-Сократ! Платон! Что вы тут устроили?! – завопил кто-то фальцетом. Дребезжащий голос походил на звук циркулярной пилы, врезающийся во вбитый гвоздь в какой-нибудь дровине. Я обернулся. Вместе со мной почти синхронно обернулись и выродки.
Из густых зарослей давно заброшенного городского парка сутулясь, вышел какой-то сгорбленный сухой человек, похожий на костыль. Скрывающая лицо тень не дала хорошо разглядеть незнакомца. Угловатой походкой он подошел к Эн, глянул на нее сверху. Постукивая длинным тонким пальцем по острому подбородку, незнакомец произнес все тем же жутким голосом:
-Вы же её убили!
Выродки что-то замычали, потупив взор. Я встрепенулся, попытался встать, но тут же, повалился назад. Чертовы веревки!
-Ну я вам задам трепку, негодники! Просил же, сколько раз повторял – только живьем! Никаких трупов. А вы что наделали?
Выродки вновь замычали, отступая назад. Незнакомец сделал шаг вперед. Слабый свет упал на его лицо, давая мне возможность хорошенько изучить незваного гостя.
-А с этим что же? – это он про меня сказал. Словно о мешке с не нужным хламом.
Выродки оживились.
-Зыф! Зыф!
-Вижу что не мертв! – огрызнулся незнакомец и подошел ко мне. – Добрый день, молодой человек - Улыбнулся он, руки, однако не протянув.
«Это ты правильно сделал. А то вмиг получил бы по полной программе. Я твою осьминожью щупальцу в раз бы выкрутил. Ну и улыбочка, прям оскал шакалий, смотреть противно!»
– Меня зовут Эбер Кох. Я в некоторой степени должен извиниться за моих, хм… сподручных, за столь грубое их поведение.
-Да и вы не обессудьте, что мы одного вашего, хм… сподручного, завалили. Уж выбора не было, сами понимаете, - в его же манере процедил я в ответ. В груди уже все клокотало от гнева.
-И мы в долгу не остались, - улыбнулся Эбер. - Девушку вашу вот на тот свет отправили. Не хорошо получилось.
-Не хорошо, - сквозь зубы сказал я, чернея от злобы.
-Так как вы говорите, вас зовут?
От потока крепкой ругани меня остановил слабый стон Эн.
-Э, зифа, дефка! – загоготали выродки в один голос. На их гранитных глыбах лиц растеклись идиотские улыбки. Совсем по-детски верзилы начали хлопать в ладоши и пританцовывать.
Эбер обернулся. Убедившись, что с девушкой все в порядке расцвел и заулыбался.
-Здравствуйте, красивое создание! – сладко пропел он, чуть склонив голову в приветствии.
-Что за черт?! – Эн попыталась подняться, но не смогла.
-Лежите, лежите. Мы вас сами унесем. Сократ, Платон, возьмите!
-Стойте! – запротестовала Эн как только верзилы подхватили её под руки. – Куда унесете?! Оставьте здесь! Не троньте меня!
-Эй, ты, костлявый! Отпусти её! – крикнул я. Злоба достигла своего демонического апогея, и сильнее я злился на этого хмыря, чем на вредную Эн.
Эбер бросил в меня колючий взгляд.
-Грубить, молодой человек, не хорошо.
И тут же удар в голову чем-то тяжелым поставил жирную черную точку в нашем разговоре.
4
«Я что-то упустил. Забыл сказать какие-то слова, простые, но такие важные, человеку - близкому человеку, - в тот день, в парке. Не произнес их сразу, отложил на потом. Но когда наступило это «потом» что-то отвлекло, какой-то пустяк… и не сложилось. Упустил этот сокровенный миг навсегда, без права на второй шанс.
А деревья в тот день и вправду будто светились от зелени. Все дело в свете, - я это понял сразу, - он льется сквозь листья, подсвечивая их. Красиво. Забытое слово. Красиво – это значит… это когда… И вновь не хватает слов. В полуденном воздухе ощущается запах цветов. Не привычно – кто-то смеется, и не от злобы или зависти. А просто, потому что весело. Потому что день такой… красивый.
Но на душе зреет невнятная тревога. От того, что над небом проскальзывают первые темные тени, и кто-то тихо так говорит: «Смотри, что это?». От того, что где-то звякнуло стекло, от попавшего туда камешка. От того, что кроны деревьев перестают светиться зеленым светом, и меркнут от застелившей все небо черноты.
…И оттого, что не успел сказать человеку простые, но такие важные слова».
***
На желтой коже лысой головы Коха коричневые родинки походили на насекомых, застывших в янтаре.
Я с трудом разлепил слипшиеся из-за спекшейся крови веки и долго смотрел на его лысину, пытаясь понять, кто я, где я, и что вообще происходит? Голова взрывалась от боли. Словно мне распилили череп, засыпали внутрь стекла и гвоздей, зашили и хорошенько встряхнули.
Эбер ежеминутно вытирал платочком лоснящийся лоб, покряхтывая и что-то бормоча себе под нос.
-А, не спите уже! – поднял он глаза на меня, пряча засаленный платок в нагрудный карман не менее засаленного халата.
-А я и не спал, - прохрипел я. Слова давались с трудом, во рту все пересохло и опухло. Стойкий привкус меди навел на мысль о том, что при падении я до крови прикусил язык. – Был в отключке. Не без помощи вас, кстати.
Эбер на это никак не отреагировал, отвернувшись ко мне спиной и продолжая с чем-то ковыряться.
-Где мы? – спросил я, силясь рассмотреть в полумраке комнаты какие-нибудь детали. Над головой тусклая лампа. Вон там, в углу, что-то похожее на стол. На нем стоит какой-то предмет, смутно похожий на монитор компьютера. Неясные очертания чего-то прямоугольного. В глубине мрака еще один прямоугольник, видимо дверь. Заперта.
-В лаборатории, мой друг. В моей лаборатории, - ответил Эбер, поворачиваясь. В руках он сжимал скальпель, а сам вдруг стал похож на паука, готового броситься на попавшую в его сети жертву. Я шумно сглотнул подступивший к горлу ком.
-Ты чего удумал?! – запротестовал я. Но веревка, тут же крепко стянувшая запястья, охладила мой пыл. Я глянул на себя и понял, что попал в западню. И в самом деле, как муха, привязан к стулу и выбраться никаких шансов.
-Да вы не переживайте старина! Я не долго. Только – чик! – и все.
-Что значит «чик»? Что значит «чик»?!
Эбер потер подбородок.
-Я простой ученый. И я хочу докопаться до истины.
-Эй, как там тебя? Эбер, да, Эбер, ты главное успокойся, хорошо? Не дури! Истину скальпелем не отыщешь. Лучше давай вместе обмозгуем, что да как. А там видно будет, глядишь, и до правды докопаемся.
Эбер тяжело вздохнул.
-Нет, не докопаемся, - и вновь занес над головой скальпель.
Я старался выкроить время, чтобы хоть как-то помочь себе. Пока он говорит, у меня есть секунды, чтобы придумать план. Хотя, что тут можно придумать?! Связан по рукам и ногам. И чокнутый болван со скальпелем в руке, напротив. Ох, как же мало времени!
-Эбер, стой, ты расскажи сначала, что за истину ты ищешь? Может, помогу чем? Я искатель тертый, много чего повидал.
-Тут только вскрытие поможет, - пожал плечами Эбер. - Ведь как можно узнать, что твориться у человека в мозгу, не заглянув внутрь?
-А зачем заглядывать?
-Как?! – удивился Кох. – Ведь мы все забыли после Катастрофы! Совсем все! Почему? Что-то произошло, пошло не так. Вот я и хочу докопаться до истины. Я ведь в прошлой жизни врачом был. Вот, видишь фотографии. Я ведь тоже ничего не помню из прошлой жизни. Ни-че-го. А фотокарточки остались. Я посмотрел их, изучил, и понял, что был я тогда знатным ученым, понимаешь? Так что на мне теперь груз ответственности – спасти людей. Пожертвовать, конечно, придется несколькими, но ведь это жертва во имя науки и главное: во имя людей! Ты согласен? – Эбер проверил пальцем остроту лезвия, удовлетворенно кивнул. - Я вскрою тебе мозг, гляну чего там да как, и может быть получиться отыскать какой-то ящичек, куда спрятаны наши воспоминания. Правда, ведь здорово придумал?
Я слушал Коха, одновременно взирая на фотографии, прилепленные к стене, и челюсть моя все больше отвисала.
-Эбер, дружище, а ты читать умеешь?
-Читать? – Эбер смутился. – Умел, наверное. Говорю же, забыл все.
-А я вот умею. Вон та фотография, слева, где ты в халате и с инструментами медицинскими. Там вон на заднем фоне вывеска висит: «С праздником Хэллуин!». Это такой праздник, ты знал? Где все наряжаются в различные костюмы. Эбер, ты не врачом был в прошлой жизни.
-Не верьте часам и календарям, мой друг, - мягко улыбнулся Эбер. Но в этой скупой черточке губ не было даже намека на вежливость. В глубине его рыбьих глаз заблестели искры гнева, как первые вспышки молний в грозовом облаке.
-Эбер, отпусти меня! Ты ошибся, ты не врач.
-Заткнись! – взорвался Эбер.
Я и сам себя отругал. Молчать надо было! Хорошо еще не сказал ему, что на другой фотографии, где Эбер стоял в обнимку с врачами и задорно улыбался около серого здания, я прочел вывеску: «Нью-Йорская окружная больница для душевнобольных».
Эбер взмахнул скальпелем и полосонул со свистом воздух прямо над моей шеей.
В следующую секунду я успел сделать такое количество дел, какое не делают порой за весь свой век другие: во-первых, я попрощался со своей жизнью. Как положено, припомнив скудные радостные моменты и эпизоды из периода, условно называемого мной «после Катастрофы». Понятное дело вспомнить что-то из жизни до Катастрофы, даже в такой трагический, наполненный адреналином час, я не смог. Во-вторых, я весь вспотел от страха как обезьяна в духовке. Аж по спине потекло. В-третьих, полностью отдаваясь чувству самосохранения, я откинулся как можно дальше назад, пытаясь увернуться от летящего лезвия.
Что из этого всего меня спасло, я понял не сразу. Но когда разрубленные веревки упали на колени, я не потратил ни доли секунды на то чтобы попытаться это осознать. Просто подпрыгнул и что было сил заехал Эберу кулаком в лицо. В комнате раздался гулкий хруст: удивительно, но мои костяшки пальцев оказались в одной тональности с носовым хрящом Эбера. Питая природную тягу к музыкальности, мы вместе с Кохом простонали в аккомпанемент: Кох взвыл на высоких нотах, я – вывел басовую партию с переходом на грязную ругань.
Быстро освободив ноги от пут, я рванул к Эберу, выбил скальпель из его рук и вцепился ему глотку.
-Где Эн?!
-Stercus obrepsit[1], уважаемый! – простонал Эбер, захлебываясь хлещущей из носа кровью. - Что я могу еще сказать?
А потом рассмеялся.
-Ты мне тут кончай умничать! – затряс я его еще сильнее. - Где девка, я спрашиваю!
-Сократ! – заголосил Кох. - Плато…
Договорить он не успел. Я как следует приложил ему в висок, и он отключился.
Призыв о помощи, однако, дуболомы услышали и не преминули тут же ворваться в комнату. На их тупых лицах все так же сияла раскосая улыбка. Как ошпаренный я отскочил в угол. И весьма кстати, потому что один из верзил – не известно кто, Сократ или Платон, оба на одно лицо, - рубанул дубиной точно в том месте, где еще мгновение назад стоял я. Промедли чуть больше, и мокрого места от меня не осталось бы.
Выкручиваться пришлось на ходу. В нападающих тут же полетели монитор компьютера, стул, горшки с засохшими кактусами, колбы, склянки и еще куча разного хлама, попавшего под руку. Нападающие отступили. Но лишь до тех пор, пока вся мебель в радиусе моей руки не закончилась. Когда швырять стало нечего, они двинули в атаку.
Отступать к стене не хотелось, поэтому я двинул в сторону. Не самая лучшая идея, но в отсутствии других выбирать не приходилось. Верзилы тут же перехватили меня, но не так удачно, как хотели. Зацепились лишь за ногу, от чего я распластался на полу, упав рядом с лежащим Эбером. Это хорошо. Да, хорошо. Потому что у меня есть для вас подарочек.
Меня потащили волоком. Когда-то отделанный кафелем пол, теперь же представляющий собой бетонное крошево, как терка прошелся по спине. Ничего, переживем.
Один из дуболомов нагнулся ко мне, чтобы перехватить руки и поднять. И тут же получил наотмашь удар скальпелем. Лезвие аж звякнуло об челюсть выродка. Тот взвыл не хуже сирены в нашей Зоне безопасности и повалился набок, схватившись за лицо. Меня обдало брызгами крови.
Второй выродок, увидев корчащегося в крови напарника, несколько остудил свой пыл.
-Где Эн? – зарычал я, перехватив удобнее окровавленный скальпель. Увидев в глазах выродка искреннее непонимание, я повторил вопрос медленнее. - Девушка где находится?
-Тям! Тям! – замахал руками дуболом, показывая на дверь.
-Ложись на пол и не дергайся, а то голову отрежу! – пригрозил я ему.
Дуболом грохнулся на пол и затих. По всему его телу пробежала мелкая дрожь. Был бы хвост, так точно поджал бы.
Я бросился к двери, ведущей, как оказалось в соседнюю точно такую же комнату.
В темном помещении я не сразу обнаружил свою спутницу. Лишь тихий стон привел меня в нужное место. Как же я был рад ее видеть! Знать то, что рядом с тобой живой разумный человек, а не полоумный псих вроде Коха, воистину радостно! С помощью все того же скальпеля я освободил Эн, убедился, что с ней все в порядке, и мы рванули прочь по черным витиеватым коридорам лаборатории.
Бежали молча, боясь наткнуться на засаду. Кто знает, что тут может обитать? От Эбера, этого чокнутого убийцы, можно ждать чего угодно. В какой-то момент меня посетила жуткая мысль о том, что мы заблудились. Остаться в этом сыром подвале навечно меня не прельщало. Но, пробежав еще пару поворотов, мы наткнулись на железную и дверь, из щелей которой бил свет.
Не с первого раза мы сообразили, что она заперта. Толкали её, и плечами и ногами. Бесполезно. Я обшарил дверь и с не скрываемой радостью обнаружил засов, расположенный на уровне рук дуболомов. Жмурясь от света, мы выбрались наружу.
На этот раз дверь за собой я закрыл. Еще и булыжниками подпер. Для надежности.
5
В газетах пишут о начавшемся наступлении. Но нас это не касается. До Катастрофы, которая случится и изменит навсегда порядок вещей, еще восемь часов. Целых восемь часов беззаботного неведения в мире, которого большое не будет. Ничего не предвещает беды. По телевизору показывают выступление какого-то защитника природы. Он почти вопит, и постоянно отбирает микрофон у журналиста, требуя немедленного прекращения истребления редкого вида малазийских питонов, из которых, оказывается, делают сувенирные ремни и сумочки. Ты мечтательно говоришь о том, что не прочь заиметь одну такую сумочку из этого самого питона. Я смеюсь. Мы лежим в кровати, курим, смотрим в потолок, говорим о разных мелочах.
Вот так и мы и встречаем Конец Света, в обнимку, разговаривая о питонах и сумочках.
***
-Ты как?
-Жива.
Эн поправила растрепанную челку, немного погодя спросила:
-Сам как?
Дрожащими руками я обследовал свою многострадальную голову. Один из этих выродков хорошо приложился по ней, чтобы вырубить меня.
-Нормально. Сотрясения и перелома нет. А рана заживет. Жить буду.
-Отлично, - кивнула она. - Тогда пошли.
Я довольно быстро сориентировался на местности. От курса мы почти не отклонились – выродки утащили нас в глубину Мегаполиса, невольно сделав нам тем самым одолжение. Провели через первый рубеж, печально известный огромным количеством людоедов. Тем лучше. До Бездны, не люблю, конечно, загадывать, но все же, идти часа три-четыре.
Мы быстро преодолели два полуразрушенных здания и уже через четверть часа вновь вышли к нужной дороге.
Пыльная серость, густая, похожая на туман, щедро размазалась по пустынным улицам, заражая все в округе своей унылостью. Мы пробирались по центральной дороге, благоразумно решив, что идти узкими переулками, таящими в своих недрах все, что угодно, не безопасно.
Молчали, боясь потревожить здешнее кладбищенское упокоение. Тишина этого гиблого места была нарушена лишь два раза. Первый раз, когда с одной из многоэтажек обрушился от всепожирающей ржавчины громоотвод. И второй – когда я, уворачиваясь от летящих вниз металлических осколков, помянул не добрым словом всех святых. Эн, оказавшаяся, по счастливому стечению обстоятельств, на другой стороне улицы, лишь недовольно покачала головой. За маской безразличия на её лице я без труда разглядел первобытный испуг. Я и сам чувствовал себя не в своих штанах.