Василий уже было встал в направлении танцующих членов штаба и весь вечер стреляющей в него глазами референтки, но Ежихин опередил его и, ухватившись за последние слова Кузнечко, резко проговорил:
– Вот именно! Именно, что демократия победила, пока победила! И не просто демократия, а именно европейская демократия и именно как альтернатива христианству. Чем больше демократии, тем меньше христианства и наоборот! Только так! И Павел, мне кажется, это понимал! Он навел мосты с Папой Римским и взял под свое крыло Мальтийский орден, он закончил вражду со старообрядцами, он вместе с Наполеоном мог закончить колониальное владычество Британской империи – и сегодня был бы совершенно другой расклад в мире. Он интуитивно, наверное, понимал все риски христианской цивилизации, о которой почти через сто лет будет писать с презрением Ницше и с надеждой наш великий философ Соловьев! Демократия может вырастать только из собственных корней той или иной страны!
Кузнечко замер у стола с яблоком в руках, повернулся и внимательно посмотрел на Ежихина, пытаясь понять смысл его слов. Зная, что история и уж тем более философия не его конек, и опасаясь, что не сможет сохранить первенство в разговоре, он покрутил пальцем у виска и сказал, весело подмигнув:
– Ваня, не пей больше, если что – присоединяйся к нам, уверен, что вечеринка рестораном не закончится.
Кузнечко ушел, а Ежихин остался за столом, проговаривая по привычке губами череду своих рассуждений…
– Молодой человек! Молодой чело-ве-е-ек! Я что за вами по всему дворцу бегать должна? Ваш телефон зарядился давно и несколько раз пиликал громче Петропавловской пушки, не нашла как громкость убавить!
Перед Туристом стояла сердобольная буфетчица с его телефоном в руках. Иван смотрел на нее невидящим взглядом, все еще находясь где-то далеко в своих мыслях. Буфетчица аж отпрянула от его стеклянного взгляда и тут же, вложив телефон в руку, развернулась в направление своего буфета.
Турист пришел в себя, еще раз внимательно посмотрел на картину, жалея, что чуть-чуть не успел додуматься до чего-то действительно важного, затем, выдохнув, посмотрел на экран мобильного. Каково же было его удивление, когда он увидел пять пропущенных вызовов того самого Васи Кузнечко, которого уже больше полугода не видел, но которого вспоминал, стоя перед картиной буквально только что…
* * *
А поводов звонить Туристу у Кузнечко действительно было предостаточно. Несмотря на все свое понимание предвыборных процессов и знание свойств отечественного электората в самых различных областях и местностях необъятной Родины – события складывались не то чтобы не по плану, а как-то несколько странно даже для такого опытного и искушенного в политическом общении человека. Впрочем, давайте по порядку.
После случая с классической киношной ведьмой под Паракорочкой странности для Кузнечко не закончились, а только начались, к тому же он там же, в первом же древнем населенном пункте своей будущей области, умудрился и влюбиться, как юноша, и подраться, отчего был весьма и весьма сосредоточен и зол на себя.
Шикарный черный джип вкатился в городок где-то в то время, когда солнце еще высоко, но самые хитрые работники тихонько, вроде как «по делам», уже испаряются с рабочих мест, а те работники, что не такие наглые – уже каждые десять минут посматривают на часы и строят планы на вечер.
– Администрацию города ищем, Петрович! Там обязательно флаг, табличка красная с гербом, какие-нибудь голубые елочки вокруг и статуя Ленина должна быть, поймешь, в общем. И помедленнее кружи, сбавь скорость, – сказал Кузнечко водителю и полностью открыл окно автомобиля, чтобы составить впечатление о райцентре.
Впечатление было не самым приятным. Нет, конечно, хватало покосившихся развалюх, убогих, по столичным меркам, ларьков типа «Райпо» с безумно аляповатыми безвкусными вывесками, облезлых фасадов и грязных заборов. Но в этой ожидаемой провинциальной убогости то там, то сям в глаза бросались яркими пятнами то новые тротуары, то вполне московская детская площадка, то с новеньким фасадом и окнами школа, то аккуратные новые скамейки в аллее и, к сожалению, в основном сносное, а кое-где, прямо скажем, свежее дорожное покрытие. «Ну, ничего, ничего… – отметил про себя Кузнечко как бы в ответ на зримые островки успеха. – Хорошие изменения местный глаз быстро замыливает, а проблем всегда куда больше достижений. Значит, будем делать ставку исключительно на коррупцию, это ж сколько объектов для распила подрядов!»
Зато буквально через десять минут будущий кандидат с удовлетворением отметил для себя важнейшее обстоятельство: большинство взрослых людей на улицах были красноваты, кривоваты и сумбурны в передвижениях, а в трех или четырех местах кучками откровенно орали песни, активно размахивая руками и периодически обнимаясь. «Вот! Бухает провинция! Власть спаивает исконные русские земли, и ведь наверняка сивухой в каждом дворе торгуют! Это в рабочее время причем, значит что? Безработица, отсутствие инвестиций! Да можно хоть завтра, не выезжая из этой захолустной Паракорочки, замострячить целую газету и не сомневаться, что попадешь в точку! А поскольку в этом регионе критику власти издают минимально – проблему моей узнаваемости мы решим достаточно быстро. Так, ну и старый добрый вариант с нормальной водкой в день голосования пока не откидываем, потенциал для такого шага здесь, похоже, богатый!»
Кузнечко тайно гордился своим умением с полувзгляда увидеть всю ситуацию целиком, включая возможности управления этой ситуацией на будущее. И чаще всего он не ошибался, а действительно подкидывал клиенту интересные темы. «Нужен надежный человек, чтобы уже сейчас занялся подготовкой и раскруткой материалов!» – подумал Кузнечко и вышел из машины около невзрачного, но зато в яркой цветочной клумбе памятника Ленину, что стоял аккурат перед зданием Городской Администрации.
Кузнечко взял свой тугой портфельчик, снова прокрутил в голове еще в Москве продуманный план, настроился работать «по ситуевине» и уверенной походкой, насвистывая, вошел в здание. Безошибочно ориентируясь в коридорах власти, он, как полагается, на верхнем этаже (вот интересно, почему у нас главные начальники в здании всегда на верхнем этаже?) быстро нашел дверь с табличкой «Приемная» и открыл ее. Подмигнул секретарше со словами: «Я к шефу, и ни кого к нам не пускать, красавица!» Растерявшаяся помощница не успела сказать даже слова в ответ, как Кузнечко уже закрывал за собой дверь кабинета с табличкой «Петр Ильич Музыкин. Глава городского поселения».
В кабинете за столом для совещаний сидело трое. Кузнечко ухватил взглядом молниеносное движение руки по столу одного из людей. Заметив среди чайной посуды несколько бокалов и кружочки колбасы на блюдце, будущий губернатор понял, что здесь происходит тоже самое, что на улице, но в более кулуарной обстановке. Кабинет, надо сказать, был бедный, но чистый. В глаза бросалось только современное кожаное начальственное кресло за старым советским лакированным столом и огромный вышитый герб Паракорочки с датой основания прямо под двумя (что подчеркивало предусмотрительность хозяина кабинета) портретами бывшего и нынешнего Президента. Весь этот осмотр и выводы пронеслись в голове у Кузнечко, как всегда, за доли секунды. Не давая опомниться огорошенным мужчинам за столом, он сразу приступил к главному:
– Мне нужен Петр Ильич, желательно с глазу на глаз. Зовут меня Кузнечко Василий Сергеевич, я к вам из Москвы по государственным делам.
Один из мужчин поднялся, указал глазами на дверь коллегам – последние тут же почти бесшумно, словно облизывая стол, стулья и самого Кузнечко, просочились к выходу и исчезли за дверью.
– Это мои замы, решали тут вопросы, – сказал поставленным, властным, привыкшим командовать голосом Музыкин, – присаживайтесь. Музыкин обреченной походкой прошел от стола заседаний в свое модное кресло, указал Кузнечко рукой на стул перед видавшим виды начальствующим столом.
Глава города не показывал ни малейшего страха перед нежданным посетителем, скорее угрюмое понимание того, что перед ним не какой-то частный бизнесмен или землевладелец, что могло бы стать хоть чем-то интересным для него лично и города, а именно товарищ с портфелем по «государственным делам». Это был невысокий, жилистый мужик с шикарными густыми, с проседью усами. Загорелые, узловатые, с грязными ногтями руки говорили о том, что человек как минимум имеет огород и знает, что такое рабочий инструмент. Волевые выпирающие скулы и спокойный взгляд серых глаз выдавали в нем большой жизненный опыт, кулацкую хитринку и что-то там еще, ускользающее от понимания Кузнечко. В любом случае на мелкого воришку с нищим бюджетом и алкогольной зависимостью мужик был похож меньше всего, компромата на него в особой папочке Василия Сергеевича не было, поэтому говорить с ним следовало максимально откровенно. И доверительно. «Доверительно, доверительно… как же эту морду кулацкую расположить-то так сразу?» – пульсировала в голове мысль.
– Петр Ильич, на самом деле у меня к вам дело, деловое предложение. Давайте я в двух словах сначала расскажу про себя…
Затем Кузнечко скромно, но очень весомо и убедительно рассказал о себе, не забывая называть всем известные в стране фамилии и организации. Для подкрепления своих слов он дал в руки главе для изучения несколько своих корочек: помощника депутата ГосДумы, члена Общественного Совета ветеранов Москвы и удостоверение советника одного из губернаторов далекого от нашей провинции края. Смысл его рассказа заключался только в одном: я серьезный человек большого полета по всем предвыборным делам и финансовому лоббизму, открытый, готовый разговаривать и никогда всякую чепуху не предлагаю. Закончил он свой короткий спич так:
– В общем, Петр Ильич, если мы с вами договоримся, я могу сделать вас известной персоной в московской прессе, например, по ходу предстоящих в регионе губернаторских выборов. Также в случае удачного сотрудничества я гарантирую вам как минимум быстрое продвижение на областной олимп власти в той роли, которую вы сочтете для себя самой интересной, ну, замгубернатора, например, почему бы и нет? Или депутатом областной Думы?
– Эх, мил человек, нашел, кому радужные картинки рисовать! – все еще с подозрением ответил глава. – Нас и тут неплохо содержут, да и не молод я прыгать-то по карьерам. Были бы гроши в кармане, да с главой района поменьше собачится, да чтобы Витька Клюка заткнулся бы до самого своего отпевания, так и не надо ничего больше…
Это был ключевой момент, Кузнечко мысленно высокомерно улыбнулся. Затем буквально за 15 минут он выяснил, что райцентр – это главный помощник главы района на всех выборах, а субсидий от района не дождешься, что Витька Клюка – личный враг, депутат городской Думы, который имеет в районе свой интернет-сайт, такой же поганый, как и он сам, пользуется, негодяй, покровительством областной оппозиции и пьет кровь главе каждую сессию. И вот недавно как раз оскорбил на свою голову даже не его, главу, а все население и память, витиевато доказав в своих статейках, что советские партизаны во время войны в их районе имели как минимум 24 случая грабежа местного паракорского населения.
Слегка поддакивая, показывая свое участие уточняющими вопросами и вообще всячески создавая в кабинете атмосферу солидарности, Кузнечко пообещал за два-три дня решить вопрос с Клюкой и главой района. Настало время перейти к делу. Интуитивно чувствуя, что этот симпатичный москвич вот-вот начнет говорить собственно о том, ради чего явился, глава вдруг резко переменил весь ход беседы. – Мил человек, как там тебя, Василий Сергеич, если ты русский мужик, хоть и московский, да, глядишь, может, и вправду чем поможешь, так давай взбрызнем это дело! Иль откажешь? А иначе, какая откровенность и доверие? Может, у тебя там в портфеле диктофон какой? А выпимший человек, коли зло имеет, обязательно проболтается, не зря у нас говорят, что у трезвого на уме… Ну? Попробуешь амброзии?
Кузнечко с готовностью встал и потер руки, всем видом показывая радость, хотя внутри поморщился: и пить-то он не очень любил, а бурду всякую провинциальную не только не любил, но и, прямо скажем, опасался. Но чего не сделаешь ради большого проекта.
Они перешли за стол заседаний, уселись друг против друга, разделенные вдруг появившимся графином с бордовой жидкостью, блюдцем с толсто нарезанной колбасой и тарелкой хлеба.
– А выпить у вас тут, как я посмотрю, любят, весь город пьяный в рабочее время, Петр Ильич! Понятно, не в ваших силах, безработица! – сказал Кузнечко, глядя, как Глава разливает жидкость по стаканам. – Мне не полный, хорош, хорош…
Глава в предвкушении живительной дозы искренне и патриотично по отношению к своей малой Родине возразил:
– Василий Сергеич, да тракториста не найти, на большую зарплату, между прочим, сварщика из соседнего Пустозерска привозил! Поуезжала молодежь в столицы, работать некому, а работы что брусники на болоте, работай не хочу! Любят выпить, конечно! Но только по особым случаям, у нас тут строго, я даже Товарищеский суд возродил во всех муниципальных предприятиях, ежели кто этого дела хлебнет на работе или с похмелюги прогул совершит – сразу меры принимаем и чтобы ни-ни! Ну, чокнемся…
– Так, а сегодня что за праздник? – спросил Кузнечко, цокая языком от совершенно прекрасного, душистого напитка и пытаясь вспомнить вкус. – Б-а-а, Петр Ильич! Да я такой портвейн еще на втором курсе покупал через знакомую продавщицу в гастрономе! С тех пор и не встречал нигде! Где ж вы взяли такое чудо?
– В-о-о-от! Как можно не пить такой нектар народу, да еще когда на халяву! – Глава понизил голос, наклонился к гостю и продолжил: – У нас тут ликеро-водочный завод был в советское время, портвейн разливали. Как и все заводы, после перестройки его того, загубили в хлам, может, видели на въезде – по правой стороне развалины торчат! В-о-о-от, все, что можно было оттуда свинтить – давно посвинтили. А тут вспомнили мужички наши, решили еще прочесать развалины на предмет металлического лома, перекупщикам толкнуть, да нашли… железно-дорож-ну-ю ци-стер-ну! Глядь, а она полнехонька, пей не хочу, то бишь больше двадцати лет закупоренная и простояла! Вот как бывает! Ну, я, конечно, пытался это дело контролировать, да где уж там! Все тихо и незаметно разлетелось по частным канистрам земляков всего района, мне вон аж две фляги притаранили, уважают. И я тебе скажу, мил человек, бесполезно от такой амброзии людей ограждать, все равно пока не выпьют – не успокоятся, а вот ежели через колено, с цистерной этой, то не только губернаторские выборы, вообще можно сразу в отставку подавать, не будет жизни… Давай еще по бокальчику…
Кузнечко решил переходить к делу, пока после киношной ведьмы на дороге, беспризорной цистерны с советским портвейном, он совсем не утонул в провинциальной экзотике, да и сильно хмелеть очень уж ему не хотелось:
– А много ли, уважаемый Петр Ильич, из числа депутатов ваши люди? Надежные люди, которые выполнят вашу просьбу в том или ином рабочем вопросе?
– Да все, Василий Сергеевич! Все восемнадцать мои, кроме Клюки, чтоб ему пусто было, я ж уже лет пятнадцать на выборы хожу и своих вожу, те, кто были не мои – давно уже и не депутаты, хе-хе! Токо одним кулаком, иначе бардак и развал, как вот до меня еще было.
– Хм, то есть восемнадцать из девятнадцати депутатов от партии власти? – уточнил Кузнечко.
– Зачем все? – обиделся глава. – Что мы не понимаем про демократию и линию партии, что ли! Всякие депутаты есть, всех партий и даже два обшэственника, счас же модно обшэственников… Но все мои, все. А в чем вопрос-то? – Дело совершенно пустяцкое, но важное! Смотрите, Петр Ильич, скоро выборы губернатора. Сейчас побегут подписи депутатов собирать, чтобы получить право выдвинутся кандидатом в губернаторы. Я – тоже пойду, сам, с Москвой все согласовано, мне нужны пять подписей ваших депутатов, всего пять…
– Постой, мил человек, – возразил глава, изменившись в лице так, что, казалось, кончики его бравых усов грустно повисли вниз. – Меня лично действующий губер более-менее устраивает, и вообще вся Паракорочка за него проголосует, как я чую, процентов на семьдесят точно! Зачем ты меня, мил человек, под монастырь подводишь и перед главой района, и перед самим губернатором?!