– С молодым “по колено”, так с молодым! Нам, что подтаскивать, что оттаскивать, лишь – бы пыли меньше было! – Толик смачно выругался, очередной раз, подтвердив, что он на дружеской ноге с не стандартным лексиконом. – Годидзе! – ещё раз снисходительно произнёс почти бордовый Толик. В этот момент лицо его было похоже на большой перезревший помидор. – Но, условие, играем на вынос «параши» (то есть большого ведра, мирно стоявшего в углу и к этому времени, наполненного доверху отбросами от пиршества).
Договорились считать победителем того – кто выиграет две партии подряд. За новичка «болел», судя по дискуссии, почти весь взбодрённый «нарзаном» коллектив. Перед началом тура Толик принял призовую дозу и небрежно передвинул свою белую пешку по центру. Он заранее чувствовал себя победителем и от этого играл очень небрежно. Но, уже после нескольких ходов, лицо его стало похоже на фиолетовый помидор, так как ситуация для белых сложилась плачевная.
– Говорят, вы из цыган? – поинтересовался Оскар.
– Верно, говорят!
– На вашем месте я бы сдался. – предложил Оскар Толику.
– Это ещё почему?
– Потому что цыганский шахматист считает, что партия проиграна, когда он теряет обоих коней.
Гроссмейстерские мысли у Толика не проявились и первая партия, на всеобщую радость болельщиков, им была быстро и позорно проиграна. Во второй партии Толик использовал весь свой умственный потенциал, но вероятно первый раз осознавая, что эта игра требует более серьёзной теоретической и трезвой подготовки. Он каждый свой ход сопровождал пятистопным матом, но агония продолжалась также недолго и закончилась с тем же плачевным результатом для “шахматного гиганта местного разлива”. И «пупырю», по его собственному признанию, в первый раз в этой должности, пришлось выносить им же предложенный “приз”, под смех и улюлюканье раскрасневшихся болельщиков! Но это бригадира задело за живое. И он предложил сыграть ещё «партиечку» на «наряд». То есть, если проиграет новичок, то все, кроме него, идут на станцию разгружать платформы с речным песком. А если выиграет молодое «по колено», то самый выгодный наряд на завтра он отдаст молодому и его напарнику Беспалому. Так он назвал коренастого парня, у которого на правой руке не хватало двух средних пальцев, но который очень страстно жестикулировал в поддержку молодого грузчика.
Беспалый, – это исключение из нормальной жизни. А в мат плане Беспалый для грузчиков был “вундеркиндом”.
Вообще, начало беды этого времени состояло в том, что мат среди определённых групп населения уже перестал являться исключительно шахматным термином. По информации дальних родственников и по собственному признанию Беспалого…, он прошёл курсы “спец материнства”, не отрываясь “от производства” (т.е. от груди матери) присосался к значительным дозам алкоголя, насыщенного никотином, а также через её молоко легко научился – материться, пить и курить одновременно!
День своего совершеннолетия Беспалый отметил «с друзьями» в новом отрезвителе. За своё сквернословие в общественных местах, по его признанию, он неоднократно «награждался» пятнадцатидневными суточными. А за временное тунеядство, его чуть было не отослали осваивать земли за сто первым километром от Столицы. К счастью, он вовремя успел устроиться в издательство Рашпиль. Но, устроившись грузчиком, держался за работу, хоть она его порой так выматывала, что к вечеру он, забывал все скверные слова.
– Пока, … – говорил Беспалый, – только малая часть из народа понимает, что народный мат, зародившись в его недрах, вышел из народа. Поэтому в обозримом будущем с молоком матерей устойчиво войдёт и в его будущих руководителей!
И действительно, под воздействием стихийно возникающих временных обществ «на троих», и их творческой пропаганды мата, под дозу на «сугрев» в подъездах и других тайных для дружинников и милиции местах, он стал замечать положительные сдвиги в сторону своей идеологии отдельных экземпляров из народных масс. А под влиянием собственных сдвинутых идей, а также «знаний» почерпнутых из обрывков фраз черновиков и прочих бросовых материалов, которые ему часто приходилось вывозить на свалку из Рашпиля, в голове Беспалого зародилась мутная мысль о необходимости написания словаря по народному мату.
Развивая эту мысль дальше, он даже умудрился написать несколько статей типа… «Развития кретинизма в эпоху дебилизма!», «Мат спасёт мир!», «Луч мата в мировой культуре», «Мать вашу так…» и «Без мата жить нельзя на свете, – нет!» И …очень удивлялся, почему его «творения» не спешат печатать.
– Странно, почему-то не печатают! Да…! Видимо до демократии у нас ещё далеко!…
Но продолжил надеяться на «положительные» сдвиги идеологии Рашпиля и регулярно «ходить в народ» под девизом «на троих».
Итак, бригадир и грузчики ударили по рукам! Снова разыграли, кто будет играть белыми. И на сей раз повезло Толику!
– Вот оно знаменье свыше! – произнёс он и, видимо для концентрации шахматных мыслей в голове, «принял на грудь» перед «атакой» свои «фронтовые» сто грамм, но по привычке или от волнения опять забыл закусить. А вообще «пупырь» придерживался теории: закусывать, – только продукт портить!
Но дополнительная «фронтовая» доза помогла продержаться Толику лишние тридцать минут, и выгодный наряд под одобрительные возгласы заинтересованных болельщиков «перекочевал» из кармана бригадира в карман Оскара! «Ледяной» наряд действительно мог быть выгодным, но при условии, если вам удавалось подогнать вплотную к пятиметровому льду задний борт грузовой машины и несколькими ударами в одну точку специальным ломом с резиновым набалдашником по поверхности льда отколоть ледяную глыбу, и … машина по борта наполнялась кусками льда!
* * *
Наутро Беспалому и Оскару распорядитель указал место, где можно брать лёд. Место было «девственным» и, чтобы очистить от покрывавших его опилок и толи им пришлось немало потрудиться. После двух часов упорной работы лёд засверкал на солнце. Казалось, ещё мгновенье и денежки в кармане. Но, когда они подогнали к отвесной ледяной стене задний борт машины, чтобы наполнить кузов сверкающим льдом, неожиданно появился главный завхоз Рашпиля, Блюмкер, и сообщил «радостную» весть, что его заместитель – это место указал ошибочно. И, что нужное место вон … там, где предыдущие ребята якобы из их бригады не подровняли основанье льда и это придётся сделать им, иначе льда они не получат!
– Пошёл я на, … а ты за мной! – закричал «Беспалый» и тут же стал вспоминать «мать, лядь» и других ближайших родственников и знакомых Блюмкера, используя при этом термины, не вошедшие в словарь «Даля». Он «художественно» (от слова худо) переходил с белого мат стиха на «материзованный двустопный ямб» и хорей, а затем обратно. Но его насыщенная не стандартная и страстная речь не возымела должного действия, так как «беспалый» не знал, что Блюмкер, став начальником, тут же стал глух к «гласу народа».
– Можешь лаяться сколько угодно, я всё равно «непокабелим». – сообщил ему главный завхоз Рашпиля.
После ещё двухчасовой «творческой» работы ломами и интенсивного потоотделения на новом поприще стена льда стала почти отвесной.
В это время снова появился Блюмкер в блестящих, светло-коричневых сандалиях на босу ногу и стал бегать перед ледяной стеной, давая свои «бесценные» указания:
– Подровняй здесь! Ударь там!
Беспалый не выдержал и обратился с яркой и пламенной речью с пятиметровой ледяной «трибуны» к «ледяному бугру»:
– Слушай, мать твою! В хвост тебя и в гриву! Ты своими баретками нас ослепил! И вообще, у нас от тебя, пряха муха, в глазах рябит! Тебя что, пальцем делали, и не учили соблюдать технику безопасности или ты, пидермэн, о ней, не слыхал…?
И так минут на двадцать… Блюмкер спокойно выслушал эту яркую и страстную речь, и в ответ только произнёс:
– Слушай, ну что же у тебя в разговоре мат через каждую секунду?
– А у меня чаще не получается!
– Ну, всё равно! Я начальник, ты – дурак!
– Ну, смотри хрен отмороженный! Сорвется лом «и падёшь ты …чудак (на другую букву), дрючком припэртый»! – неожиданно Беспалый озвучил свои познания в Украинской поэзии.
– Нэ, … мимо пришпандорит вин! – как бы дразня, отозвался, гурман чистого льда, Блюмкер.
Но «ледяной бугор», как его окрестил Беспалый, не унимался со своими «ценными» указаниями, продолжая бегать вдоль ледяной сверкающий стены. Вдруг, после очередного удара Оскара, глыба отвалилась, и специальный для колки льда лом с острым наконечником стремительно полетел вниз. В руке, у изумлённого этим обстоятельством, Оскара остался только резиновый набалдашник. Отрекошетив от образовавшегося выступа, лом, стремительно устремился вниз, и, пронзив, блестящий сандаль «Бугра», вошёл почти на половину своей длины в землю.
– Ага! Свершилось! Я же говорил, что будешь ты дрючком припэртый! —
радостно закричал, махая руками и обливаясь потом, Беспалый.
Бледный Блюмкер, лежал на земле, с поднятым как безымянный памятник коленом, раскинув руки и почему-то не возражал.
Уже через несколько дней, следователь констатировал отсутствие состава преступления. И всё же Блюмкеру крупно повезло, так как, полученные по распределительным спискам профсоюза, сандалии на несколько размеров превосходили ногу главного завхоза Рашпиля, поэтому в итоге сильно пострадавшим остался только сандаль. Блюмкеру «поставили на вид», а Оскару предложили, завершить вечернюю школу при Рашпиле, с гарантией направления его вне конкурса на факультет журналистики при знаменитом Университете. Но поскольку Оскара больше тянуло к технике, то он отказался.
– Всё-таки, – размышлял вслух Иванов, выйдя на улицу, – летние курсы «бери больше, кидай дальше» существенно пополнили мой жизненный опыт: – во-первых, курсы способствовали укреплению молодой души и тела; – во-вторых, я приобрёл профессиональные навыки переноски тяжёлых ящиков (узкой стороной к спине), а полу тонные бумажные рулоны научился играючи поворачивать на деревянной щепке в любом направлении; – в-третьих, я уяснил, что «салом» у грузчиков называется не только то, что съедобно, но и любой цветной металл. Узнал, как этот товар под мусором, с лёгкостью фокусника, грузчики умудряются вывозить с охраняемой территории Рашпиля и реализовывать его, имея при этом приличный дополнительный «навар» к зарплате. Да, однажды грузчики даже умудрились реализовать бронзового коня килограмм на триста, изготовленного по спецзаказу, который, правда, после грандиозного скандала грузчикам пришлось тайком вернуть, утащив его обратно с приёмного пункта утильсырья. Приработок, полученный, таким образом противозаконен и, пожалуй, для использования в жизни рекомендован быть не должен; – в-четвертых, узнал, как при «творческом» подходе к спидометру грузовой машины и с учётом её загрузки избыточным весом «меловой» бумагой, можно не отъезжая с места, увеличить количество ездок от Рашпиля до Южного порта с шести до восьми. Так грузчики, без обильного потоотделения, могли на одну треть увеличить свою сдельную зарплату; – в-пятых, я убедился, что баранка грузового авто для «водили измученного нарзаном», как спасательный круг: – пока держится за неё, – почти трезвый, а как только отпустил, всё… – упал! – в итоге осознал: «жизнь не шахматы, … здесь одного мата мало!» А главное, после различных упражнений с тяжестями, меня теперь неудержимо потянуло к умственному труду.
* * *
Как стало известно от предков и учёных – труд вообще, а умственный, в частности, преобразил обезьяну в человека, но так как с незапамятных времён человечество стремилось облегчить свой труд и обеспечить себе наилучшее существование, то следует признать, что всего за несколько тысяч лет человечеству, это удалось. Так в начале своего пути оно из подручных средств соорудило топор, молоток и прочие необходимые орудия труда, для производства средств – производства и нападения. Но уже в более осознанные периоды своего существования, человечество с успехом разрабатывало, на базе новейших комплектующих, более совершенные механизмы, для создания средств защиты и самоуничтожения.
* * *
Руководствуясь этими историческими фактами и своим душевным порывом, Оскар переместился из плазывого отделения в отдел автоматизации. В отделе автоматизации, работая над глобальным проектом «автоматические склады», Оскар во всей красе начал познавать науку инженерно-технического работника. Над этими и другими многочисленными вопросами автоматизации на уважаемом предприятии города «Н», вместе с ним в поте лица своего, трудился многочисленный молодой коллектив во главе с руководителем генерального проекта автоматизации предприятия Осланом Ослановичем Козёловым. Коллектив под его руководством регулярно брал соцобязательства по завершению проекта, но с такой же регулярностью не выполнял их. Корнем зла такого положения, по мнению Ослана Ослановича, являлась регулярность поступлений в его подразделение новых комплектующих, стимулирующих его творческую мысль. А коллектив, как не странно, придерживался противоположного мнения, считая, что основной виной тому являлось навязчивое стремление «Козла», как величали его коллеги, угнаться за своей, постоянно ускользающей, творческой мыслью стремясь к бесконечному усовершенствованию уже отработанных узлов. Остановиться на каком-либо варианте он не мог, да и не желал. И поскольку в каждый новый вариант он вкладывал всю свою душу, то все варианты ему были дороги, как дети, то ни от одного из них он отказываться не планировал! А посему, на вопрос большого начальства…
– Почему не выполняется план?
Он неизменно отвечал:
– Нас мучат варианты!
И только на двух направлениях этого большого проекта наблюдалась устойчивая тенденция к завершению: это автоматические склады и автоматизация фрезерных станков (копиров). Над первым проектом трудился Оскар, а над вторым колдовал молодой, кудрявый, но уже с талантливо лысеющими задатками правильного черепа и просветом на макушке, Витоха, – инженер «механизмов и человеческих душ». Что же касается человеческих душ, в частности женских, на чьих подушках и оставались «умные волосы» специалиста, то свои «профессиональные» навыки в этом направлении он оттачивал на многочисленных пляжах и водных просторах Клязменского и Пироговского водохранилищ. Кстати, там же он дополнительно подрабатывал, т.е. «халтурил», в выходные дни по совместительству, спасателем.
Сегодня Витоха «идеологически» обрабатывал на водных просторах какую-то новую блондинку, уговорив Оскара, в случае чего подстраховать его на работе. И вот Оскар сегодня, вместо Витохи, в качестве «скорой помощи» был вызван в цех для приведения «в чувство» автоматического фрезерного копира по изготовлению магниевых крыльев. Открыв дверь в цех, он сразу окунулся в знакомый мир шумов. Цех был огромный, а шум как на аэродроме, радовал душу рабочего подростка. Одна четвёртая этой «музыки» была наполнена шумами клепальщиков, на другие две четверти шумов претендовали токарные станки больших диаметров, а оставшуюся часть заполняли различные сверлильные и фрезерные станочки. Лавируя между станками и шумами, Оскар продвигался к намеченной цели. Неожиданно перед ним у огромного токарного станка нарисовался Моня Мулерманов. Моня был скромный, теплолюбивый и любви обильный человек, как говорят – «метр с кепкой», но очень обожающий высоких женщин (иногда согревающих его в холодную погоду) и славу, но ещё лучше его трепетную душу согревали деньги.
– Ти далеко двигаешь? – прокричал Моня, при этом подпрыгнув, чтобы направить звук в ухо Оскару.
– Да надо один автоматик на путь истинный направить!
– И эта пгоцедуга надолго?
– Пока не знаю. Но может и надолго. А что?
– Если надолго, тогда хо-го-шо!
– Что же в этом хорошего?
– В этом случае ти смогишь помочь трудолюбивому габочему классу и его многочисленной семье!
– Чувствую, что ты какую-нибудь девицу надумал охмурить!
– Вегно! А как ти догадался?