Так, здравствуй, Молли. Говоришь, замуж вышла. И тебе нужен какой-то Федор Рыжов. Знаменитый русский художник. Не знаю такого. Конечно, живопись – не мой конек, но чувствую, что тебе надо помочь.

Туров налил в стакан виски и выпил.

А еще я чувствую, что эта история не о живописи, и даже не о деньгах… А о больших деньгах!

Туров лежал в постели с закрытыми глазами. Он не торопился их открывать. Он помнил приснившийся ему сон и пытался снова задремать, чтобы увидеть растерянное лицо Кэррингтона. Этот сладкий миг победы, когда ты видишь отчаяние на профессионально-бесстрастном лице, когда ты замечаешь едва уловимое дрожание пальцев рук противника, когда твоя интуиция не подвела ни разу за всю игру и твой блеф остался неразгадан, и даже призовой фонд не в состоянии стать важнее этого мига триумфа!

Но сон не возвращался, и вместо этого в памяти возникло видение из прошлого, когда оставался всего лишь шаг до победы и у него сдали нервы. На руках был неполный стрит, с дырой посередине. Ему нужна была девятка, любая. Нет так нет. Блефовать он умел. Но, когда Турову пришел туз пик, у него дернулось веко, едва заметно. Туров испугался, но ничем не выдал своего волнения, решив, что, возможно, Кэррингтону тоже непросто будет определить: дернувшееся веко означает радость или огорчение?

Но Кэррингтон не ошибся…

Туров открыл глаза.

Через полгода новый чемпионат. Туров должен взять реванш. Он должен достать деньги любыми путями. Конечно, он может их взять в долг, стоит только позвонить Топору. Но взять деньги из бандитской «кассы» – значит поставить на карту жизнь. Не очень заманчиво. Это только на крайний случай.

Вариантов два. И оба вчера неожиданно свалились ему с неба. Квартира тетки Нины и загадочная просьба давно забытой богатой англичанки.

«Квартира – реальнее, – размышлял Туров. – Всё равно найдется прохиндей, который в конце концов ее присвоит. Так почему же не я? Не грех даже, а грешок. Если раньше времени не умру, успею покаяться… Но и второй вариант проработать не повредит. Какой-то Федор Рыжов. Великий русский художник. Художник так художник. Великий так великий…»

Он поднялся с постели и закурил, встав у окна. В голове была сумятица. Сначала завтрак – решил он.

На кухонном столе стояла наполовину пустая бутылка виски и тарелка из-под ветчины. Бутылку он отнес в бар, вымыл тарелку и протер стол.

Туров любил чистоту и порядок. Он знал, что от порядка вокруг него зависит порядок в нем самом. А чистые, работающие как часы мозги были условием его существования. Его раздражал присущий российской действительности бардак. Хотя ему удавалось это скрывать. Посторонним он казался совершенно бесстрастным человеком. Женщины были от него без ума именно потому, что, отдаваясь холодному соблазнителю, оказывались в объятиях страстного любовника. А еще Туров всегда досадовал, когда ситуация вдруг выходила из-под контроля и события разворачивались вопреки логике. К счастью, это случалось редко.

Туров сварил кофе и достал из холодильника коробочку с его любимым сыром конте.

Кофе и сыр были обычным его завтраком. Запах свежего кофе неизменно поднимал настроение, и Туров не спеша планировал предстоящий день.

День не обещал неприятностей: звонок нотариусу – с утра, чтобы завтра попасть на прием ближе к концу рабочего дня, потом съездить в маркет – холодильник почти пустой, пообедать можно в «Туннеле».

Кстати, там часто обедает Януш Марчевский. Хитрый поляк что-то мутит с антиквариатом.

Он вполне может знать, к кому обратиться по поводу этого популярного в Англии Федора Рыжова. А если поляка не будет, то…

Мысль, промелькнувшая в голове Турова, отобразила на его лице слабое подобие волнения.

Он резко встал, подошел к телефону и нажал кнопку автоответчика.

«Сань, привет! Это я! Возьми трубку! Сань, я знаю: ты дома, ты просто не хочешь со мной говорить. Сань, мне совсем немного нужно, хотя бы тыщонку, мне просто не пофартило, я отыграюсь и всё тебе верну, Сань! Какая же ты сволочь! Дай денег, слышишь?!»

Туров улыбнулся, отключил автоответчик и набрал номер телефона.

Трубку долго не поднимали, наконец сонный мужской голос вяло ответил:

– Алло.

– Говоришь, не пофартило?

– Саня! Саня! Я знал, что ты позвонишь, ты ведь человек! Я всем всегда говорил, что ты – человек. Саня, друг! Выручай! Меня ж как пса паршивого растерзают, но ты ведь знаешь, какой я игрок, это просто сглазил кто-то, – голос срывался, но не умолкал. – Сань, ну тыщонку всего…

– Дам, – как всегда, тихо ответил Туров.

На другом конце провода воцарилось молчание, затем голос удивленно переспросил:

– Дашь?!

– Да.

– Спасибо, друг, я отдам, сразу же…

– Отдавать не надо.

Не дожидаясь окончания вновь наступившей паузы, Туров продолжил:

– Я дам тебе заработать.

– Заработать? Как?

– Очень просто. Найдешь мне одного человечка.

– Просто найти? И всё?

– Найдешь и скажешь, где он живет. И всё.

– А что за человек такой?

– Художник.

– Художник? Он что, тебе денег должен?

– Нет, он мне ничего не должен, просто я хочу его найти.

– Сань, ну я же не сыскное агентство, где я тебе его найду?

– Ну, нет, так нет. Пока.

– Нет-нет! Подожди! Не клади трубку! Хорошо! Я найду!

– Вот и славно! Мне нужен некто Федор Рыжов, художник, возможно – известный, а возможно – бомж, но точно художник. Понятно?

– Приблизительно. Он в Москве живет?

– Всё, что знаю, я тебе уже сказал. Учти, времени у меня не много. Завтра вечером жду результат. Будет информация – будут деньги. Усек?

– Усек…

Туров положил трубку.

Можно допить кофе. Теперь этот несчастный будет землю рыть, и если художник Федор Рыжов не выдумка экзальтированной Молли, то уже завтра Туров будет знать, где искать парня, которым так интересуется богатая красивая и страстная англичанка. Хотя у поляка тоже нужно будет спросить.

Утро следующего дня застало Турова в постели Алины, его любовницы, которая уже почти два месяца волновала его воображение своим низким голосом, тонкой мальчишечьей фигурой и повадками дикой кошки. Но желание общаться с ней, возникавшее ближе к ночи, наутро исчезало, и он без лишних прощаний возвращался к себе домой. Свой «мерседес» он, как всегда, оставил на платной стоянке неподалеку. Лучше потерять десять минут и быть уверенным, что твой автомобиль не угонят и не разберут на части. Еще издали Туров заметил молодого человека, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу у ворот стоянки. Подойдя поближе, он приветственно поднял руку. Молодой человек с радостной улыбкой бросился ему навстречу.

Назад Дальше