– Грев нормальный, – распылялся мелким бесом Черепуха, – недавно перекинули, так что сейчас покайфуем недельку-другую. Мы решили вас угостить, а остальные черти, – небрежно-снисходительно отозвался Череп о мужиках с отряда, – и так перебьются.
– А-а, черти, говоришь? – вроде бы равнодушным тоном отозвался Арбалет.
Ударник хим.производства Глыба продолжал неутомимо копошиться в своём углу у плитки, постепенно наполняя каптёрку так знакомыми всем присутствующим соблазнительными ароматами (Наших верных читателей уже не удивляет то обстоятельство, что в учреждении, созданном в том числе и для лечения наркомании, так свободно курсируют наркотики. Немного шире поразмыслив на эту тему, вы убедитесь, что многие государственные учреждения, с таким похвальным усердием работающие в нашей стране, служат целям, прямо противоположным тем целям, для которых они, собственно говоря, и создавались. Приложив ещё немного умственных усилий, вы зададите (в глухое пространство) вполне резонный вопрос: А зачем нам, простым гражданам, нужны все эти учреждения?).
В то, что Череп хотел бескорыстно поделиться наркотиками, никто из челябинской братвы не верил. Было ясно, что Череп решил затянуть, возможно, даже посадить на систему, а потом предъявить им счёт: тяните, ребята, деньги с воли. В такой ситуации проще было и открыть за ними какие-нибудь косяки. Обыкновенно так и загоняли доверчивых лохов, которым потом приходилось слёзно вымаливать деньги у своих родителей, причиняя им, даже находясь в лагере, душевную боль и материальные затруднения. А блатным наплевать на чужие судьбы. Что им какие-то далёкие дяди и тёти! Будучи неплохими психологами, они жили по принципу: «без лоха и жизнь плоха», но при этом смазывали всё происходящее красивыми словами типа «наше общее дело», «святое воровское братство» и тому подобное. Эти наркотизированные ангелы для достижения своих целей не гнушались упоминать всуе и имя господне.
Арбалет взглянул на своих. Димыч понимающе ухмылялся. Он тоже видел не только то, что показывалось, но и тайный, скрытый смысл происходящего. Дешёвая игра. Но открыто отказываться (по воровскому шариату) было не принято: это было бы проявлением явной неуважухи. А на карту было поставлено слишком многое.
Коварный и опытный бродило Череп целился им в самое уязвимое место: в сердце наркомана. Но судил он примитивно, по самому себе. Был он конченым наркоманом, готовым за дозу собственную душу продать, и ошибочно полагал, что никто не устоит перед этим дьявольским искушением. Он думал, что все наркоманы одинаковы. И ни при каких условиях не откажутся от предложенного «внимания».
Ситуация действительно была довольно щекотливая, но хитроумный Арбалет и на этот раз нашёл изящный, чисто технический приём для любезного отказа. Учтиво, но несколько натянуто улыбаясь, чувствуя себя благовоспитанным иезуитом, зашедшим в пещеру к диким варварам, он ошарашил «смотрящего» Черепа весьма двусмысленной тирадой:
– Братва, блин, от всей души благодарим за приглашение, за внимание. Но мы, прикинь, вчера зарубились (поспорили) на турнике: кто первый уколется – неважно где, в зоне или на воле, – с того спрос, как с понимающего.
(На нормальном человеческом языке это значило: «Нет, вкалывай сам себе эту ядовитую дурь, Черепушка коварная!»).
Отказываться было, конечно, тяжеловато, но верить надо не в силу наркотиков, а в самого себя.
Услышав такие неожиданные слова Арбалета, Глыба резко повернул своё изумлённое лицо кашевара. Он первый раз в жизни видел наркоманов, отказавшихся от наркотика. Да, не удалась хитроумная уловка Черепа. Не сработал его план: затянуть и поиметь с Урала. Явно разочарованный Череп ещё пытался как-то неуклюже поддержать падающее реноме.
– Ну-ну, «Спорт – наш друг».
– Вот именно, уважаемые братья.
– Ну-ну, давайте. Наркота умеет ждать. Всё равно вернётесь. – озлившись, Череп совсем уж откровенно выдал свои тайные помыслы.
«Возможно. Но не здесь и не сейчас». – подумал Арбалет, и, с целью щёлкнуть по блатному носу ещё раз, он, улыбнувшись своим друзьям, дополнил свою содержательную речь:
– А мы ещё все вместе собираемся бросить курить.
Но тут уж добродушный Кулан не выдержал и проворчал:
– Ну, нет. Хоть одно удовольствие себе оставлю. Курить не брошу, не дождётесь. А вы, братья, не расстраивайтесь. Вам больше «удовольствия» достанется.
Под весёлый общий хохот они ушли, оставив озадаченных Черепа и Глыбу наедине с приготовленным на большую компанию варевом.
Да, хороший день. Организм положительно заряжен, принимаются правильные решения.
Для Арбалета этот блат.комитет вообще не представлял никакой реальной угрозы. Так, мелкие фраера дорвались до власти и используют её на благо своих вен и во вред простым мужикам-работягам.
(А в более широком, скажем, государственном масштабе, разве не то же самое творится? Дорвутся до кормушки мелкие сошки холуйского пошиба, напяливают на свои туповатые комсомольские рожи маски общенародных «смотряг», окружают себя вороватыми блатными пособниками и водят за собой доверчивый народ по историческим ухабам. А народу и невдомёк посмотреть, за кем же он идёт: за Человеком или за маской, за идеей или за образом?).
Вот так и жили враждующие группировки на ограниченном пространстве «исправительной» колонии строгого режима. Улыбались друг другу, но многие в глубине души только и ждали момента, когда человек споткнётся, и его можно будет запинать, забить по самое горло в грязь, чтобы он оттуда уже никогда не выбрался! Арбалет всё же упрямо полагал, что все люди рождены братьями, должны жить рядом и делиться поровну и печалями и радостями… Но тут, в реальной жизни, всё было не так. Не дай бог, чтобы кто-нибудь увидел у тебя некую слабинку, такую брешь в твой духовный мир, через которую можно проникнуть в душу и уничтожить её… Вот поэтому в зоне – да и вообще по жизни – расслабляться нельзя. Необходимо постоянно быть бдительным и укреплять себя и свой дух. Более всего это касается тех, кто знает свою слабость к наркоте.
В начале памятного 98 года было внесено множество поправок и изменений в уголовное законодательство. Была объявлена частичная амнистия. Арбалет со своей 158-й статьёй, как и большинство потеющего на нарах свободолюбивого народа, попал под эти изменения. Срок ему не скостили, но сменили режим со строгого на общий. Его вызвали в спец.часть.
– Распишитесь и готовитесь на этап!
Вот те на! Только начал обживаться в этой зоне, вникать в утончённую колонийскую политику, приобрёл друзей и врагов, многое понял за короткое время, успел других посмотреть и себя показать… и уже надо собирать вещички на выход.
В тюрьме человек себе не принадлежит, им распоряжаются, как хотят: сегодня ты здесь, а завтра – там (то есть у чёрта на куличках). Даже несмотря на то, что зона эта была весьма далека от идеала наших наивных правозащитников, вернулся Арбалет из спец.отдела очень расстроенным. Собрал всех своих в кубрике.
– Всё, братики. Я уезжаю, – показал соответствующую бумагу по изменению режима.
Опечалились лица его верных друзей. Они же в нём души не чаяли, хотя бы за то, что он бесстрашно растормошил этот полумёртвый муравейник. А тут приходится расставаться…
А вот Череп, узнав, что Арбалет уезжает даже не скрывал своей шакальей радости. Тут же засуетился и побежал сам, запамятовав даже о своём верном Карасе, заваривать чай. Явно лицемерно уверял, как был рад знакомству… (Ну чего только на радостях не наговоришь!). Но Арбалет смотрел на всё это безучастным взглядом. Его мысли были уже где-то вдалеке.
Откровенно говоря, ему не хотелось расставаться со своими друзьями. Вроде бы только приобрёл что-то, и тут же теряешь. Нужно было научиться легко отрывать от души дорогие миражи, отдавать их бестрепетно и спокойно вялотекущему времени. Всё проходит. Он больше никогда не увидит Черепа, Глыбу, Семёна, Кулана, Жука и множество других колоритных обитателей этого прокалённого кузбасским зноем узилища. Но для чего-то же они приходили в его жизнь и оставили каждый свой след в его восприимчивой к чужому горю душе! У всех них он чему-то научился, и благодарил их всех как за хорошее, так и за плохое, просто за то, что они были в его жизни.
Он никогда не забудет многочасовые «философские» беседы с чудаковатым, но искренним и добрым Семёном. Не забудет он и мятущегося в ограниченном пространстве Черепа, который научил его видеть за приветливой улыбкой коварные намерения, преподал ему уроки современного изощрённого лицемерия. А главное, он никогда не забудет, как он сам и его друзья смогли в критической ситуации отказаться от наркотиков, хотя все они в то время были зависимыми пациентами. Но у них был стимул и смысл не подражать гибнущему большинству.
Три месяца, конечно, небольшой срок, но именно в этой зоне он приобрёл ценный, незабываемый опыт, так пригодившийся ему в долгих скитаниях по бесконечным российским просторам. В принципе, наша жизнь – это только школа жизни. Многих отчисляют из неё задолго до выпускного бала. Если человек живёт и учится, значит, он живёт не зря, даже и за тюремной решёткой (А учиться любому человеку всегда есть чему. Было бы желание).
Провожал Арбалета весь отряд. Насобирали на дорожку, кто что мог. Крепкие, дружеские объятия, пожелание удачи…
– Ну, всё, давай, братва! Бог даст, свидимся!
В колышущейся темноте воронка он сидел отстранённо от окружающего и происходящего, мысленно прокручивая события недавнего прошлого. В который раз уже своевольная судьба повернула его жизнь по своему прихотливому разумению! Опять везла она его навстречу непредсказуемой неизвестности. Как-то встретит его старый приятель Бакал? С кем сведёт его на новом месте всесильная мачеха-судьба? Арбалет давно уже заметил, что, какие бы не были вокруг условия, судьба эта всегда и непременно сводила его с хорошими людьми, за что он был ей безмерно благодарен. Придётся ли свидеться когда-нибудь со своими кузбасскими друзьями? Жизнь покажет. Движется она по причудливым зигзагообразным маршрутам, начертанным прихотливой рукой его, Арбалетовской, судьбы. Но постепенно печаль сменилась радостью: всё-таки почти домой едем!
Ленинск-кузнецкая тюрьма, как и все тюрьмы, встречала этот этап своей холодной, специфической мрачностью. Но бывалый Арбалет уже не замечал окружающей обстановки. На душе у него было легко и радостно. Пока мыли этап и разводили по камерам, наш герой, чтобы как-то подбодрить приунывших этапников, не умолкая, рассказывал анекдоты и всякие смешные истории. Не вешайте носы, господа заключённые, возвращаемся на Родину!
А тут ещё приключилась с ними необыкновенная удача! Подфартило им просто сказочно! Их, семь человек со всего этапа, по чьёму-то административному недосмотру, посадили не в транзитную, этапную камеру, а в общую, к местным сибирякам. Камера была большая, вместительная. Местные тоже недоумевали: почему их посадили к ним? Сибиряки недавно получили перелом, кабанчика (то есть передачу с воли). Вся решка (окно), служившая им в качестве холодильника, была буквально завалена салом, колбасой и всякими ништяками (вкуснятиной) со свободы.
Местные, конечно, были наслышаны, что 42-я зона, находившаяся невдалеке, хронически голодала, знали, что даже хлеба не бывало там по несколько дней. Да, собственно говоря, достаточно было им посмотреть в воспалённые, голодные глаза этапников, чтобы понять их состояние. Напоив новоприбывших чаем, местные скромно так предложили:
– Может быть, вы есть хотите?
– Наивный вопрос. Конечно, хотим. – скоропалительно ляпнул Рыжий (совсем очумел парень от полузабытых бакалейных ароматов).
И вот после многомесячной голодухи совершенно неожиданно начался праздник живота. Вот это удача! Как будто в лотерею выиграли миллион! Началось интенсивное бесплановое истребление продуктов питания. Менее чем за час было съедено всё. Матрасовки наших бедолаг были набиты, как говорится, до отвала. Сибиряки отнеслись с глубоким пониманием, не останавливали голодных зеков. Отдали всё. На десерт угостили даже чайком с печеньками. Счастья и удачи вам, наши щедрые сибирские братья! Радости насытившихся наконец-то этапников не было предела (Вот вы постоянно твердите: нет счастья в жизни! А оно есть, надо только сперва горя хлебнуть полной мерой, а потом и счастье заявится).
Где-то часа через три, когда ДПНК с корпусным проверяли этапников, выяснилось, что семь человек по ошибке оказались в камере с местными. Засуетились усердные служаки, собрали отколовшуюся было от коллектива семёрку с вещичками и привели к остальным в транзитку, но сытых и даже довольных жизнью (в отличие от других этапников). Да, в жизни никогда не бывает так, чтобы все были счастливы (И это – хорошо, иначе человечество совсем отупеет… и погибнет).
Этапы, подвалы, камеры… Мелькающие и тут же ускользающие в мрак лица, похожие одно на другое, истошные душераздирающие крики, имена, фамилии, злобное подвальное эхо, неутомимый лязг железа, вытравливающий из человека всё то, что связано с любовью к ближнему, изнуряющие холод и духота, а главное, тяжёлый тюремный запах, который не забывается никогда…
Когда Арбалет приехал на знаменитую Челябинскую пересылку, он практически распрощался со своим недавним кузбасским прошлым. Всё произошедшее там издалека казалось таким маловажным и мелкотравчатым, как будто всё это происходило во сне и не с ним. А, может быть, и вправду, эта чёртова 42-я только приснилась ему? Увы, и она заняла своё достойное место где-то в глубине его души.
А сейчас его нетерпеливо ждала другая колония, и это опять будет очередной дурной сон. У Арбалета возникало ощущение, что он на этой доброй земле попал в какой-то секретный эксперимент по изучению и искривлению души человеческой.
У нас каждая зона живёт как отдельное независимое государство со своим уставом, своей политикой, по своим правилам. Проехал одну зону – прошёл очередной уровень, как в компьютерной игре (будь она неладна!), можешь набрать бонусы, а могут и убить.
Впереди у Арбалета была другая зона, другая игра, другие люди. Самое главное – люди были везде, а подобное тянется к подобному: если ты душевный человек, то тебя сразу окружат такие же душевные побратимы… Что-то ждёт его?
Нет, наш герой не боялся встречи с новой, очередной зоной, но некоторое волнение, естественно, было. Подневольный человек, лишённый права распоряжаться самим собой, всегда старается хотя бы мысленно заглянуть в своё туманное будущее. Это помогает немного разогнать волнение перед неизведанным. Лагерный опыт подсказывал: главное, в любой ситуации оставаться Человеком.
С этой негаданной перережимкой приходилось опять (как второгоднику ехать на Бакал. Но на этот раз он ехал туда уже в статусе наркомана со статьёй. Какой же подлостью было привезти его туда из малолетки! Именно там он в первый раз попробовал эту, тогда ещё диковинку, наркотики. И эта, казалось бы, безобидная проба стала страданием и проклятием на всю его жизнь. А теперь он едет уже «лечиться» в наркот.зону и снимать 62-ю статью. Несколько лет не бывал он в этих местах. Кстати, руководство уральских лагерей постоянно проводит разные – может быть, научные, – эксперименты над своими подопечными, то закручивая, то раскручивая гайки и режим. Но многие лагерные «авторитеты», блатные, смотрящие почему-то наивно полагают, что это именно они рулят в зонах. Где-нибудь, может, и рулят, но только не на Урале. На Урале рулит Цензура (то есть администрация). Захочет она, будет чёрный лагерь, передумает, перекрасит и лагерь станет красным (простым мужикам-работягам от этого, конечно, ни жарко, ни холодно).
В маленьком уездном городке Бакал в те гнетущие годы только в колонии была хоть какая-то стабильность. На фоне хронической безработицы местная молодёжь любыми путями старалась устроиться в зону на работу. Каждое рабочее место пользовалось повышенным спросом. Ну, и увольняли их, соответственно, по любому, малейшему поводу.
Зона хоть и была наркоманской, но числилась за Москвой, и производство в ней было «стратегическим». Делали ящики двух типоразмеров для бомб. Заказов было много. И зона пахала, как сумасшедшая: трудотерапия оздоравливала наркоманов. Им, наркоманам, страна доверила «секретное» военное производство, и они, кстати, справлялись с работой не хуже других. Её, работы, хватало на всех; и в магазине было много товаров: чай, консервы, сигареты (многие забыли уже, но на свободе тогда люди бычки (окурки) на базаре продавали).