Маленький Трюми шел по улице, едва передвигая ноги. Его спина гнулась под тяжким грузом -- вязанкой хвороста для очага. Его отец, дровосек, уже сильно оторвался от Трюми, спеша донести домой связку дров. Внезапно уши мальчика услышали звуки детских голосов. Не иначе их донес из переулка резко дунувший и мгновенно стихший ветер.
Трюми посмотрел по сторонам, а затем прислонил вязанку к стене дома, а сам вошел в переулок. Чем сильнее Трюми углублялся туда, тем лучше были слышны звуки голосов, тем прямее становилась его осанка, тем ярче горели его карие глаза.
И вот, наконец, переулок был пройден. Взору Трюми предстала группка детей, игравших во что-то на площадке возле заброшенного дома. К тому моменту, когда Трюми приблизился, дети окончили старое занятие и занялись новой игрой: они кидали камни в поставленные стоймя поленья, приветствуя веселыми криками особенно удачные броски.
Трюми, разумеется, тоже захотелось поучаствовать. Он подобрал камень потяжелее и -- вжух! -- кинул в самое дальнее полено. С глухим стуком камень сбил его, но вместо криков поддержки Трюми получил толчок в плечо, в результате которого кубарем полетел с ног и упал на бок, больно ударившись всем телом о землю.
Сквозь выступившие на глазах слезы боли и обиды он разглядел своего обидчика -- это был уличный заводила, Фока, сын пекаря. А рядом с ним стоял и его рослый приятель, сын кузнеца.
-- Пошел вон, грязнуля! - крикнул Фока, пнув один из лежавших на земле камней в направлении Трюми. -- Ты нам тут не нужен, мы не играем с нищебродами!
Трюми начал подниматься с земли, одновременно вытирая порванным во время падения рукавом начавшие течь сопли, и тут его сбил с ног новый толчок.
-- Ползи отсюда, червь помойный! - пискнул над над ухом тоненький, как она сама, голос дочки ткача.
Размазывая по лицу грязь, слезы и сопли, мальчик сначала пополз на четвереньках, но затем резко вскочил на ноги и побежал обратно в переулок. Вслед ему полетели залихватский свист мальчишек и камни. У детей не ушло много времени, чтобы переключиться с поленьев на живую мишень. Игра стала еще интереснее и веселее.
Вечер в доме дровосека прошел тяжело. Разумеется, сначала отец отругал мальчишку за потерянный хворост.
-- Трюми! Ты хоть понимаешь, что сейчас весна? Хвороста и сухостоя почти нет! Все за зиму сгнило! Да и покупают товар неохотно, не у всех еще зимние запасы кончились! Ты же не хочешь, чтобы нам пришлось затянуть пояса до осени?
-- Прости, пап... - опускал глаза ребенок, стыдясь сурового взгляда отца.
Впрочем, отец остыл очень быстро. Правда, он не забыл в качестве наказания отправить его делать всякие мелочи по хозяйству.
-- Да, раз мужскую работу ты не сделал, то сделаешь женскую. Эй, стой! Ты воооон там кусок паутины пропустил! - читал ему мораль отец, наблюдая за процессом уборки. - Тряпку сполосни, ты больше пачкаешь!
-- Она чистая! - пискнул в ответ Трюми.
-- Чистая... Голова у тебя от мыслей чистая! Вот кто тебя заставлял к деткам богатеев в игру лезть? Что они сами бездельники, что дети их. А нам, честным людям, и руки не подадут. - Забыв, что он в доме, отец чуть не сплюнул на пол, но жена вовремя пресекла это, иначе работы по дому у Трюми бы прибавилось.
Впрочем, за ужином, который жена готовила во время воспитания Трюми, отец подобрел. Но желание читать мораль у него все равно не прошло.
-- Вот помнишь, Трюми, сказку про Малахитового Змея? Помнишь? - говорил он, наворачивая похлебку.
-- Да, пап... мальчик работал на Змея, и тот его не съел, а наградил... - отвечал ребенок, не поднимая глаз от миски. Несмотря на свой возраст, он подозревал, что сейчас последует мораль. И он был прав.
-- А помнишь, что со вторым мальчиком случилось? Который ленился и игрался?
-- Змей его проглотил...
-- Воооот! Понял теперь, про что сказка? Тебя, конечно, никто не проглотит... Но завтра чтобы без баловства, понял?! - тон отца был больше шутливым, но в серьезности его слов сомневаться не приходилось.
-- Да, пап... - только и оставалось кивнуть Трюми. Впрочем, от дальнейших придирок его спасло то, что мать принесла травяной отвар, и у отца нашлось занятие поинтереснее. Уж очень он любил этот отвар.
Трюми вместе с отцом шел из леса, когда это произошло. Какой-то рокот пролетел над пустынными улицами городка. Отец остановился на миг, прикидывая источник звука, поправил дрова, привязанные за плечами, и двинулся в сторону центра города, к площади. Трюми едва поспевал за идущим широкими шагами отцом, но не роптал. Не роптал, так как улицы города были пусты, а шум, раздававшийся с площади, пугал своей громкостью и многоголосьем.
Наконец, следуя за шумом, они вышли на площадь перед городской ратушей. Теперь стала понятна причина пустоты улиц -- все горожане были здесь. Они заполняли собой всю площадь, люди стояли так плотно, что невозможно было рассмотреть камни старой булыжной мостовой.
На высоком крыльце ратуши, возвышаясь над бушующей толпой, словно на помосте, стоял градоправитель, одетый в нарядный пурпурный камзол. Рядом с ним стоял светловолосый человек, одетый в белые рыцарские одежды с гербом, изображавшим вставшего на дыбы единорога. Градоправитель тщетно пытался перекричать бурлящую и галдящую толпу. Над головами рыцаря и градоправителя, над входом в ратушу, колыхалось на легком ветру черное знамя с вышитым по центру красным драконом.
Градоправитель кричал и жестикулировал, но не вызывал никакой реакции у перевозбужденных горожан. Рыцарь шагнул вперед, рукой отодвинув его в сторону, а затем хлопнул в ладоши у себя на головой. Раздался резкий грохочущий звук, похожий на раскат грома, а меж его ладоней на мгновение сверкнул нестерпимо яркий свет. Толпа, ошарашенная произошедшим, затихла, чем не преминул воспользоваться градоправитель.
-- Тише, тише! Я сказал не все! - воскликнул он, замахав руками. - Аластар Красный Дракон не просто увеличил налоги, как в прошлом году! Он присвоил, вопреки его собственным законам, и те деньги, что были собраны на городские нужды!
Голос градоправителя утонул в возмущенном и неистовом реве толпы. Рыцарю вновь пришлось хлопнуть в ладоши, чтобы успокоить горожан.
-- Поэтому, друзья мои, у нас нет иного выхода, кроме как сбросить ярмо этого кровопийцы! Отныне мы не будем платить дармоедам и лжецам!
Голос градоправителя снова был перекрыт ревом толпы, но теперь это был клич радости и свободы, выражавший всеобщее одобрение. Из толпы раздавались отдельные выкрики, суть которых можно было выразить одним-единственным словом:
-- Долой!
Рыцарь, задумчиво улыбнувшись, посмотрел на реакцию горожан, а затем подпрыгнул на месте и, ухватив рукой край полотнища знамени, сорвал его и бросил на землю, под ноги толпы. Толпа ликовала.
Отец-дровосек весь вечер был беспокоен. Его раздражала любая мелочь, он стучал тяжелым кулаком по столу и грозно рычал по любому поводу и без оного.
Трюми, разумеется, это не нравилось. Подууумаешь, опрокинул полчашки воды на пол. Да она сама собой еще до заката высохнет! Чего ругаться-то?
В конце концов мальчик просто-напросто убежал на улицу. А что ему еще оставалось делать? Тем более, тут, на улице, и поиграть можно, не то что дома.
Он не успел пройти и квартала, как увидел выходящих из-за угла детей, еще вчера метавших в него камни. Сын кузнеца при виде Трюми весь подобрался, явно собираясь начать драку.
-- Эй, друг, постой! - дернул кузнецкого сына за рукав их заводила, сын пекаря. А затем обратился к уже собравшемуся дать деру Трюми -- И ты постой. Не обидим.
Трюми посмотрел недоверчиво на улыбающегося ему заводилу, но все-таки остановился. А сын кузнеца застыл, нахмурившись. На его лбу словно было написано: "Подождите, я думаю". По его тупому выражению лица было видно, что он никак не может взять в толк, почему их "вожак" вдруг сменил гнев на милость.
-- Мы тут собираемся поиграть в рыцарей, хочешь с нами? - продолжил Фока, убедившись, что Трюми не собирается сбегать от них.
-- В рыцарей? - с сомнением в голосе протянул Трюми.
-- Конечно, в рыцарей! - положил руку на его плечо заводила. - А тебя мы самым главным сделаем!
-- Правда? - с надеждой в голосе вздохнул Трюми.
-- Правда-правда! - закивал заводила, потащив Трюми за рукав. - Мы же вчера с тобой плохо поступили. Мы не хотим, чтобы ты на нас обиделся, ты же славный парень! - Улыбка пекарского сына прямо-таки излучала тепло и располагала к владельцу.
Тоже заулыбавшись, Трюми пошел вместе с остальными детьми. Вскоре они, весело гомоня, вывалились пестрой толпой к тому самому заброшенному дому, возле которого играли вчера.
Дети, и Трюми в том числе, расхватали себе палки, которые должны были служить "рыцарям" "мечами". В той куче палок и веток, которая послужила им "оружейной", Трюми без удивления узнал забытую вчера в переулке вязанку хвороста. Дети понакидывали себе на плечи всякие тряпки и большие платки, подражая рыцарским плащам и гербовым накидкам. Но не успел Трюми попросить накидку и для себя, как к нему подошел заводила со свертком в руках.
-- Вот, погляди, что у меня для тебя есть! - воскликнул он, разворачивая сверток. По ветру заструилась дорогая черная ткань, а в середине полотнища алело изображение дракона. Да это же знамя, сорванное с ратуши!
Заводила накинул стяг на плечи Трюми, отошел на полшага, оценивающе посмотрел на результат, склонив голову, а потом достал из кошеля на поясе серебряную застежку-фибулу. Ох, что это была за застежка! Она изображала собой свернувшегося кольцом змея, а глазом змею служил маленький, но яркий, самоцвет. А булавка, которой скреплялась ткань, выглядела как крохотный меч, пронзающий змея.
Поправив складки на плечах Трюми, Фока скрепил фибулой края ткани, превратив стяг в плащ. Он снова отошел на полшага и гордо подбоченился, явно довольный созданным его руками образом.
-- Вылитый Красный Дракон! - сказал он с большим пафосом, а затем, "обнажив" свой клинок-палку, продолжил: - Выходи на бой, злодей! Отдай нам наши деньги!
Другие дети тоже подняли свое "оружие" вверх в воинском салюте и издали что-то, долженствующее изображать боевой клич. Но с их писклявыми голосами получилось больше похоже на ржание укушенной слепнем в зад лошади.
-- Ты хочешь сокровищ? - подыграл им Трюми. - Я зарублю вас всех, и заберу себе еще больше богатств!
Над переулком повисли веселые детские вопли и перестук деревяшек. Трюми отражал атаки "рыцарей", не забывая время от времени совершать ответные выпады. Впрочем, это было несложно, ведь в своих играх дети, как правило, пытаются поразить не самого противника, а его оружие.
Казалось, что все хорошо -- веселые дети, хорошая игра, но в какой-то момент все переменилось. Стих смех, а "боевые кличи" превратились в озлобленные угрозы. Но наивный Трюми заметил перемену, только когда сын кузнеца ударил его по пальцам, выбив из них палку. Трюми согнулся от острой боли в кисти, баюкая пострадавшую руку, как ребенка. Боль была такой сильной, что он даже не заметил, как его сбили с ног.
Но то, как его начали бить и ногами, и палками, он, разумеется, не почувствовать не мог. Он свернулся калачиком, стараясь сжаться, стать как можно меньше, а весь мир вокруг него превратился в сплошную боль. Он плыл в этом океане боли, как судно в шторм, а сквозь красную пелену, заполонившую его сознание и заслонившую все вокруг, пробивались полные злобы голоса.
-- Злодей!
-- Отдай наши деньги!
-- Вор, грабитель!
А следом летели все новые и новые удары. Трюми для этих детей превратился в олицетворение бывшего господина этого города. Злоба, вышедшая из их родителей на городской площади, выплеснулась из детей бурным потоком.
Но внезапно все стихло. Все звуки перекрыл чей-то мощный рокочущий голос:
-- Прекратить!
Трюми приподнял голову и через слезы, замылившие его взор, увидел приближающийся к нему силуэт. Через несколько шагов силуэт перестал быть размытым и превратился в высокого мужчину в черной рыцарской накидке и в красном золоченом поясе. Дети раздались в стороны, и рыцарь, подойдя, склонился над Трюми.
-- Я отнесу тебя домой, малыш, - сказал рыцарь, поднимая его на руки. - Ты только покажи, в какую сторону идти.
Но Трюми молчал. Трюми растворился в блаженном забытье.
В дверь кабинета градоправителя требовательно постучали. Потом, не дождавшись ответа, постучали еще раз. Потом еще сильнее. А затем постучали так сильно, что дверь кабинета открылась внутрь, хотя она должна была открываться наружу.
Рыцарь в черном зашел внутрь и швырнул на стол к ошарашенному хозяину кабинета грязную тряпку, еще недавно украшавшую собой ратушу, а после служившую плащом для Трюми.
-- Объясняй! - коротко и резко сказал рыцарь.
Толстые щеки градоправителя от испытанного гнева почти сравнялись цветом с его пурпурным камзолом, но сказать в ответ он ничего не успел, так как в кабинет, положив руку на рукоять меча, вошел рыцарь в белом.
Черный рыцарь развернулся ему навстречу, но не притронулся ни к мечу, ни к кинжалу, висевшим по разные стороны его пояса. Какое-то время они молча стояли друг напротив друга. Молодой, светловолосый и голубоглазый рыцарь в белом сверлил взором рыцаря в черном. Ответом ему служил безучастный, спокойный взгляд его старшего товарища по рыцарскому сословию. Его короткие, темные, с небольшой рыжинкой, волосы были неподвижны, в то время как длинные светлые локоны рыцаря в белом, казалось, жили своей жизнью, шевелясь от гнева. Но на деле, разумеется, шевелил их ветер-сквозняк, задувавший через окно в открытую дверь кабинета.
Рыцарь в черном огладил свою короткую бороду, ухмыльнулся и первым разорвал заполнившее комнату молчание.
-- Ну что же, так и будем стоять? Или вы, благородный господин, соблаговолите высказать мне причину своего не менее благородного гнева? - сказал он и ухмыльнулся еще шире.
-- Для начала вам стоило бы представиться. А потом объяснить, почему вы вломились сюда! - гнев во взгляде светловолосого рыцаря не угас, но руку с оружия он все же убрал.
Услышав эти слова, рыцарь в черном отвесил шутовской поклон.
-- Вы видите на мне герб? Нет? Так ведь я здесь инкогнито! Можете считать, что я принял обет, и покуда он не будет выполнен, можете звать меня, как сочтете нужным. Хоть Черным Рыцарем, хоть Красным Поясом! - и улыбнулся, уперев правую руку в этот самый пояс.
-- И что же привело такого таинственного господина сюда? - рыцарь в белом тоже улыбнулся, но недобро.
-- Причина лежит на столе -- махнул в ответ рукой Черный Рыцарь в сторону так и не вымолвившего ни слова градоправителя.
Градоправитель прервал повисшую тишину нервным стуком пальцев по столешнице, а затем прервал ее еще раз, уже голосом.
-- Наш город был вынужден сменить покровителя. Красный Дракон не только увеличил налоги, но и присвоил себе городскую казну. Теперь мы платим за защиту не ему, а вот этому благородному господину -- кивнул он в сторону светловолосого.
Черный Рыцарь на несколько мгновений растерялся, а затем пристально посмотрел в глаза градоправителю.
-- Вы должны понимать, что он это так не оставит. Клянусь первородным огнем, немало бед я испытал из-за его дурного, пламенного нрава! - сказал он, поднеся правую руку к груди.
Светловолосый рыцарь приблизился к нему.
-- Я -- Астариэль Алкаллинид. И похоже у нас есть общий враг - сказал он, и солнечные лучи, падающие в окно, заставили засиять вытканного золотом единорога на его груди.
-- Общий враг? Его враги долго не живут, даже такие, как ты, потомок Белого Единорога! - похоже, что Черный Рыцарь отлично знал, что означает этот символ.
-- А ты сведущ! - улыбнулся в ответ светловолосый.
-- Несмотря на всю мою осведомленность, я кое-что не понимаю, а именно -- вашу беспечность... - Черный Рыцарь тоже улыбнулся, но только уголками губ.