Пропавшая
Пропавшая
От миски вареников шёл ароматный пар. Каждый комочек теста, пухлый, горячий, с блестящей плёночкой сливочного масла, говорил: бери меня, я твой, самый лучший, остальные не чета... И никак было не понять, что внутри, пока не попробуешь - грибы ли, вишенка, липкое ли пюре с крошёным укропом? Жизнь - как миска горячих вареников...
- Ну, знаешь, если бы ты попросил всё как равный равному объяснить, я бы это прямо сейчас, на пальцах. Ещё лучше - пару схем бы показал, и всё бы на место встало. А так - я тебе не Стивен Хокинг, чтобы просто о сложном рассказывать. Лицом не вышел.
Гарик налил себе в рюмку из бутылки с собачьей лапой на этикетке. Я помотал головой - с дороги в голове стоял такой туман, что и без зелья было тошно. Гарик тем временем насадил на вилку вареник, расставил вилку и рюмку по обе стороны от себя. Приготовился. А приготовившись, удовлетворённо сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.
- Вот только без низостей в отношении коллег по цеху. Пожалуйста. И не надо меня так уж недооценивать - да и себя заодно.
- Ладно, ладно. Что ты знаешь? Что вроде бы чуть не дали Нобелевку по физике каким-то мужикам, и тут же шум-гам поднялся, гадалки с экстрасенсами на баррикады полезли, магистры чёрной и белой магии из всех щелей поползли... Ну, во-первых, мужики скорее биологи, а не физики, так что какой разговор. Во-вторых, не дали - значит, дадут ещё, а не дадут - и не надо. Потому что работа действительно всё на свете переворачивает. Ну, на нормальном свете. - Гарик обвёл взглядом обшарпанную, покрытую столетней сажей кухню.
Всё здесь осталось ровно таким же, как одиннадцать лет назад, когда я уезжал. Та же табличка над въездом в город: "Вяземское - 40 лет!". Та же геометрия построенного по советскому плану научного городка: здесь ряд институтов, приборы, теплицы, здесь парк, здесь аккуратные, только слегка пообтрепавшиеся кирпичики девятиэтажек.
- Если совсем упрощать, для этого явления было вполне подходящее, давно существующее слово. Биополя. Но ты представляешь, какой шум бы поднялся - исследователей бы на смех подняли, хоть они десять премий получи. Поэтому придумали что-то замудрёное, вроде "эрго-тета-волны", или вроде того - я по-английски статью читал, толком не понял.
В нашей квартире всё тоже осталось по-старому. Даже занавески прежние, с выцветшими от времени тюльпанами, разве что недавно постиранные. Видно было, что мама старается содержать всё в порядке, но на большее сил уже не хватало. А Гарику, кажется, большого дела до этого не было.
- Но самое главное-то. Они, конечно, всё это открыли. Что живые организмы, человек в том числе, излучают какие-то там волны, и с чем-то они реагируют сильнее, с чем-то слабее... Вот только что делать с этим, никто пока толком не знает. На сегодняшний день это, пусть и научно доказанная, но всё равно вещь "для своих". Её затем и обнародовали, чтобы кто-то на другом конце Земли подхватил и довёл до ума. Чем, собственно, нормальные учёные и занимаются.
Ставя точку, Гарик опрокинул рюмку в себя, аккуратно поставил её на место, закусил вареником и с наслаждением зашипел - горячо.
- Погоди, ты же, кажется, чем-то подобным у себя занимаешься? Можешь рассказать подробнее? Даже название кафедры твоей...
Покрасневшее было от удовольствия лицо Гарика тут же посерело.
- Так вот ты здесь зачем. Сенсацию пришёл ловить, столичная штучка?
На кухне повисла тишина. Стало слышно, как за окном забивают сваю на стройке, а в дальней комнате бормочет телевизор: мама смотрела восьмой сезон чего-то, что я не хотел уточнять.
- Пуганый какой стал. - И Гарик рассмеялся, одновременно доставая из-под стола бутылку. Я снова хотел отказаться, но в конце концов махнул рукой, и узорная, из фамильного сервиза рюмка, сестрица первой, встала на мою сторону стола. - Но рассказать и вправду нечего. Не водятся у нас тут сенсации. "Чем-то подобным занимаюсь"? Да нихера мы там не делаем, прости Господи. Понимаю, я интеллигенция, представитель академического мира, но... Бля. Как работали на советском ещё оборудовании, так и работаем. А новый проект, что это? Деньги. А "денег нет, но вы..."
Сложенная из научных терминов, названий конкурирующих институтов и мата, тирада продолжалась добрый час, с перерывами на доливания и заедания. Вторую бутылку мой старший брат, как "представитель академического мира", брать не стал, - но чтобы излить душу, с лихвой хватило и одной. У него было всякое на это право: захудалый ст.науч. сотрудник захудалого НИИ в захудалом городке, славившегося теперь разве что пасторальными среднерусскими видами, но никак не прорывами в науке. Гарик говорил, а я, повинуясь журналистскому инстинкту, слушал, почти не вмешиваясь, только поддакивая и поддерживая разговор. Вареников с вишней оказалось больше всего: мама помнила, как я люблю.
Под конец трапезы я на цыпочках вышел в нашу старую комнату и вернулся со своим рюкзаком. Совсем слегка пьяный, но уже вполне спокойный Гарик посмотрел на него без особого интереса.
- Говоришь, никаких у тебя новостей про биополя? Тогда план "Б".
- Ты что, правда сюда работать приехал? А я-то думал: полгода родных не видел, соскучился...
- Да нет, не работать. Но нужно же мне здесь чем-то эти три дня заниматься, а то от скуки взвою. Вот только если бы ты мне ну хоть что-то об "эрго-тете" рассказал, оно ещё могло бы куда-то пойти, а это - так, развлечение. - И я достал из кармана портфеля объявление.
Гарик вздрогнул от неожиданности, потом неторопливо, отупело изучил листовку. Не лучшие дни переживал мой братец: он всегда был умнее меня, а теперь, кажется, одной бутылкой и успокаивался. После третьей он, конечно, жаловался на жизнь, но благодушно так, будто рассказывал давний страшный сон. А тут снова - глаза остекленели, Я положил объявление на стол.
- Помнишь её?
- Да помню, конечно. Если бы и не помнил, это по всему городу висит. Уже давно. А ты решил в "скандалы, интриги, расследования" податься?
- После того, как у меня в прошлый мой приезд тут паспорт украли, почему бы и нет. В любом случае, как я уже сказал, это чистое развлечение, шансов сделать из этого годный материал ноль. Похожу, поспрашиваю, ноги разомну. Так что, ты сам об этом деле что-нибудь знаешь?
На следующее утро я вышел на охоту. В кармане куртки, сложенное вчетверо, лежало вчерашнее объявление - размноженный на старом принтере рукописный листок со вкленной фотографией. Впрочем, забудь я его дома, это не было бы проблемой - подобные же листки наводняли город, смотрели с каждой доски объявлений, с каждого столба. Света Белкина, кажется, решила нарушить здешнюю традицию и со школы изменилась существенно: бледное лицо одноклассницы на фотографии осунулось и выцвело, на брови появился блестящий пирсинг, а на место чёрного каре пришли завязанные в пучок дреды. Объявление о пропаже было написано корявым старческим почерком: ушла и не вернулась, дата двухнедельной давности, без видимой причины, совершенно здорова, вознаграждение, просьба звонить... Я сразу позвонил. Трубку взяла старая женщина с тонким, каким-то плаксивым голосом.
- А-а, Митя! Заходите, да, непременно... Вопросы будете задавать? Давайте, давайте, привыкла уже...
Иногда, чтобы заслужить доверие, достаточно просто учиться в нужном 11 "б" классе Вяземской общеобразовательной. Виктория Павловна встречала меня чаем, печеньем в вазочке и сбивчивым рассказом о заботах последних дней. В своём горе она, кажется, уже освоилась - как родственники накануне похорон, когда, кроме хлопот, внутри ничего не остаётся. Едва я открыл рот, как она чётко, словно по бумажке, сама ответила почти на все мыслимые вопросы. Да, весёлая была девочка, нормальная, ничего особенного. В последнюю неделю-две перед пропажей и того веселее. В супермаркете работала, да, на кассе, единственный в городе супермаркет открылся, и она там. Был кавалер, да и не один, наверное, не пересчитаешь у вас нынче, да дети такие пошли. Домой их не водила - и то спасибо. А как пропала - в милицию, и объявления расклеить, на всякий случай, сама писала, сама ходила, клеила...
Когда я наконец отвязался от бедной женщины, стоял уже белый день. В Вяземском и в октябре месяце было приятно просто пройтись на свежем воздухе: весь усаженный деревьями центр города утопал в золотом и алом. На главной улице компанию мне составили старики и отчего-то многочисленные здесь мамы с колясками. Правду Гарик говорил о "нормальном свете". Казалось, сюда, кроме айфонов, в последние десятилетия не попадало вообще никакой технологии, не говоря уже о каких-то там революционных открытиях в биологии, или физике, или какая разница ещё в чём. И, что самое интересное, я только что сам приехал - а вся эта наука и мне уже начала казаться чем-то далёким и неважным. Вот уж магия места.
Ира Зайцева, лучшая подруга Светы, жила в кирпичной пятиэтажке вниз по склону. Слегка заторможенная, с крупными чертами лица девочка, которую по не понятной мне до сих пор причине выбирали королевой всех без исключения школьных балов. Десяток лет спустя я ожидал увидеть её какой угодно - только не поправившейся на столько десятков килограммов. Лицо, ноги, живот будто надули насосом для шариков и узлом завязали дырочку. Ничуть не удивляясь нежданному визиту, толстая Ира открыла мне дверь, молча развернулась и прогрохотала на кухню. Не успел я подумать, что в этой квартире - довольно ухоженной по сравнению с предыдущими - я окончательно лопну от чая, как из-за кухонной двери щёлкнул ключ пивной банки.
- Ну да, дружили мы с ней. Да кто её знает, куда делась, побесится - вернётся. Это ж Светка. Курить будешь?
Макияж на лице королевы красоты был фантазией на тему готики и американских индейцев. Всё глубже погружаясь в клубы дыма, она короткими фразами рассказала всю жизнь Светки Белкиной, в которую была не вхожа её мать. Удивительно, но и в этом захолустье были свои неформалы, своя ночная активность, по мере взросления переходящая в обычную бытовуху. Я после школы счастливо сбежал на столичный журфак - а у тех, кто остался, подростковые развлечения типа "пива за спортзалом" никуда не делись, просто эволюционировали. Более крепкое стали пить, более весёлое курить, несколько реже менять партнёров, кто-то завёл семью и "отвалился", - вот и всё. Последнего светкиного звали Джас; я его не знал, но, видимо, в ближайшие два дня встретиться нам было заказано. Правда, с ним она тоже рассталась, за добрый месяц до того, как пропала. "Посрались, как обычно, из-за ничего, но сколько уже можно". Нет, полиция к ней не приходила. А зачем - понятно же, свалила оторва из города, и ищи её теперь. Мамаша перепугалась, так то мамаша... Говорила королева так, как будто у неё в органах были по крайней мере знакомые.
- Она... жалко, если она... того, - расчувствовалась под конец Ира. - Она не такая, как это... говно, вся эта пьянь подзаборная. Я тоже девка как девка, а она... что-то в ней было. Что-то искала, но сама не знала, где. Йоги там всякие, тайчи - бралась и бросала через месяц, всё как будто не то. "Надо что-то значить. Чтобы кому-то в этом сраном мире было до тебя дело." Вот что она мне говорила, а потом... Лишь бы она и вправду сейчас была где-нибудь в Нерезиновой, поступила бы в свой арт-колледж, как собиралась...
Истекая смешанной со слезами косметикой, Ира проводила меня до двери. Кажется, она даже не поинтересовалась, зачем мне было всё это знать. Я спускался по провонявшей котами лестнице и думал, как всё могло случиться. Уставшая от однообразного, грязного быта, от мерзкой работы, от бессмысленности происходящего, ушла куда-нибудь за линию города с бритвой или с таблетками, как сейчас любят... Я живо представил эту картину и тут же отругал себя за сентиментальность. Конечно, могло быть и так. Но только лишь того, что я знал, для подобных красочных описаний было мало.
Так или иначе, на душе было тяжко. Будто усугубляя, съёживающийся осенний день клонился к концу. Я зашёл в сумрачную каштановую аллею вдоль дороги, присел на ближайшую лавочку и достал планшет. Палец с сомнением скользнул мимо иконок соцсетей и игры "Третий фрукт", остановившись на новостях. Бряцание оружием во внешней политике, растущие налоги во внутренней, румяные селебрити на красных дорожках... Практически у каждой новости, какой угодно глобальной, был свой "протагонист", один или, реже, несколько человек, о ком на самом деле была речь, чья фотография висела под заголовком. Если вся эта история с биополями была правдой, каждый из них - и из нас - излучал некие волны, которые переплетались, влияли на них самих и окружающих. Но одинаково ли для них и для нас? А если нет, зачем вообще люди стремятся наверх, в заголовки, не это ли ищут?..
После подобных вопросов рука сама потянулась к вкладке "Наука". Первая ссылка в топе новостей вела к статье об этических последствиях открытия "эрго-теты". Удивительно, но я даже знал имя автора: современный не то аналитик, не то философ, с богатым послужным списком речей на "TED" и популярным блогом. "Во второй половине XX века Маршалл Маклюэн ввёл термин "всемирная деревня". Тогда он имел в виду планету Земля в эпоху телекоммуникаций - мир, где, как на селе, все знают всех, где нет секретов, есть только позиции и мнения, и мнений этих миллион. Если связь между людьми мгновенна, время и расстояние во многом теряют смысл, а каждый человек в отдельности владеет знанием всего человечества. Сейчас, полвека спустя, мы подошли к новой черте. И если прежнюю нарекли "всемирной деревней", то нынешнюю, пожалуй, можно назвать "последним городом". Последний - потому что других таких не будет: стирается последняя граница между одним человеком и другим. Телекоммуникации объединяют людей, но лишь тех, кто ими пользуется. То же, что открыли чуть больше года назад в Швеции, делает это, хотим мы этого или нет. Если судить по уже опубликованным данным, человечество связывает одна непрерывная сеть, участники которой зависят друг от друга, изменяют характер своих волн в зависимости от того, с кем находятся в связи. Распространение её нелинейно, никто пока с уверенностью не может сказать, каким образом и в какой момент образуется связь. Кто знает, может, посредством той самой информационной паутины, которую мы строили всё это время? И если так, действительно ли с открытием "эрго-тета" что-то так уж сильно меняется по сравнению с тем, как если бы мы просто заходили в "Википедию" или писали в чат приятелю из Ботсваны? Точный ответ нам дадут только исследователи, но один вывод можно сделать уже сейчас. "Последний город" - потому, что в большом городе мы живём рядом с тысячами, миллионами людей, но ничего о них не знаем, зачастую даже не подозреваем об их существовании. И всё же мы связаны. И я, и вы, и мой воображаемый приятель. У всех нас от начала времён была одна судьба - и так ли важно, что мы узнали об этом только сейчас?"
С приближением ночи ощутимо холодало. Вверх по склону, с реки, подул пронизывающий ветер. Я встал, надвинул на нос шарф, зашагал к дому - и содрогнулся от него, от вчерашнего чувства, пришедшего в том же виде и примерно в то же время суток. Автобус тогда только подъезжал к городу, на соседнем холме в свете фонарей показалась табличка "Вяземское - 40 лет!", а сердце вдруг, без предупреждения, схватила холодная тоска. Снаружи уже мелькали огоньки окон, а я всё не мог понять, откуда оно взялось, такое пронзительное: будто потерял кого-то дорогого, даже любимого, но никак не вспомню, кого. Первое, что я увидел тогда у дверей автобуса - объявление о пропаже на фонарном столбе. Внимательно изучил, свернул и положил в карман.
И сегодня тоже - на каждом фонаре по пути, на каждой хоть сколько-нибудь освещённой стене шелестели листки ксерокопий. Вот уж расстаралась Виктория Павловна. Теперь, куда ни пойди в Вяземском, Света Белкина будто следует за тобой, идёт рядом, даже обгоняя. Кажется, когда-то она мне даже нравилась, но недолго, так, что ещё до выпуска других школьных любовей случилась не одна. Поэтому ближе к ней, чем сейчас, я никогда себя не чувствовал - и на других жителей Вяземского это тоже распространялось. Вот уж странная ирония, она и подозревала, что её желание "что-то значить" исполнится так странно... или подозревала?..