Рыцарь что-то крикнул, видимо, командуя начинать. Не дожидаясь перевода, Саид ринулся в атаку. Отточенный клинок свистнул и рассек воздух на том месте, где лишь мгновение назад стоял желтолицый. Противник исчез! Более того, молодой воин почувствовал, что воля незнакомца втягивает его, будто в воронку. Он дернулся, разворачиваясь на месте и уходя вниз так, чтобы подсечь ноги странного поединщика. Однако тот вдруг оказался у него за спиной, ухватил за ворот дышдаши, резко дернул вниз, оголяя плечи и грудь, так что руки молодого хранителя оказались в западне собственных рукавов. В руке странного бойца мелькнул кинжал, и Саид услышал, как коротко вскрикнула Амина.
– Стой! – резко скомандовал Ричард Торквудский и тронул коня вперед. – Останови его, Генрих!
Саид не понял этих слов, увидел лишь занесенный над ним кинжал и уже прощался с жизнью, сожалея лишь об одном: что не смог защитить любимую. Однако резкий окрик рыжеволосого франка заставил победителя вернуть оружие в ножны на запястье и отступить в сторону.
– Что это за знак? – поинтересовался Ричард Торксвурдский, указывая мечом на диковинное клеймо на груди Саида. – Отвечай!
Перед глазами Саида мелькнул тот давно прошедший день, когда его, еще совсем мальчишку, посвящали в хранители. После изнурительных упражнений с оружием, диких скачек, кулачного боя и борьбы их вывели на каменный уступ, под которым срывалась вниз отвесная стена. Каждого из них, таких же юнцов, как и он сам, ставили на край обрыва, и один из просвещенных, раскалив докрасна клеймо, ставил им отметины в виде цветка на груди, запястье и затылке. Отступишь на шаг – и каменная осыпь внизу примет твое бездыханное тело. Никто и не вздохнет, никто уже завтра не вспомнит. Тогда он выстоял, не шелохнулся.
– Это знак моего рода, – не меняясь в лице, соврал молодой воин.
– Вот оно как? Рода?! Хитрить вздумал! – Рыжий франк недобро ухмыльнулся и скомандовал туркопилье: – Взять его!
Дюжина воинов бросилась на Саида, сбила с ног, прижала к земле.
– Ну-ка поднимите ему волосы на затылке.
– Здесь такой же знак! – крикнул один из воинов.
– А теперь снимите правый наруч.
– На запястье еще один цветок.
– Все сходится! – воскликнул рыжеволосый. – Клянусь шпорами святого Георгия, в рукописи, которую он, – рыцарь с горящим камнем на щите кивнул на молчаливого спутника, в гербе которого красовались такие же птицы без клювов и лап, как на вымпеле туркопилье, – раздобыл у рескриптария иерусалимского короля, говорится, что сэр Галахад, обретя Святой Грааль, доставил его в Святую землю и скрыл в некоем потаенном месте. Что он там оставил своих оруженосцев стеречь его до конца их дней, а до того подготовить святыне новую достойную стражу. Так ведь, Эдвард? – Молчаливый рыцарь утвердительно кивнул. – Ты понимаешь, Ричард? Это не легенда, все так и есть, он один из стражей Чаши. Я знал, знал, что это чистая правда! Эй, поставьте юнца на ноги!
Туркопилье сноровисто выполнили приказ. Саид успел бросить взгляд на Амину. Та замерла в недобром предчувствии, опасаясь не то что молвить слово, но даже шелохнуться. Должно быть, в глубине души она надеялась, что Аллах в безмерной милости своей обернет ее в невидимку или превратит в росу, высыхающую на солнце. Она, не отрываясь, глядела на своего возлюбленного. Спасение, еще недавно казавшееся таким близким, оказалось пустым миражом. Гибель, раскинув черные крылья, реяла над ними, кружась, подобно голодному коршуну, и смеясь над молчанием скрежещущего зубами от боли хранителя.
– Тигран, переводи! – стараясь придать голосу мягкое звучание, крикнул Ричард. – Мы знаем, что ты один из стражей. Но поверь, мы не желаем зла ни тебе, ни святыне. Погляди на наши плащи. Видишь алые кресты на белом полотнище? Это герб сэра Галахада. Он наш вождь и небесный покровитель. Отведи нас к святилищу, и ты станешь нам другом и соратником.
Саид молча пожирал взглядом говорившего франка, сожалея, что не может дотянуться зубами хотя бы до его ноги. Провидение давало ему короткий миг на обдумывание в ситуации, казавшейся безвыходной. Еще вчера, попади он в такой переплет, с легкостью отдал бы жизнь, однако не сдвинулся бы с места, не показал бы чужеземцам тайного убежища. Но здесь, но сейчас… Юноша украдкой глядел на Амину, молясь, чтобы иноверцы не догадались, как она дорога ему. Он заметил, как жадно поглядывают на девушку туркопилье. Стоит франкам лишь отвернуться, и они набросятся на нее, спеша утолить похоть.
– Переводи, Тигран! – крикнул тот из рыцарей, которого именовали Генрихом. – Ты хотел поступить на службу, он позволил тебе сделать это. Но как только речь зашла о службе и повиновении, ты смотришь волком и молчишь! Это измена, а изменников мы казним. Страшно казним в назидание всем прочим. Тебя будут рвать конями, но не до смерти, а затем бросят на съедение шакалам. Прямо здесь, на солнцепеке, так, чтобы ты хорошенько поджарился. А ее, – он кивнул на замершую в ужасе Амину, – мы поделим, как любое имущество, принадлежащее изменнику.
Саид переводил глаза с рыжеволосого франка на предводителя туркопилье. Рыцарь был настроен крайне решительно. Мысль юного воина работала, будто подстегнутая витым бичом. Всю свою сознательную жизнь он готовился отразить удар, отвести нависшую над святыней угрозу, какой бы она ни была. И вот на тебе – так нелепо попался. Надо что-то предпринять, что-то придумать, очень быстро. Ему живо представилась стоящая над отвесной скалой башня – неусыпный страж подземного святилища. Что, если…
– Стойте! Я отведу вас.
Он дернулся, пытаясь вырваться, но десяток крепких рук надежно удерживал его.
– Ты согласен? – будто не веря собственным ушам, уточнил рыжеволосый. – Как-то ты слишком легко сдался. Может, все же поджарить тебе пятки? Какубо, может, ты желаешь придумать для него пытку? – Тот, к кому были обращены эти слова, молча поклонился и отвернулся, будто не поняв чужестранных слов.
– Погоди! – Ричард Торквудский остановил соратника. – У этого малого и впрямь есть повод нам помогать. Если что, убить его мы всегда успеем. Сам посуди, устроить нам засаду, а затем послать сюда влюбленную парочку, чтобы заманить в западню, – слишком хитрая уловка для Басриза. Ничто не мешает нам прикончить этих двоих. А значит, засада нас не поджидает. Но если где-то здесь и впрямь скрыта Священная чаша, мы найдем ее, ибо Господь, несомненно, будет на нашей стороне.
– Господь – это, конечно, хорошо, – буркнул рыжебородый, явно не слишком радуясь подобной перспективе. – Но хорошо бы и о здравом смысле не забывать. Какубо, приглядывай за пленниками.
Странный желтолицый воин молча кивнул и бросил на Саида взгляд, равно внимательный и равнодушный, какой обычно мясник бросает на освежеванную тушу. Ричард и не подумал спорить со спутником, лишь кивнул, приказал Тиграну отослать гонца в лагерь к старой крепости и взмахнул рукой, повелевая выступать в поход.
Не так представлял себе Саид возвращение под руку мудрейшего Джемаля. Воистину провидение взялось воочию показать ему, как далеко может увести неправедный путь, казавшийся в первый миг столь привлекательным. Но в душе своей он не находил сил отринуть ту, ради которой ступил на эту гибельную дорогу.
Сейчас он молил небеса, чтобы те сочли отмеренную ему кару вполне достаточной и отвели нависшую над святилищем опасность, чтобы замысел его с успехом воплотился в жизнь. По расчетам Саида, к святилищу отряд должен был прибыть уже в сумерках – не лучшее время для штурма. А уж если он укажет им на сторожевую башню, возвышающуюся над отвесной скалой, – то и подавно. Франкам не впервой штурмовать башни, и, кажется, для них идея разместить в этакой цитадели святыню вполне разумна, а стало быть, не вызовет сомнений.
Молодой воин не соврал, когда на расспросы рыцарей ответил, что стражей в башне едва ли больше двадцати человек, а скорее всего, и того меньше. Не договаривал он лишь одного: конный отряд стражников в это время, как обычно, патрулирует округу, наводя страх на разбойников, охотников на караваны. И стоило зажечь смоляные бочки на боевой галерее сторожевой башни, – на сигнал очень быстро соберется до трех сотен отменных воинов. Но еще до того в суматохе осады, в потемках, он наверняка сможет освободить Амину и скрыться вместе с ней через потайной лаз, оставив волков-рыцарей и шакалов-туркопилье на корм воронью.
До того часа он старался ничем не выдать своего замысла, скупо отвечал на вопросы рыцарей, переводимые Тиграном, и с опаской поглядывал на хищноглазого недруга, стараясь понять, каким чудом он так ловко смог одолеть его, столь умелого в рукопашной схватке. Но этот вдвойне чужак, похожий на каракала, ехал молча, держась за спиной рыжебородого. Саид спиной чувствовал, что, несмотря на кажущееся безразличие, тот не упускает их из виду.
«Ничего, – успокаивал он себя, – там, под скалой, рыжий наверняка бросится вперед. Франкские воители, несомненно, храбры, но столь же и глупы. Высшей доблестью им представляется манера подвергать жизнь свою излишней опасности вместо того, чтобы искать способ добиться победы. А значит, франки обнаружат высеченную меж складок отвесной скалы «потайную лестницу» и постараются скрытно взобраться по ней наверх. До какого-то момента им даже будет казаться, что замысел удается.
Правда, не доходя до вершины скалы примерно трех человеческих ростов, лестница вдруг обрывается, но зато всякий, кто поднялся на широкий уступ под сторожевой башней, окажется перед защитниками как на ладони – ни спрятаться, ни укрыться. Сверху град стрел, и даже в скальной толще вокруг спрятаны прикрытые камнями бойницы. Чуть зазевался – и сквозь любую из них, подобно ядовитой змее, выскользнет острие копья, ударит в спину и скроется из виду, оставив на ступеньках труп с удивленно распахнутыми глазами.
А истинный вход… Ни к чему знать иноверцам истинный вход в святилище. Так что если этот самый Генрих полезет на скалу, то «каракал» будет рядом, и, значит, одной опасностью для нас будет меньше. Главное сейчас – предупредить Амину».
В очередной раз перехватив заинтересованный взгляд диковинного чужестранца, он указал на своего коня, ныне отданного Амине:
– Мне нужно взять четки. – Он сделал руками движение, будто перебирает маленькие шарики. Саид не мог сказать, какую должность занимает в отряде неверных этот молчаливый воин, однако туркопилье относились к нему с видимым почтением. Тот оглядел его с ног до головы, ища подвох, но кивнул, позволяя молодому стражу приблизиться к возлюбленной.
– Когда начнется штурм, – тихо, почти не открывая рта, прошептал Саид, копаясь в седельной сумке, – мы скроемся отсюда. Старайся держаться поближе ко мне.
Он достал унизанную черными агатами волосяную нить и, улыбнувшись, показал Фудзиваре Какубо. Тот вновь кивнул, не размениваясь на слова.
Но вот в сгущающейся тьме впереди показалась высокая скала, увенчанная мощной сторожевой башней. Должно быть, в час творения Господь создал этот каменный постамент круглым, а потом, не удовлетворившись содеянным, в гневе скомкал каменную громаду, так что толща ее пошла глубокими складками.
– Вот это да! – восхищенно крикнул сэр Генрих, любуясь четко очерченной на вечереющем небе громадой сторожевой башни, над которой в своем воображении он уже устанавливал вымпел с горящим камнем. – Ричард, ты только глянь, какая отменная цитадель!
– Не знаю, чему ты радуешься. Эту твердыню штурмом не взять.
– Если они изготовятся к бою, тогда не взять. А пока не ожидают нападения, можно рискнуть. Этот Саид говорил, что там, между складок отвесных скал, имеются ступени, ведущие наверх. Я возьму его бурнус и пойду впереди. За мной – мои люди. Пока в башне не спохватились, мы ворвемся в ворота. Сам посуди: когда рассветет, нас заметят. Тогда уж точно будет не подобраться. Надо думать, и сейчас охрана не спит.
– Пусть Тигран пошлет наверх своих людей, – покачал головой Ричард Торквудский.
– Зачем? Лучше уж тогда я возьму этого сарацина и погоню его перед собой.
– Полагаю, это опрометчивое решение, – вмешался хозяин добытой в Иерусалиме рукописи. – Возможно, у него есть какой-нибудь тайный знак, чтобы оповестить гарнизон об опасности.
– Можно подумать, сами они не поймут, что им угрожают! Всякий, кто берет в руки оружие, ходит в обнимку со смертью. Это не хорошо, не плохо, просто так оно есть, – хмыкнул Генрих Бекенстон. – Ежели такая участь их пугает, чего проще, способ известен – пусть выкинут белый флаг, тогда им ничего не будет угрожать.
– Послушай, мы пришли сюда быть защитой Чаши, а не похитить ее, – покачав головой, напомнил Ричард Торквудский. – Мы должны избегать излишнего кровопролития. Пускай эти люди иноверцы, но, если наши предположения верны, все эти века они денно и нощно охраняли нашу святыню. И потому, насколько возможно, лучше бы избежать ненужных жертв.
– Тогда, может, протрубить в рог и ожидать, пока неверные сами распахнут перед нами ворота и с поклоном вынесут Чашу? – насмешливо скривился рыцарь пылающего камня.
– Может, и протрубим.
– Как скажешь. Но для начала пусть люди Тиграна поднимутся наверх.
Ричард внимательно поглядел на башню, уже едва видимую на фоне темного неба. В этих землях вообще закат наступал как-то внезапно, совсем не так, как в родном Йоркшире. На боевой галерее цитадели горели факелы – единственный свет в округе. Каменная твердыня напоминала сказочного великана, озирающего округу множеством сверкающих глаз.
Рыцарь повернулся к горбоносому предводителю туркопилье:
– Прикажи своим людям быть тихими, будто тени. Лишь когда окажутся у подножия башни, пусть подадут знак – двойной крик ворона.
Саид не понимал, о чем говорят франки, но по жестам предположил, что речь идет о штурме башни. Так, это вполне согласовывалось с его планами. Там, наверху, каменная твердыня попросту не имела ворот. Так что кучке франкских воинов с их шакалами не взять цитадели, даже если каким-то чудом им удастся взобраться на вершину. Они окажутся в западне и все сложат там головы. Остальных прикончат стражи, наверняка уже спешащие на помощь. Он увидел, как высокий сероглазый рыцарь с серебряным львом на щите отдает команду Тиграну. А тот, в свою очередь, командует на гортанном киликийском наречии, и пятеро всадников спешиваются и бегом устремляются к вырубленным в скале ступеням.
«Пятеро – это маловато, – с досадой думает Саид, – но выбора нет, пора действовать». Он спешивается, показывая знаком охраннику, что ему нужно отойти «за камень», снимает с головы длинный жгут, удерживающий накидку, спасающую от опаляющего жара, и через несколько мгновений как ни в чем не бывало возвращается назад. Приблизившись к охраннику, он манит его к себе, словно желая посекретничать. Туркопилье наклоняется, жгут змеею обвивается вокруг его горла. Саид быстро поворачивается на пятках, выдергивая туркопилье из седла и закидывая его себе за спину. Обреченная жертва надсадно хрипит, пытаясь ослабить удавку, дергает в воздухе ногами. Однако, как бы ни бежал он, не касаясь земли, ему уже не догнать собственную душу. Все заканчивается так быстро, что даже конь, загораживающий от всех прочих сцену убийства, не успевает повернуться. Впрочем, крестоносцам сейчас не до него, их взгляды устремлены вверх – над башней в темное небо взвивается длинный язык пламени.
– Нас заметили! – уже не скрываясь, кричит Ричард. Но до поры до времени башня продолжает безмолвствовать: ни воинственных кличей, ни звона оружия – ничего, что так ожидаемо и привычно франкским воинам в таких ситуациях. Однако стоило нескольким воинам приблизиться к лестнице, высеченной в скале, вылетевшие невесть откуда стрелы вмиг уложили их наземь. Крошечный гарнизон даже не помышлял о капитуляции и имел для этого весьма серьезные основания.
Саид хорошо представлял себе, что сейчас происходит в башне и подземельях, знал, чего ждут бдительные стражи. Однако у них было свое дело, у него – свое, и оно не терпело даже самого малейшего промедления. Вытащив из-за пояса мертвого противника кинжал, он скользнул в темень и появился, будто вырос из-под земли, возле выкрестов-аравийцев, стерегущих Амину. Одно короткое движение – два перерезанных горла, два трупа рухнули наземь, не успев издать ни звука.
– Скорее! – шепнул Саид, хватая девушку за руку. – Скорее убегаем!
Дочь кади не заставила себя долго упрашивать. Они помчались прочь от увлеченных предстоящей схваткой франков, торопясь как можно быстрее исчезнуть из поля зрения врагов. Бежать пришлось недолго. Саид остановился возле какой-то невзрачной, едва заметной в темноте осыпи, слегка поднапрягся и поднял с земли широкий плоский камень, открывая узкий лаз, в котором человек мог с трудом передвигаться даже на четвереньках.