========== Глава 1 ==========
Голова болит так, что глаза готовы вылезти из орбит – на них словно давит изнутри что-то тупое и тяжелое. Возможно, отекающий мозг. Которому тесно в черепной коробке, и чувствуется, что кости вот-вот разойдутся, а глаза выпадут наружу.
Баки хрипло дышит, стараясь абстрагироваться от боли. Этому его учили. Когда – не важно, время лучше вообще не воспринимать как часть реальности. С его памятью «когда» утрачивает свое значение, для него это не принципиально. Главное не «когда», а «кто» и «что происходит сейчас».
Сейчас Баки видит сквозь мутную пелену боли перед собой тройную решетку, на потолке, причем снаружи, несколько тусклых лампочек. Вторая и третья решетка под напряжением. Если до них дотянуться протезом – треск, взрыв, боль, тьма и забвение.
Но до них не дотянуться. А потому Баки просто стоит и смотрит на фигуру, пытающуюся донести до него свою мысль словами через вату адской головной боли и три металлических преграды.
- Тебе должны оказать помощь. Я знаю, ты умеешь отключаться, но я даже отсюда чувствую, как от тебя воняет гнилью. Твоя культя, Барнс. Она гниет под протезом. А учитывая, что ты ничего не жрешь, то скоро даже твой организм перестанет справляться с инфекцией, и ты все равно свалишься. Просто дай нам помочь тебе.
Баки молчит. Даже если забыть обо всем, что умеет и знает Зимний солдат, любой человек бы понял, что такое это его «помочь». Это зафиксированное на столе тело, с которым можно делать все, что угодно. Возможно, вместо капы между зубов, будет укол обезболивающего. Но суть не меняется: он снова окажется во власти тех, от кого ничего хорошего ждать не приходится.
Насчет этого дерьма у Зимнего богатый опыт, и ни малейшего желания его повторить. Поэтому он даже не отвечает. Слова Старк может оставить себе. У него хорошо получается с ними управляться. Особенно когда он пытается оправдываться. Но Зимний давно уже научился пропускать слова мимо ушей, оставляя себе только факты. А факт сейчас есть лишь один: Стив мертв, и причиной этому – Старк и его друзья из правительства. Стив не доверял им, не доверял Старку, и в итоге оказался прав. Баки тоже не должен доверять им.
Между тем поток слов из-за решеток не прекращается, и, судя по изменившейся интонации, Старк уверен, что не зря рассыпает тут ворохи своих округлых гладких фраз. Головная боль растет, и Баки уже просто не может слышать никаких посторонних звуков. Старка надо заткнуть, просто и быстро.
Поэтому Баки делает два шага и прижимается лицом и телом к решетке. Старк замирает с приоткрытым ртом. Карие глаза настороженно блестят. Баки не может просунуть руку через частую решетку, и разогнуть эти прутья тоже. Вдвоем со Стивом они бы смогли. Но Стива больше нет.
Баки медленно поднимает протез и показывает Старку средний палец. Вместо тысячи слов, или как там говорилось в той назойливой рекламе круглых беленьких конфет. Прости, Старк, что не могу обернуть руку красной ленточкой. Сойдет и так.
Широко раскрытые глаза Старка подергиваются пеленой. Баки равнодушно смотрит в них, рассматривая чужие эмоции. У Старка их очень много, а вот у самого Баки лишь одна – боль.
Лампочки гаснут, и по коридору слышны быстрые удаляющиеся шаги. Баки садится на пол – кровати в его камере нет. Неплохо бы прислониться к стене, но лучше не стоит. Кто знает, что может из этой стены выскочить. Он дал себя поймать, взять прямо у тела Стива. Все еще надеялся, что «нет». Что «невозможно». Что это – обрывок сна. Что вот это синеватое лицо с залитыми кровью глазами – не Стив. Он даже не похож. Его Стив – маленький, упрямый, с прозрачными голубыми глазами, которые не умеют врать. Живой. Его…
- Стив…
Баки запускает металлические пальцы в длинные пряди, сжимает кулак и выдирает с корнем клок волос. Череп обжигает болью, но на этот раз снаружи. Чистая, хорошая боль, от которой ненадолго становится легче.
А потом ноздрей касается едва уловимый запах, который нельзя перепутать ни с одним другим. Эти ублюдки пустили газ.
Баки мечется по камере, закрывая лицо футболкой. Металлические пальцы крушат решетку, и она, несмотря на весь свой коэффициент прочности, поддается. Слишком, слишком медленно.
Баки падает лицом в пол, чуть-чуть не дотянувшись до второй решетки, той, что под напряжением. Проклятые несколько сантиметров. Это его какое-то персональное проклятие: всегда не хватает нескольких сантиметров.
Всегда чуть-чуть не хватает, чтобы все получилось, как надо. Как у Стива.
***
Страх – второе чувство, которое приходит вместе с сознанием. Ноги зафиксированы, левой руки нет. Правая тоже намертво зажата в фиксаторах. И голова. Страх каплями ледяного пота стекает по вискам и шее. Опять это.
Баки судорожно копается в памяти, перебирая все драгоценные воспоминания. Все, что ему удалось восстановить – на месте. Самое главное – Стив. Тот, довоенный, и другой. Улыбается и смотрит теплыми синими глазами. И вдруг – пустыми, холодными, мертвыми. Воспоминания – иногда это очень больно.
Баки весь сжимается от этой боли, зажмуривает глаза и прикусывает губу. Сейчас он почти рад, что начнется обнуление.
- Все в порядке, - вмешивается в его боль посторонний голос.
Это не Пирс. Не Рамлоу. Это…
- Тони Старк! – Баки открывает глаза и впивается взглядом в фигуру в белом халате, которая сидит чуть поодаль на удобном стуле.
- А, ну, значит, все в порядке, - устало говорит Старк, и смотрит своими круглыми карими глазами. В которых на этот раз нет никаких чувств, кроме опустошенности. – Я боялся, что анестезия может снова привести к частичной потере памяти. Поэтому все делали под местным наркозом, пока еще действие газа не ослабело. Болит?
Баки не отвечает. Потому, что «болит» - это не то слово, которое применимо к пульсирующему раскалённому потоку металла, который у него вместо левой руки. С головой все еще хуже.
Старк постепенно понимает, что ответа не дождется и кивает:
- Ладно, тогда дальше. Ты в военном госпитале. Протез забрали мои, как говорил Роджерс, друзья из правительства, и вряд ли вернут. Поэтому у нас…
Баки молча выдирает руку вместе с креплениями и выпрямляется на кровати. На это уходит секунды две, еще столько же – чтобы высвободить ноги. Игла капельницы выскакивает из вены, кровь теплыми каплями стекает на простыни.
А в круглых темных глазах Старка тоже появляется страх.
- Надо было убить меня в камере, - шипит Баки, надвигаясь на него, и ненависть в серых глазах причиняет почти физическую боль. – И даже раньше, там, со Стивом.
- Остановись, - сухо говорит Старк. – Здесь камеры.
На этих словах дверь вылетает внутрь и в палату вваливаются трое автоматчиков. Черные дула нацелены на Баки, стволы маслянисто поблескивают.
Старк стоит, чуть откинувшись назад и подняв руки вверх. Глаза его не отрываются от Зимнего солдата.
- Парни, парни, не стоит так напрягаться, - голос у него привычно-нахальный и звучит так, словно тут ровным счетом ничего не происходит.
- Мы с мистером Барнсом достигли консенсуса, - вворачивает Старк умное словечко.
Баки не знает, что оно означает, что уверен в одном – ничего такого они со Старком не достигали.
- Они забрали один протез, - одними губами говорит ему Старк, и только тут Баки понимает, что страх в глазах Старка – это не страх смерти или боли. Это боязнь непонимания.
- Второй протез у меня в мастерской, в Башне, - темные глаза почти гипнотизируют. – И если ты уймешься, я смогу забрать тебя отсюда. Просто успокойся и пройди все их гребаные психологические тесты. Без протеза ты не опасен, и они отдадут тебя мне.
- Стив мертв, - шипит Баки, и лицо его постепенно теряет всякий человеческий вид. – Стив мертв из-за тебя и твоих друзей.
- А из-за тебя мертвы трое самых близких мне людей, - шипит Старк в ответ, и в глазах его вспыхивает не меньшая ненависть. – Зимний солдат убил моего отца, Говарда Старка.
В памяти мелькает смутное воспоминание – тоже кто-то с усами и темным хитрым взглядом.
- Не помнишь? – еще тише и ненавистней шипит Старк. – И ты убил Роуди. Ты!
- Я этого не хотел, - отвечает Баки, и снова горячая злость опаляет череп изнутри. А потом они произносят в унисон, испепеляя друг друга полными ненависти взглядами:
- Из-за тебя умер Стив!
- Из-за тебя умер Стив!
В полной тишине слышно дыхание обоих. Баки судорожно дергается, Тони опускает руки.
- Он был моим единственным другом! – первым срывается Баки.
- Он был и моим другом! - орет Тони, не обращая внимания на автоматчиков. – Я ценил Роджерса! Он мне жизнь спас! Я не хотел этого! Все, что произошло – из-за тебя! Потому что Стив не мог тебя бросить, а у тебя кишок не хватило сдаться самому, и дать ему шанс на новую жизнь!
Баки медленно опускает руку и отступает назад. Свет перед глазами меркнет, и все, что Баки сейчас видит – улыбающееся лицо Стива, и яркое весеннее солнце, запутавшееся в светлых волосах.
Баки ложится на кровать лицом в подушку, и не слышит, как щелкают предохранители на автоматах.
Надо было сдаться самому.
Но он так хотел, чтобы все было, как раньше.
И убедил его в этом Стив.
========== Глава 2 ==========
Баки лежит на кровати, глядя пустыми глазами в потолок, и думает о героине. Рамлоу давал ему иногда уколоться после миссии. Это было, словно несколько пронзительных оргазмов подряд, и блаженство стирало из головы весь мусор, превращая Зимнего солдата из механической куклы в живое, упивающееся миром вокруг, существо. Это было просто охуительно, и когда Рамлоу сладострастно смотрел на исказившееся лицо Зимнего, в его глазах отражалось понимание. Сыворотка требовала лошадиных доз, и не давала возникнуть зависимости, но Пирс все равно пришел в бешенство, когда один раз они спалились на анализе крови.
Баки думает о них обоих, о Рамлоу и Пирсе. Зимний считал их своими. Почти друзьями. Почти родными. Свои – это как братья, по крови и по оружию, объединённые общей целью. А оказалось, что они были врагами, против которых боролся его единственный настоящий друг – отчаянный Стив Роджерс, который отдал за дружбу жизнь супергероя.
Баки переворачивается на бок и беззвучно плачет. Что еще остается делать девяностолетнему безрукому инвалиду, у которого за всю жизнь только и было настоящего, что друг детства, погибший по его вине, пусть и невольной.
Как всегда некстати, хлопает дверь, и нахальный голос Старка ввинчивается между Баки и самым дорогим, что у него есть – воспоминаниями.
- Хорошие новости на развес, инвалидам со скидкой в двадцать процентов.
Баки садится на кровати и смотрит на Старка, старательно не замечая двух мрачных бойцов в хаки за его спиной. В палате нет решеток, но от этого суть не меняется.
- Это результат твоего последнего теста, - машет Старк бумажками. – И знаешь что? Там написано: «Пациент стабилен». Стабильность, Джимми. Стабильность – это хорошо, это главное в нашем деле. Остальные анализы тоже в норме, насколько это может быть для человека с сывороткой суперсолдата. Они там, кстати, до сих пор спорят, что в твоем случае норма. Но бог бы с ними, сейчас важнее другое: я могу забрать тебя отсюда. Ты неопасен. По общему мнению комиссии, и моему честному слову.
- Иди на хуй, - по-русски отвечает Баки и медленно поднимает выпрямленный средний палец.
- Никто не переведет? – спрашивает Старк у бойцов, и ответом ему служит молчание.
- Послушай, - Старк устало потирает переносицу, но по голосу ясно, что ни сдаваться, ни отвязаться он даже не собирается. – Какой тогда был смысл в том, что ты два месяца каждый день сдавал анализы и проходил психологические тесты? Что тебя обследовала целая комиссия мозгоправов, что ты выдержал три допроса, записанных на камеру, что тебе в задницу фонариком светили, и все прочее, чтобы тебя, наконец, признали неопасным и выдали вот это вот «пациент стабилен»? Я думал затем, чтобы я забрал тебя отсюда.
Баки лениво смотрит на него, и светлые глаза в окружении темных ресниц кажутся пустыми и холодными, как у манекена. Некоторое время они молча смотрят друг на друга, а потом Баки чуть наклоняется вперед и почти шепотом произносит одно-единственное слово:
- Тюрьма.
Старк приоткрывает рот, пытаясь сообразить. Но на то он и гений с нестандартным мышлением, чтобы за несколько секунд прикинуть весь расклад и понимающие закивать головой.
- А, ну да, разумеется. Но, видишь ли Джимми, не в твоем случае.
Лицо Баки по-прежнему бесстрастно, но в глазах мелькает едва заметная тень.
- Да, да, - вежливо улыбается Старк. – Никакой тюрьмы, во всяком случае, обычной. Как бы тебе это объяснить? Ты – преступник, который числился в международном розыске семьдесят лет. Понимаешь, к чему я клоню?
Баки медленно смаргивает. Этого не может быть…
- Тебя выдадут русским, - складывает руки на груди Старк, и на этот раз он очень серьезен. – В качестве сувенира на память. В ответ нам, возможно, пришлют кое-что вроде секретных документов, ну или, может быть, только матрешку. Это мне точно неизвестно, но то, что тебя вернут туда, где тебя научили так хорошо ругаться, несомненно.
Баки облизывает губы и оценивает риски: даже с одной рукой он успеет положить обоих быков, пока за ту минуту, что предположительно есть в его распоряжении, после того, как он начнет, не прибегут остальные. Но Старк вполне может сбежать. И тогда все теряет смысл. Вообще все теряет смысл, если его отдадут русским.
Баки рассчитывал, что его переведут в тюрьму, пусть даже военную, но откуда возможно сбежать. Теперь на этом можно поставить крест. Все рухнуло в пропасть, пошло прахом. Умные мудаки. Стоило два месяца водить за нос их психотерапевтов, психологов и следователей. Стоило два месяца жрать таблетки и разыгрывать из себя овощ.
А Старк между тем смотрит на него и читает мысли. Просто видит насквозь. Чертов богатый подонок, не зря в газетах его называют гением. Голова варит, тут не поспоришь. Образование, воспитание, талант, или что там еще у него есть, и чего никогда не было ни у Стива, ни у самого Баки, у двух простых парней из Бруклина.
- Зачем я тебе? – не выдерживает Баки, и от злости перестает видеть мир в привычном цвете: краски выцветают, контрасты становятся резче, и черные, как дула автоматов, глаза Тони почти гипнотизируют.
- Потому что из-за тебя умер Кэп, и я не могу пустить эту смерть псу под хвост.
За это Старку следует разбить лицо. Вообще за то, что у него хватает наглости постоянно произносить имя человека, которого из-за него же и убили, стоит того, чтобы размолоть его самодовольную морду в кровь и мясо.
- Окей, - Баки поднимает руку вверх. – У тебя дар убеждать почти такой же, как у твоего папаши. Тот тоже умел блеснуть речугой.
Темные глаза Старка гаснут. Один-один, мистер Я-Тебя-Убью.
***
Баки начинает ценить чувство юмора Старка. Конечно, в Башне он не сидит в карцере, и его не избивают дубинками, но Старк постарался, чтобы Баки попал ровно туда, куда хотел – в тюрьму.
Ему выделен отдельный этаж на тридцать каком-то этаже. Бронированные стекла исключают возможность отправиться на прогулку по крышам, даже если бы он вдруг захотел проверить, получится ли взлететь. Без протеза нечего и думать, чтобы выбить стекла или вынести двери. Да, он может намного больше, чем обычный боец, но Старк рассчитывал не так, как эти идиоты из ФСБ и армии. Все его расчеты прочности основаны на физических показателях Баки.
На правой руке мирно красуется округлый браслет, который невозможно снять, особенно если у тебя нет второй руки. Одно слово Старка, и браслет активируется: все тело Баки прошибет разрядом тока, похлеще, чем в Гидре при обнулении.
Третий день после переезда, когда Баки сначала знатно потыкали шокерами, а потом разложили лицом в пол, нацепили на руку эту поебень, сунули в вертолет и притащили в Башню, он не спит и не ест.
Просто ходит вдоль окон и смотрит на город. Туда-обратно. Как тигр в клетке. С перерывом на обед: худшим, что есть в его новой тюрьме.