Когда горячие легкие пальцы коснулись лица Саида, он было подумал, что уже попал в царствие небесное, однако в этот миг его неожиданно хлестнули по щеке, затем по другой.
– Очнись, очнись, хабиб! Очнись, счастье мое!
Саид с трудом приоткрыл запорошенные глаза. Над ним склонился не ангел, но и тысяче ангелов он предпочел бы ту, что увидел сейчас.
– Хвала Аллаху, ты жив!
Убедившись в столь отрадном факте, Амина с удвоенной энергией принялась откапывать молодого воина.
– Ты спасла меня, – прошептал Саид, с трудом размыкая уста. – Я уже подумал, что умер.
Глаза красавицы блеснули.
– Да, ты умер и рожден вновь. И эта жизнь не принадлежит храму, она принадлежит мне. Отдохни немного, и мы нынче же отправляемся в Бир-эс-Сабу!
Солнце поднималось все выше, и Саид с досадой глядел на него. Если бы не его нелепое падение, если бы имелся второй конь, они бы давным-давно уже добрались до развалин старой крепости. Но так, ведя коня в поводу, сильно не разгонишься, а значит, они прибудут туда еще не скоро. А солнце припекает все жарче, и воды в кожаной фляге все меньше. Во что бы то ни стало надо отыскать место для привала, иначе… О том, как может быть иначе, он даже и думать не хотел, а уж делиться с Аминой своими опасениями и тревогой и подавно.
Он шел, украдкой облизывая пересохшие губы, стараясь не сбавлять ход, всем своим видом демонстрируя спокойствие и уверенность. Разыскивая место, хотя бы минимально подходящее для привала, он рыскал усталым взглядом по окрестным холмам. Тени от предметов становились все короче, вздымаемый порывистым ветром песок хлестал по лицу, и едкий пот заливал глаза. На счастье, песчаная равнина, казавшаяся бесконечной, сменилась каменистой, и ноги больше не тонули по щиколотку при каждом шаге. Саид молил Бога о каком-нибудь самом крохотном гроте, хотя бы расщелине, над которой можно было бы растянуть широкий дорожный плащ. До старой крепости оставалось немного, но это «немного» еще нужно было пройти.
– Потерпи немного, свет очей моих! – Саид повернулся к Амине. – Скоро у нас будет тень и вода, у меня в запасах есть немного муки – испечем лепешку прямо на камнях. Знаешь, какая это башня? – начал он, чтобы отвлечь возлюбленную от мрачных мыслей. – Ее разрушил сам Искандер Великий. Говорят, в ней скрывался последний владыка Египта. Но укрыться от любимца удачи ему было не суждено. Надеюсь, что нам повезет больше.
– И я надеюсь, – печально отозвалась Амина. Ей, выросшей в уюте под кровом любящего отца, впервые пришлось столкнуться с суровыми испытаниями, и теперь все ее тело ломило от усталости, пальцы рук саднили, и сама идея перехода через пустыню больше не казалась привлекательной.
– Потерпи, любимая, еще немножко потерпи. – Саид отбросил носком сапога пригревшегося на камне скорпиона и вновь поднял глаза. Развитое с детства чувство близкой опасности будто подстегнуло его, он всей кожей ощутил чей-то пристальный недобрый взгляд. – Всадники!
Над вершиной одного из утесов мелькнули фигуры верховых.
– Двое, – испуганно подтвердила Амина.
– Вероятно, трое – один чуть в стороне, настороже. Это наблюдатели, – коротко выдохнул молодой воин, кладя руку на эфес своего дамасского шамшира.
– Чьи?
Саид горестно скривил губы. Определить издали, что за неведомые верховые попались им на пути, было почти нереально. Судя по одежде, они не были франками, но, впрочем, он слышал, что многие франки, родившиеся и выросшие в этих землях, тоже порою рядятся под местных жителей.
– Кто бы это ни был, встречаться с ними нам не стоит. Хорошо, если их только трое, – прикидывая, что он может противопоставить незваным попутчикам, пробормотал Саид.
Возможностей было немного. Если им, паче чаяния, попался навстречу отряд султана или кого-то из вельмож, достаточно показать им перстень кади и объявить, что они здесь по воле лучезарного повелителя. С разбойниками хуже, но и тут есть шанс. На пожитках скромных путников особо не разбогатеешь, а вот приговорить себя к смерти, пролив кровь одного из хранителей, пожелает не всякий. От Красного моря до Средиземного любому известно, что воины пустыни никому не спускают обид и скоры на расправу. Так что можно попробовать договориться.
Куда хуже, если оттуда, с вершины, за ними наблюдали туркопилье – местные жители, поступившие на службу к франкам-крестоносцам. Таким ничего не свято. Предавшие свой народ и веру, они опасны для вчерашних соотечественников куда более, чем заморские рыцари. От тех порою можно ждать милосердия и снисхождения. Эти ограбят и убьют за стертый динар. А тут не динар – тут такая красавица! И, что уж совсем плохо, всякий, имеющий при себе оружие, для них враг безо всяких оговорок.
– Они нас заметили, – жестко отрезал Саид, вытаскивая саблю из ножен. – Если их будет трое, даст бог, я с ними управлюсь, если больше, заклинаю тебя небом и нашей любовью – скачи прочь, я задержу их. А если все будет нормально, прокричу совой – дам знак с этой самой скалы.
– Но, а если… – начала Амина.
Однако юноша не слушал, он глядел на гребень скалы, куда один за другим выезжали одоспешенные всадники. На значках их длинных пик красовался вышитый алый крест в окружении черных птиц, лишенных клювов и лап.
– Скачи! – резко крикнул Саид, прерывая разговор на полуслове, и хлопнул коня ладонью по холке. – Их тут десятки, и это туркопилье!
Саид крутанул шамшир, будто для того, чтобы разбудить клинок перед кровавой трапезой. Недолгой и, вероятнее всего, последней.
– Торопись! – крикнул молодой воин, оглядываясь, и тут же прикусил губу от досады. Кто бы ни вел предателей туркопилье, он хорошо знал свое дело. Позади них из-за каменной гряды выезжал еще один отряд, и у правого плеча каждого всадника красовался нашитый на груди просторной белой туники дышдаши – красный, будто кровавый, матерчатый крест. По слухам, доходившим до святилища, такой нашивали на свои плащи франкские рыцари – последователи некого древнего героя, прозванного, должно быть, по недалеким отсюда землям Галаады Галахадом. Они твердят, что их вождь якобы совершал подвиги в далеких франкских землях, а затем отправился сюда с неведомой, но высокой целью.
Теперь эти головорезы рыщут везде, где только могут, разыскивая тайное наследие своего вождя – какую-то драгоценную чашу, якобы дарующую вечную молодость, исцеление от ран и несметные богатства. За всю свою жизнь он ни разу не слышал, чтобы старики упоминали хоть о чем-то, похожем на такую чашу. Но высокомерные франки и слышать ничего не желали.
Вера заменяла им знание, а сила – разум.
Будь Саид один, он бы еще потягался с этими песьими детьми, доверившись собственной ловкости и быстроте конских ног. Однако в таком положении рисковать было невозможно. Стоит ли говорить, что туркопилье куда более ловкие наездники, чем его возлюбленная, и, как положено волчьей стае, считают жертвой всякого, кто от них бежит. А значит, сейчас главное – не показать испуга. Он свистом подозвал коня, испуганные глаза девушки смотрели на него с надеждой, будто молодому воину было по силам творить чудеса, поражать недруга взглядом и низвергать серный дождь на вражьи головы.
– Попробую договориться, – скороговоркой бросил Саид. – Умоляю, соглашайся со всеми моими словами, это нужно для нашего блага! Я родом из твоего селения и похитил тебя у отца, мы с детства любим друг друга, он был против. Едем в Бир-эс-Сабу…
Больше ничего молодой хранитель сказать не успел – туркопилье были уже совсем близко. Саид чуть согнул колени, понижая центр тяжести и всем своим видом показывая, что готов принять бой и продать свою жизнь по непомерно дорогой цене. Высокий немолодой воин с орлиным носом и черными, тронутыми сединой бровями – должно быть, командир отряда – выехал чуть вперед навстречу храбрецу. Верхнее чутье позволяло ему отличить истинного воина от пастуха с оружием в руках. И там, где в другой раз он бы немедля дал приказ истыкать дерзкую тварь стрелами и проехал бы дальше, не повернув головы, он готов был выслушать бедолагу, почти наверняка обреченного на смерть.
– Кто ты такой?! И что делаешь в этих местах?! – высокомерно кривя губы, крикнул он.
– Я Саид из Аль-Нузы, направляюсь со своей невестой в Бир-эс-Сабу.
– Невестой? – Горбоносый командир заинтересованно глянул на Амину, и та поплотнее запахнула на себе украшенный золотыми монетами тонкий платок. – Кажется, ты вздумал обмануть меня, молокосос! Вы держитесь вдали от караванных путей. Девушка явно не дочь погонщика верблюдов, да и ты на хорошем коне, в хороших доспехах и с отличным клинком. Но где же ваше сопровождение? Или ты хочешь сказать мне, что вы дерзнули идти через пустыню вдвоем? Для этого нужно быть отчаянным глупцом, а ты на такого не похож.
– Спасибо на добром слове, мухареб. Ничто не укроется от твоего зоркого глаза. Но я не обманываю тебя. Я похитил возлюбленную из дома ее отца, ибо тот хотел выдать ее за другого. Спасаясь от погони, нам пришлось забраться в эти земли. И сейчас мы действительно направляемся в Бир-эс-Сабу, чтобы найти там праведного шейха, дабы тот провел обряд.
– А ты ловкач! – рассмеялся командир. Слова его уже звучали несколько добрее. – Однако что мне теперь делать с тобой? В недобрый час вы решились на побег. Ты воин и потому сам поймешь: не для того мы забрались в такую глушь, чтобы кто-то мог сообщить Басризу и его шакалам о нашем пути. Я могу дать тебе умереть с оружием в руках, а твоя невеста… – Он еще раз внимательно и не слишком почтительно оглядел Амину. – В Акре сейчас множество знатных франкских дам, я отвезу ее туда и из уважения к твоей доблести, если ты ее проявишь, устрою к какой-нибудь из них в услужение. Что скажешь?
– Смерть лишь продолжение жизни, а смерть с оружием в руках почетна для воина, – спокойно и уважительно отозвался Саид. – Однако зачем тебе нужна моя кровь? Ты не хочешь, чтобы я сообщил о вас Басризу? Мне нет до него дела. Я никогда не видел его и не слышал о нем ничего хорошего. Но я вижу тебя, ты доблестен и мудр. Мне все равно уже не вернуться домой – отец Амины не простит мне нашей свадьбы. Я хорошо знаю эти места, отменно владею оружием и конем. Я готов стать под твою руку и служить верой и правдой.
– В моем отряде служат только христиане!
– Я мало знаю о вере франков, – не спуская глаз с горбоносого лица предводителя крещеных сарацинов, проговорил Саид, – однако наверняка у вас найдутся те, кто сможет научить меня вашему закону.
– Ты так легко готов отречься от веры предков?
– Мулла велел Амине забыть о нашей любви и смириться с волей отца. Если служитель вашего бога благословит нашу любовь, я готов сражаться за него, не щадя жизни.
– Что ж, твои слова мне по нраву. Пожалуй, я возьму вас под свою защиту. Тем паче что хороший проводник в этих краях не помешает.
– Эй, эй! – послышалось сзади. – Не слишком ли быстро ты обещаешь защиту, Тигран?! Не забывай, здесь я командую!
Командир туркопилье почтительно, хотя и недовольно, склонил голову. Саид обернулся на голос. Позади легковооруженных всадников на мощных боевых конях красовалась тройка рыцарей, окруженная парой десятков оруженосцев и сквайров. Прозвучавшая только что фраза была произнесена на грубой помеси франкского наречия с аравийским, на котором разговаривали в нечестивом Иерусалимском королевстве. Однако суть ее Саид все же понял. Но вот дальнейший разговор продолжался на франкском. Высокий широкоплечий рыцарь в алой котте с вышитым серебряным львом, с необычайно светлыми глазами цвета стали, сдвинув брови, что-то говорил предводителю туркопилье, тот отвечал, почтительно склонив голову. Речь собеседников была непонятна, однако Саид чувствовал, что рыцарь недоволен. Наконец тот, кого сероглазый назвал Тиграном, обратился к юноше:
– Сэр Ричард Торквудский полагает, что ты соглядатай Басриза и что женщина с тобой – лишь коварная уловка, достойная этого трусливого шакала.
– Разве я таился, стараясь проследить ваш путь? Мы с любимой шли, не скрываясь. Это вы увидели нас, а не мы вас.
– Я говорил ему об этом. Он требует доказательств.
Лицо Саида помрачнело, однако, быстро нашедшись, он сунул руку за кушак, чтобы выхватить перстень кади. Десятки луков взметнулись, и стрелы легли на тетивы, целя во влюбленную пару.
– Не делай резких движений, – хмуро процедил Тигран. – Иначе даже я не смогу спасти тебя.
– Позволь, я достану?
Горбоносый воитель кивнул. Саид медленно, чтобы не вспугнуть лучников, вытащил перстень с султанской тугрой.
– Это знак власти ее отца, – он указал на Амину. – Без него тот не может ни снарядить погоню, ни вынести приговор. Разве оказался бы он у меня, если б мы были лазутчиками? Да и оружие. Куда разумнее посылать на такое дело старика с посохом, нежели молодца с саблей.
Эти слова заставили рыцарей задуматься, они начали о чем-то переговариваться между собой, и, выслушав вердикт, Тигран перевел:
– Твои слова разумны. Что ж, покажи, насколько ты хорош в бою, стоит ли принимать тебя под свое знамя.
Саид улыбнулся и, стараясь как-то спрятать охватившую его радость, склонил голову. С тех ранних детских лет, когда один из уккалей, просвещенных служителей, забрал его у родителей и отвез в святилище, всякий день он проводил в военных упражнениях. И уж наверняка немного бы нашлось в этих землях воинов, способных противостоять ему в открытом бою. Тигран скомандовал одному из своих бородачей спешиться и обнажить клинок.
– Твоя задача победить, – пояснил он новобранцу. – Но если ты убьешь моего человека или даже серьезно ранишь его, я сам отрублю тебе голову.
Саид подтвердил, что услышал, и в тот же миг отпрянул – сабля противника свистнула совсем близко у его лица. Должно быть, у бородача не было приказа щадить противника. Туркопилье рубанул еще раз. Удар был сильным, быстрым, но, по мнению молодого хранителя, чересчур широким. Он вновь сместился и тут же оказался чуть сбоку от противника. Маневр Саида не остался незамеченным, и воин Тиграна повернулся вслед за ним, рубя сверху наотмашь. Саид подставил саблю и, едва заметно спуская по заточенной стали клинок противника, прорвался вперед, совсем близко к неприятелю. Еще мгновение – и он прижал запястье вооруженной руки туркопилье локтем к своему боку, перехватил саблю в левую руку и с явным удовольствием огрел противника навершием рукояти по затылку. Бородач выронил оружие и без чувств рухнул наземь.
– Да, это было ловко, – резюмировал Тигран. – Ты держал оружие в левой руке – позор для моего воина. – Он кивнул одному из ближних всадников: – Оттащи падаль. А ты, Саид из Аль-Нузы, забери его доспехи, оружие и коня. Он же сам пусть бежит следом, держась за стремя. Останется жив – его счастье.
– Но это же верная смерть! – ужаснулся Саид.
– На все воля небес, каждый день в мире умирают люди. Мне нет до этого дела.
Закончив с этой расправой, предводитель туркопилье обратился к рыцарю серебряного льва. Тот было кивнул, выслушав его слова, однако его спутник, рыжеволосый, на гербовой котте которого был изображен объятый пламенем камень, что-то произнес с недоброй ухмылкой, и сэр Ричард, насмешливо подняв брови, согласился.
– Тебе предстоит еще один бой, – пояснил Тигран. – На этот раз можешь не сдерживать удар.
Саид приготовился к схватке. Он ожидал появления какого-нибудь невероятного гиганта вроде того, которого Дауд поразил из своей пращи. Но его новый противник был совсем не таков. Саид даже удивился выбору франков. Впрочем, как для последователей учения Пророка, так и для франков-христиан этот боец был явно чужим. Оттенок его кожи был необычно смуглым, но гораздо светлее, чем у нубийцев, скорее каким-то желтоватым. Но более всего удивляли глаза – раскосые, узкие, хищные, как у каракала. До этой последней минуты Саид не замечал его, тот будто прятался в тени за спиной рыжеволосого предводителя. Но едва прозвучала команда, он оказался перед Саидом, почтительно ему поклонился и представился:
– Фудзивара Какубо.
– Саид из Аль-Нузы.
Он оглянулся на Амину, улыбнулся ей, подбадривая, словно говоря, что все идет хорошо и скоро ужас недоброй встречи будет позади. Незнакомец его не пугал. Казалось, в нем вовсе нет ничего угрожающего. Разве что манера двигаться бесшумно, очень мягко, по-кошачьи. Ни тебе воинственных криков, ни демонстрации мощи и ловкости владения оружием. Впрочем, он слышал, что такие вот дикари, пришедшие откуда-то с Востока, выступили против султана, захватили Дамаск и разбили войско правоверных у Яффы. А значит, пренебрегать его боевыми навыками не стоит. Он с опаской поглядел на чужестранца: тот стоял как ни в чем не бывало, будто и не собираясь обнажать меч. Но во всем его облике не было и намека на нерешительность. Во взгляде читалась внимательная расслабленность.