И вот, будучи теперь, через двадцать лет, признанным консультантом сразу нескольких политических партий и ряда крупных заказчиков из числа депутатов и даже чиновников класса «А», он вдруг решил круто поменять свою жизнь и самому всенепременно стать губернатором. Пусть у него нет рабочего происхождения, олимпийских достижений или своего производства, нет рейтинга и авторитета в региональных элитах, нет поддержки Администрации Президента и нет своих подчиненных партийных структур на местах, но кому как не Кузнечко знать, чего все вышеперечисленное стоит и откуда оно берется.
Решено. Собрать подписи депутатов для прохождения фильтра, выставить свою кандидатуру на выборы губернатора Провинции и победить на выборах! Даже своих кровных и немаленьких, надо сказать, сбережений для этого предприятия матерому эксперту тратить не пришлось. Он просто поговорил тет-а-тет с лидерами двух политических партий, своими старыми клиентами, договорился с одной столичной финансовой группой за минимальный счетчик рекламных упоминаний в своих экспертных комментариях. В качестве гарантий пообещал, что продаст свое снятие с выборов в случае, если будет проигрывать, и отобьет расходы, а в качестве награды – нарисовал политические и экономические радости, которые прольются на спонсоров в случае его победы в Провинции.
В итоге на коленях Кузнечко лежал тяжеленький тугой портфельчик с очень солидной и не стыдной, даже по московским меркам, суммой на первый этап кампании. Ах, как интересно и азартно Кузнечко было представлять в своих планах, что он работает на себя, только на себя!..
– Тише ты, чуть бабку не сбил! – Василий вернулся из глубокого погружения в мысли о предстоящем сражении на кочковатую региональную трассу, в свой черный джип. – Тормози! Сдай назад!
Автомобиль Кузнечко на скорости едва не зацепил старуху, божий одуванчик, сгорбленно тормозящую попутку. «Наверное, в полуразрушенную больницу в какой-нибудь убитый райцентр!» – подумал в стиле грядущих предвыборных выступлений будущий губернатор и сказал больше для водителя, чем для себя:
– Вроде бабка чистенькая. Сквозь тонированное стекло, по крайней мере. Ничего, мы с народом не брезгуем, подвезем и послушаем первую потенциальную избирательницу.
Водитель Петрович, больше похожий на амбала-телохранителя, тихо ругнулся по поводу области, где бабки сами лезут под колеса, и с визгом покрышек сдал назад. Кузнечко, не оборачиваясь, сунул за спинку сидения правую руку и открыл заднюю дверь.
– Как жизнь, бабушка? – через некоторое время громко спросил Василий, пытаясь в зеркало заднего вида рассмотреть лицо сгорбившейся старухи под небрежно накинутым платком. – Куда путь держите? Как у вас тут дела с начальством, все воруют?
Ответа не последовало.
– Бабуля-а-а, але-о-о! Глухая, что ли? Далеко до вашего Господина великого Града? – через некоторое время повторил вопрос Кузнечко. – Я – «Кузнечко, как маршал Гречко», фамилию то хоть запомни, э-э-э, электораа-а-ат!
Повеселевший Василий поглядел на угрюмое лицо водителя, и настроение поднялось еще больше. И только было он хотел продолжить свой веселый расспрос туземной бабки, как сзади раздалась скрипучая, с легким бульканьем, но очень разборчивая речь:
– Сразу за поворотом во-о-он тем тормозните, соколики, тормози, тормози, во-о-от, соколики мои. А ты малец, – обратилась старуха к Василию, снимая, чтобы перезавязать, платок на голове и оголяя лохмотья седых нечесаных волос, – меч-кладенец найди, а то поляжешь в наших буераках без проку и шапку царскую не примеришь, на худой конец – отвара брусничного похлебай, но только моева, чужова не пей, а то обернуться не сумеешь.
Старуха скрипуче захихикала и, не переставая хихикать, закашлялась своим булькающим, как болото под ногами, кашлем.
Пассажир и водитель, удивленные, вместе повернулись на своих сидениях, чтобы посмотреть на бабку, замерли и с открытыми ртами наблюдали, как та быстро и весело выбралась из машины и бодро поковыляла по тропинке прочь от дороги. В редком пролеске, куда убегала тропинка, виднелись кресты и надгробия какого-то старого кладбища. И ни одного дома, строения, ни одной души вокруг, только темная свинцовая туча, едва пропуская лучи солнца, клубилась на горизонте там, где сходились тропинка, небо, могильные кресты и зеленые клочья болотных перелесков.
Кузнечко и Петрович одновременно резко повернули головы и посмотрели друг на друга, как бы пытаясь увидеть в глазах подтверждение своим догадкам. Наконец, более темный и неотесанный водитель Петрович выпалил громко: «Видал? Ведьма!» Взявший себя в руки и, не в пример Петровичу, куда более образованный Кузнечко, пытаясь справиться с каким-то древним, утробным страхом, ответил: «Как две капли, эта, из «Вия», где Куравлев в главной роли!» Петрович, словно отгоняющий назойливых мух старый мерин, задрыгал головой, развернулся к рулю и в суеверном ужасе надавил на педаль газа.
Через несколько минут езды черный джип въехал в маленький городок со старой, еще советских времен, ржавой металлической стелой, к которой были приварены крупные, из железных труб буквы названия населенного пункта: «г. Паракорочка. 1537 год»…
* * *
Через Троицкий мост, Марсово Поле, мимо Летнего Сада Турист добрался до Михайловского замка. Строение солидное, богатое и вовсе не трагически мрачное в лучах майского солнца. Даже не верилось, что именно здесь произошло убийство Императора, и на всякий случай Турист переспросил об этом нескольких прохожих.
Громадная и все-таки мрачная арка, узкие коридорчики, касса. Денег на билет не было. Совершенно не стесняясь этого обстоятельства, Иван подошел к окошку и громко, но очень вежливо попросил билетик за бесплатно, поскольку вот денег у него совершенно нет, а когда еще раз попадет в Питер – не имеет даже представления. Впрочем, он готов обменяться контактами с добрым человеком и при первой же возможности пополнить его счет через Интернет. Неприступная кассирша, даром что петербуженка, немного опешила от такой наглости и несколько грубовато для очага культуры отказала, не столько из природной злости, сколько от диссонанса и несовместимости профессионального мировоззрения кассира с просьбой Ежихина.
Впрочем, как говорится, дуракам везет. Полную буфетчицу, чей закуток с кофе-машиной находился тут же рядом, тронула искренность Ивана, и она громко сказала: «Лора, дай билетик молодому человеку, я заплачу за него, пусть сходит, посетителей и так кот наплакал… Господи, да когда ж они ремонт свой уже закончат… Идите, идите, молодой человек, гардероб по коридору в-о-он туда, указатель же висит». Иван, как обычно, с искренним взглядом и стеснительной улыбкой несколько раз нелепо кивнул головой в знак благодарности, заодно попросил у буфетчицы поставить его еще с ночи разрядившийся телефон на зарядку, пока сам он будет знакомиться с историческими интерьерами.
В пустом гардеробе гардеробщиков не было, каждый сам вешал одежду куда хотел и брал номерок. Только маленькая стайка школьников вокруг пожилого экскурсовода слушала инструктаж перед началом экскурсии. Иван прислушался к рассказу пожилого экскурсовода:
– …Видите ли, дорогие мои друзья, это не обычный дворец, и собственно говоря, дворцом он был совсем-совсем не долго. После убийства в этих стенах Императора Всероссийского Павла Петровича – царственные особы здесь уже никогда не проживали. Удивительная судьба. Дворец, построенный в пику царственной матери как альтернатива ее знаменитому на весь мир Зимнему, этому чуду Растрелли, стал печальным символом, немой антитезой русской монархии. И главное… – голос экскурсовода стал тихим, торжественным, пожилой гид слегка наклонился к школьникам, вытянувшим шеи навстречу, и почти шепотом продолжил: – Главное, ребята, устойчиво циркулируют слухи о том, что сам Павел Первый, зверски убитый в этих стенах, не нашел успокоение после смерти и до сих пор бро-о-дит, хо-о-одит в своем прусском мундире с непокрытой головой по коридорам своего любимого детища – Михайловского замка, в котором мы сейчас с вами и находимся! Да что там говорить, не вздумайте смеяться – я сам однажды видел его зимним вечером недалеко от той самой спальни!
Уже знакомый по Петропавловской крепости холодок вновь пробежал в груди Туриста, вновь засвербила мысль о цветах и открытой калитке у саркофага Императора, и совсем было уже успокоившийся Турист второй раз за день интуитивно почувствовал присутствие кого-то незримого. Впрочем, сам же экскурсовод вернул его в прежнее состояние рационального современного человека. Экскурсовод произнес, обращаясь к детям, все тем же таинственным шепотом:
– Поэтому, именно поэтому, дорогие ребята, в процессе нашей экскурсии нельзя громко разговаривать, нельзя ничего трогать руками, бегать, толкаться, чтобы… – Экскурсовод печально задрал глаза в потолок. – Чтобы не беспокоить душу невинно убиенного императора Павла Петровича!
Ежихин громко брызнул смехом, невольно привлекая к себе внимание группы школьников. «Мда, три минуты страшилки и целый час спокойного рабочего времени, – весело подумал Турист, позабыв про жутковатый холодок в груди и направляясь прочь от экскурсионной группы в звонкую пустоту дворцовых залов. – Легкая манипуляция и нет проблем. Действительно что-то в этом есть общее, в педагогике и политтехнологиях! Коллега мой, можно сказать! Коллега!»
Турист неспешно шел из зала в зал, пытаясь прислушиваться к своим ощущениям и хотя бы для себя понять: что, собственно, он хотел бы здесь увидеть? Вариантов ответа в голове не складывалось, как бы он не старался думать, проходя мимо редких полусонных смотрительниц в уголочках залов. Он водил невидящим взглядом по свежеотреставрированным стенам и потолкам, проходил по путаным лестницам и коридорчикам, совершенно уже не ориентируясь в пространстве. Лишь один раз его одернул тихий голос смотрительницы: «В императорской спальне и кабинете еще идет реставрация, молодой человек! Разве не видите стойку с объявлением?» Он покивал головой и побрел дальше. Вдруг посреди очередного вытянутого зала или широкой галереи на втором этаже волосы на затылке зашевелились, стало неуютно, по спине пробежал щекотный озноб. Определенно, кто-то смотрел на него сзади, Иван почти физически чувствовал чей-то взгляд.
Турист остановился, медленно повернулся, никого не увидел, повернулся опять, сделал два шага и снова ощутил на спине чей-то взгляд. Ошибки быть не могло. Он резко развернулся на сто восемьдесят градусов и принялся внимательно осматривать пустой зал, не сходя с места.
Дальше Туристу стало плохо, сердце бешено заколотилось, бросило в жар – он встретился с ним глазами.
Сбоку висела какая-то картина, где было изображено нечто такое массовое, и глаза одного из нарисованных людей внимательно глядели на Ежихина. Наверное, минуту, не меньше, нарисованный человек и живой Иван Ежихин смотрели друг на друга. Взгляд был теплым, живым и даже каким-то изучающим, что ли. Турист затряс головой, зажмурил глаза, открыл снова – картина висела на месте, взгляда не было. Он быстро подошел к изображению в шикарной золотой раме. «Перенесение Тихвинской иконы Божьей матери в Успенский собор в Тихвине», – прочитал название Турист. На картине был изображен выход людей из храма, на переднем плане Павел Первый и цесаревич Александр вдвоем несли Образ, рядом с Александром – его брат Константин и много-много нарядных сановников и священников вокруг. Вообще-то, взгляд императора на картине был направлен совершенно в другую сторону от того места, где недавно еще стоял Иван.
Но он об этом уже совершенно не думал, в голове бешено билась мысль. Один за другим в мозгу начали открываться ящички воспоминаний когда-то прочитанного в толстых журналах, умных книгах и на сайтах. Извлекаемая информация быстро превращалась в осмысленный логический поток: «Павел несет Тихвинскую икону вместе с сыном, который через три года предаст его и станет участником смертельного заговора против отца. Наверное, среди этих запечатленных неизвестным художником людей были и другие заговорщики. Тихвинская Богородица, явилась в Тихвине после падения Византии и присоединения Новгорода к Москве! Она стала символом явления Третьего Рима и хранителем преображенного Российского Государства! То есть власти? Стоп! Во время обороны Москвы в 1941 году именно чудотворный список Тихвинской Богородицы пролетел на самолете вокруг осажденной столицы! А сам Тихвин? В оккупации. И… точно, подлинник Иконы немцы увезли в какую-то оккупированную область, оттуда уже за границу…
Так, так, так… То есть икона эта очень даже связана с властью и государством Российским. Павел знал или чувствовал угрозу себе и своей власти, и в ряду его шагов по укреплению самодержавия был не только демократический ящик для жалоб, новый Закон о Престолонаследии, но и просьба покровительства у особой для русской Империи Православной Иконы. Стоп, стоп, стоп! А как же Мальтийский орден? А как же официальное прощение Павлом старообрядцев? Да и одних посвященных масонов в высшем сословии вокруг Павла с самого детства больше, чем батюшек! Какое уж тут ревностное Православие? Что-то не очень бьется!»
В продолжение катарсиса перед картиной в Михайловском замке Туристу яркой вспышкой, в деталях вспомнился давний уже разговор со старшим своим товарищем Васей Кузнечко на каком-то очередном банкете победителей в ночь подсчета голосов. Тогда Ваня Ежихин не просто спорил, а яростно не соглашался с пьяненьким, расслабленным после тяжелой предвыборной кампании старшим коллегой-технологом (но, надо заметить, с очень трезвым взглядом и разборчивой, хотя чуть более медленной против обычного речью). Как они вырулили на тему императора Павла, из памяти стерлось, но сам разговор детально врезался ему в память:
– …Павел точно такой же, как и его мамаша, также ненавидел Французскую революцию и боялся Просвещения! Просвещения, вдумайся! Этой эпохи, благодаря которой появилось все, в том числе демократия, выборы и наша профессия, Ваня! Он ничем не отличался от мамки, кроме своей мелкой ненависти ко всему, что было связано с Катей Великой. Чистый экземпляр для психоаналитика! Видеть в нем что-то этакое оригинальное – глупость! Все та же православная самодержавная тоска, завернутая в такой же убогий прусский мундир! – несколько менторски и с долей снисхождения к собеседнику произнес Кузнечко, стреляя глазами на дальний край стала, где со всеми членами штаба активно флиртовала молоденькая референтка.
– Нет, Вася! – кипятился тогда Ежихин. – Желтый ящик Павла Первого – это супер-идея того времени! Это первая технология обратной связи монарха и народа! Это не бла-бла-бла про «Царя, плохих бояр, народ», а конкретное, процедурное претворение той же самой демократии! Понимаешь? Что такое демократия? Это же не только выборы, как ты понимаешь! Это обратная связь с народом! Любой гражданин Империи мог опустить в царский желтый ящик свою жалобу или мнение, любой, причем не анонимную! А это ведь еще восемнадцатый век! Может, поживи он подольше, как раз и родилась бы этакая модель «Православной демократии». И ведь пишут современники, как эффективно это работало!
– Эффективно, – ответил Кузнечко, сплевывая виноградную косточку на тарелку. – Но недолго. Понимаешь, Турист, какое тут дело. «Православная демократия» – это оксюморон, морок, фантом, так же, как «Исламская демократия» или еще какая. Не, не, не! Про всякие крестьянские сходы, Соборы и прочие выборы Царя-батюшки ты мне не рассказывай! Смотри, ну, какая кралечка! С третьим уже танцует и за мягкие места дает подержаться, а все на меня косится! Так вот, Турист, демократия и вот именно православная монархия не-сов-мес-ти-мы! И все демократические процедуры обратной связи будут выливаться или в миллионы доносов, или в анонимное освистывание и оплевывание всего и всех в родном Рунете! Так-то! Наливай по пятьдесят!
Кузнечко был уверен в своем интеллектуальном превосходстве и правоте на фоне нахмуренного и переваривающего услышанное Ивана с бутылкой коньяка наперевес. Ему даже захотелось немного подбодрить своего усердного помощника, и Кузнечко веско добавил:
– Что поделать, друг мой, демократия уверенно победила! А в демократии невозможно получать власть сугубо от Всевышнего и лично отвечать за всех перед ним же, по-царски, так сказать! Только наше наследие и гены мешают электорату расслабиться и получать удовольствие! Именно из-за этого, засевшего на уровне подкорки наследия у нас до сих пор нелепо, как заморский маскарад, выглядят и выборы, и добровольно залезшие в предвыборный ад истово крестящиеся в храмах народные избранники. Две системы ценностей при столкновении друг с другом делают каждую в отдельности смешной и нелепой, а мы с тобой всего лишь работаем в том, что есть, стареемся причесать и довести до ума, во всем можно найти свой гешефт при должном понимании.