- Мы нужны пропуск и разрешение на посещение, - сказал молодой человек охраннику.
Я посмотрела на Дразуса Рэнциуса.
- Разрешение – это простая формальность, - пояснил он. – Ни одна свободная женщина, если она не пленница, не может пройти дальше этого места, если она не находится в сопровождении свободного мужчины, который отвечает за неё и имеет непросроченное разрешение на неё. Это – своего рода способ контроля над передвижениями свободных женщин в доме и предосторожность против попытки побега рабынь, которые могут представиться свободными женщинами, и попытаться выйти наружу под их личиной.
- Это Ваш пропуск, - объявил молодой человек, вручая маленький диск Дразусу Рэнциус. Предмет мало чем отличался от остраков, используемых в качестве билетов или символов оплаты посещения театра или другого подобного зрелища. Охранник, тем временем, писал что-то на маленькой, прямоугольной табличке, и я даже не сомневалась что именно.
- А это, - сказал, парень, забирая табличку у охранника и вручая опять же Дразусу, подтверждая тем мои предположения, - Ваше разрешение на провод женщины.
Упомянутой женщиной, конечно же, была я. Соответственно, на меня нужно было иметь разрешение для нахождения в доме Клиоменеса.
Как оскорбительно! У гореан есть высказывание: «Есть только два вида женщин, рабыни и… рабыни». Я осторожно, стараясь сделать это незаметно, пошевелила запястьями. Как надёжно они удерживались наручниками!
- А она действительно свободна? – вдруг спросил молодой человек, с интересом разглядывая меня с головы до ног.
- Да, - кивнул Дразус Рэнциус, помещая пропуск и разрешение в свой кошель на ремне.
- Интересно, - протянул служащий работорговца.
- Ты находишь в этом что-то удивительное? - заинтересовался мой телохранитель.
- Да, - признался парень.
Охранник вдруг поднялся, и по-кошачьи легко выскользнув из-за стола, присел передо мной на корточки. Я беспомощно дёрнулась, и покраснела под его пристальным оценивающим взглядом. Я с ужасом ожидала «стандартного обыска рабыни», но он встал и проговорил:
- Такие формы, не должны быть потрачены впустую на свободной женщине.
- Я не думаю, что Паблиус может решить, что она свободна, - засмеялся молодой человек, и я удивлённо посмотрела на Дразуса Рэнциуса.
- Паблиус, является владельцем дома, - пояснил мне Дразус. - Я знаком с ним ещё по Ару.
- Да, и он хотел бы повидать Вас по окончании Вашей экскурсии, -сказал молодой человек, - и пропустить по стаканчику паги.
- Я буду только рад, - улыбнулся Дразус Рэнциус, причём, я отметила, что он даже не спросил моего разрешения сделать это.
- Неужели она действительно свободна? - спросил охранник.
- Да, - кивнул Дразус Рэнциус.
- Досадно, - заметил служащий. – Такие формы, как у неё должны уйти по хорошей цене.
- Из того, что я узнал о ней, - сказал мой телохранитель, улыбаясь, -она - вид женщины, которая имеет свою цену.
Интересно, что он подразумевал под этим?
- Гермидорус проводит Вас по дому, - сказал парень и, усмехнувшись, добавил, - при условии, конечно, если мы сможем оторвать его от свитков.
- А он в курсе того, что эта женщина свободна, и, соответственно, есть определенные вещи которые не стоят того чтобы быть ей замеченными? - уточнил Дразус Рэнциус.
- Само собой, - улыбнулся молодой человек, и вдруг громко заорал. -Гермидорус!
Я вздрогнула и вынуждена была быстро опустить голову, принужденная к этому рукой Дразуса безжалостно вцепившейся в мои волосы.
Позже, в переулке, я снова оказалась ведомой таким же образом мимо встреченного нами незнакомца. Правую руку Дразус Рэнциус оставил свободной, и, проходя мимо мужчины, держался левее, оставляя его справа от себя.
Гореане, кстати, обычно, расходятся с незнакомыми людьми именно таким образом, чтобы правая рука всегда была готова выхватить меч и нападать или защищаться.
Иногда во время прогулок, несколько раз мне попадались на глаза девушки, роющиеся в мусорных контейнерах. Они были одеты в короткие туники, но рабынями они на самом деле не были. Гореане называют таких женщин – «бесхозные». Они – досадные неприятности для граждан города. Иногда городские стражники, устраивают настоящие облавы на них, заманивая их в какой-нибудь переулок, перекрывают оба выхода, и отлавливают этих бродяжек, для последующей продажи работорговцам и ошейника.
- Купите меня, Господин, - умоляла девушка, стоявшая на коленях перед Дразусом Рэнциусом. - Я доставлю Вам много удовольствия.
- Следующая! - рявкнул дрессировщик дома Клиоменеса. Ещё одна девушка поспешила к моему телохранителю и, бухнувшись перед ним на колени и поцеловав его ноги, подняла свою голову.
- Купите меня, Господин, - жалобно попросила она, нерешительно поднимая к нему лицо. - Я доставлю Вам большое удовольствие …
- Следующая! – снова скомандовал дрессировщик, и женщина бросилась к Дразусу и, упав на живот перед мужчиной, принялась облизывать его ноги.
Только после этого, она плавно начала подниматься на колени, при этом, не переставая целовать его, начиная от щиколоток и подбираясь всё выше к поясу.
Лишь окончательно встав на колени перед Дразусом, обхватив его за ноги и прижимаясь всем телом, она посмотрела ему в лицо и призывно прошептала:
- Купите меня, Господин. Никто не доставит Вам такого удовольствия, как я.
Тем временем, я стояла на заднем плане, сердитая, закованная, и беспомощная. Насколько разъярена была я в тот момент, когда этих женщин посылали к ногам Дразуса Рэнциуса! Они были наги и красивы, но разве кто-то захочет купить их? Они же всего лишь рабыни! На это недвусмысленно указывали их грубые ошейники, которые они носили в этом работорговом доме, простые куски круглой железяки, согнутые в кольца вокруг их шей и закрытые простыми заклёпками.
- Ты! – плетью ткнул дрессировщик в сторону другой девушки. – Марш к его ногам! Попроси о любви!
Указанная девушка торопливо поспешила и опустилась на колени перед Дразусом Рэнциусом.
- Я молю о любви, Господин, - попросила она шёпотом.
- Ты! - поморщившись, тренер, ткнул в другую девку.
Она, также, поторопилась к Дразусу и, упав на колени, оперевшись ладонями в пол, склонилась головой к самым плиткам.
- Я молю Вас о любви, - страстно зашептала она. - Я молю моего Господина о любви.
Я стояла, как громом поражённая. Я внезапно поняла, что эти две женщины, действительно, просили его о любви. «Просите где-нибудь в другом месте, шлюхи!» - бесилась я в своём углу, казалось всеми забытая. «Оставьте Дразуса Рэнциуса в покое!» Но как же это унизительно, что женщина должна молить о любви! Конечно, её интимную, отчаянную нужду во внимании, в привязанности, в любви лучше было бы скрывать даже от самой себя, если это конечно возможно, и уж, по крайней мере, от других! И если они должны просить об этом, то не так, как делают эти беспомощные шлюхи, а так, как и должна делать это женщина, мимолетными взглядами, тонкими намёками, поощряющими движениями. Конечно, мужчины должны ожидать, что женщина не будет говорить прямо о таких вещах. Какое животное способно вынудить её к таким крайностям? Кроме того, как можно вынуждать ранимых женщин, помещать себя до такой степени во власть мужчин только для того, чтобы получить презрительный отказ, стать объектом его пренебрежения и неприятия.
Но всё же, насколько же простым, насколько честным и свободным может быть такое признание. Как красиво может быть в нём выражена уязвимость и женственность, так нежно, так жалобно, и так открыто. Безусловно, лишь от женщины можно было бы ожидать такое признание, от женщины, потребности которой были одновременно столь отчаянными и столь глубокими, от женщины, потребности которой, прямо характеризовали бы её как рабыню.
- Пойдёмте, - позвал Дразуса Рэнциуса мужчина по имени Гермидорус.
- Пожалуйста, Дразус, - простонала я. - Мои руки были в наручниках уже достаточно долго. Я начинаю чувствовать себя слишком беспомощной, слишком уж как рабыня. Пожалуйста, освободи меня.
- Я освобожу Вас не раньше, чем мы придём в комнату, - отрезал он, и мне ничего не оставалось, кроме как следовать за ним, всё так же оставаясь со скованными за спиной руками по узким улочкам Корцируса, к гостинице Лизиаса.
- Медленно, более покорно, - поучал дрессировщик, наполовину присев, внимательно наблюдая, и медленно двигаясь вокруг девушки.
Потом мужчина выпрямился, быстро отойдя в сторону, осмотрел её издали. Отойдя в другой конец комнаты, он сделал рабыне знак приблизиться.
- Голову ниже, - поправил он. - Лучше, уже лучше.
Я, широко раскрыв глаза, смотрела, как она, опустив голову, на четвереньках, покачивая красиво отвисшими грудями, приблизилась к своему учителю. Девушка открыла рот и выпустила из зубов рабскую плеть, лёгшую перед его обутыми в сандалии ногами. Сама рабыня так и оставалась, на четвереньках с низко опущенной головой.
- Ну, что ж, на этот уже лучше, - похвалил дрессировщик свою подопечную, а затем поднял плеть и швырнул её через всю комнату.
- Повторим ещё раз, - скомандовал он, и девушка легко и грациозно поднялась на ноги, поспешив к тому месту, куда прилетела плеть.
Там она снова упала на четвереньки, и изящно изогнувшись, зубами подняв плеть, призывно посмотрела на тренера. Мужчина щёлкнул пальцами, и дрессируемая рабыня, снова, склонив голову к полу, медленно, поползла к нему, аккуратно удерживая плеть в своём рту.
- Встань на колени, ягодицы опусти на пятки, - командовал другой дрессировщик темноволосой женщине. – Спину прямее! Живот втяни! Плечи расправь, грудь выпяти! Колени расставь! Шире! Подними подбородок, руки на бедра. Тебя никто не собирается продавать в качестве рабыни башни, Леди Тина. Ты будешь продана как рабыни для удовольствий.
Я подпрыгнула от неожиданности и ужаса, когда раздался щелчок плети. Но в этот раз ремни плети не тронули девушку, а только до дрожи испугали.
Ещё одна девушка застыла на коленях лицом к тёмному, гладкому шесту, так, что её колени были по обе стороны от него. Обхватив шест руками, она прижималась к его поверхности животом и грудью, и не шевелилась.
- Это можно делать под музыку, - заметил Гермидорус, - и, как Вы, наверное, знаете, существует множество версий танцев на шесте, одиночные или более чем с одной девушкой, в путах или без них, и так далее, но здесь мы используем его просто в качестве тренировочного упражнения.
Снова сухо щёлкнула плеть, и девушка, внезапно и сладострастно, ожила, и я задохнулась от восторга, наблюдая как она начала извиваться около шеста.
- Целуй его, ласкай его, люби его! - командовал дрессировщик, щёлкая плетью. - Теперь медленнее, теперь ещё медленней, почти не двигаясь! Активней используй бедра и грудь, трись ими о шест! Не теряй контакта с ним. Коснитесь шеста языком, лизни его! Больше работай внутренней частью бёдер, больше! Не забывай про свои груди, прижми их к шесту, двигайся, медленно, чувственно. Подними руки над головой, ладонями к шесту, ласкай его! Обними шест! Извивайся на нём! Теперь на колени, не выпуская шеста!
Он снова щёлкнул плетью.
- Достаточно! – небрежно бросил он, и девушка застыла в той же позе, которую принимала прежде чем начать упражнение, стоя на коленях позади шеста, обнимая его руками, и прижавшись к нему животом и грудью. Девушка смотрела на меня. Возможно, её сейчас интересовало, не я ли буду следующей, кого поставят к шесту. Я сердито отвернулась от рабыни. Разве она не знала, что я не была незначительной вещью вроде неё? Разве она не знала, что я свободна?
- Полезное упражнение, - заметил Гермидорус, обращаясь Дразусу.
- Несомненно, - не преминул согласиться тот.
Я вновь бросила взгляд на девушку, но теперь уже она отводила глаза. Приглядевшись к шесту, я не могла не заметить, каким он был гладким и блестящим. Мне даже стало интересно, сколько же рабынь полировали его своими нежными телами.
Девушка внезапно посмотрела на меня, наши глаза встретились. В её взгляде, впрочем, как и в моём сквозила неприкрытая враждебность друг к дружке. Я даже решила, что в моих глазах она прочитала, что я решила, что могла бы добиться у шеста гораздо большего успеха, чем она.
Я снова отвела взгляд. Что мне до мнения какой-то рабыни? Разве она могла быть мне соперницей?
- Идёмте дальше, - предложил Гермидорус и, войдя в следующий зал, пояснил. - Эти женщины, практикуют движения на полу.
Тренер стоял среди рабынь с плетью в руке, и иногда щёлкал ей около той или иной девушки. Я не сомневалась, что девушки, лежавшие на мощёном каменными плитками полу, если бы их дрессировщик решил, что они не достаточно старательны, или восприимчивы, или слишком часто требовали предостерегающего сигнала плетью, скоро почувствовали бы щёлчок плети не просто поблизости, а прямо на своих собственных обнаженных телах. У двух девушек, как я успела заметить, уже имелись красные полосы, у одной на бедре, а у второй на боку. Обе больше не привлекали внимания своего дрессировщика даже для предупреждающего удара. Похоже, что теперь, они прекрасно справлялись со своим уроком.
- Пойдём дальше, - сказал Гермидорус.
- Как красиво! – вздохнула я.
Дразус Рэнциус бросил на меня пронзительный взгляд, и я испугалась. На мгновение мне показалось, что он меня сейчас ударит! Гермидорус, напротив, казалось, не обратил на меня никакого внимания. Возможно, моё восклицание показалось ему достаточно неосторожным, ненамеренным и неудержимым, чтобы можно было его проигнорировать, а может быть он не стал заострять внимания, потому что я была не рабыней, а свободной женщиной. Я старалась не встречаться глазами с Дразусом Рэнциусом. Оказавшись в этом месте, я не знала, могут ли меня подвергнуть наказанию или нет. Я думала, что нет, ведь я была свободной женщиной. Но с другой стороны я знала и то, что находилась здесь с молчаливого согласия управляющего дома Клиоменеса. И именно Дразус Рэнциус хранил у себя разрешение на моё присутствие здесь.
Барабанщик и флейтист приготовились играть ещё раз.
Девушка с длинной лёгкой цепью весело улыбнулась мне. Уж во всяком случае, она-то была довольна моей реакцией.
Длинная, тонкая, сверкающая цепь была прикреплена к браслету замкнутому на запястье правой руки, вначале спускалась вниз, чуть-чуть не доставая колен девушки, потом поднималась к изящному широкому кольцу, закрепленному на её ошейнике, через которое проходило свободно, и уже отсюда снова спускалось до колен, и поднималось к браслету на левом запястье. Рабыня стояла спокойно, прижав ладони к бёдрам.
Музыканты заиграли снова. Подобную цепь можно использовать для многих самых разнообразных целей. В данном случае она использовалась для танца с цепью. Сейчас она служила не для ограничения свободы рабыни, но как элемент танца, усиливающий эффект от движений и красоты танцующей девушки. Ну и, конечно, как символ её неволи, эта цепь придавала фантастическую привлекательность, и значимость её танцу.
Цепь словно кричала, что это не просто красавица, которая танцует, но та, кого любой может купить и продать, та, кто является мужской собственностью. Ну и конечно, браслеты и ошейник, действительно заперты на ней. В этом нет, и не может быть сомнений! Та девушка что танцует, -рабыня со всем, что означает это понятие.
Я смотрела на танцующую обнажённую рабыню, на мелькающую вокруг неё, звенящую цепь, и не могла дышать поражённая красотой девушки и танца.
- Она – весьма дорогая женщина, - заметил Гермидорус.
Я даже не собиралась сомневаться относительно этого.
- Пора дальше, - объявил он, едва танец закончился.
Я увидела женщину, как и большинство встреченных здесь эта была раздета донага. Она стояла на цементном возвышении по надзором держащего плеть дрессировщика. Мы только что вошли в небольшую, округлую комнату с зеркалами вдоль стен. Девушка отрабатывала рабские позы.