– Ты что вытворяешь, придурок?! – завизжала я, содрогнувшись от неожиданно охватившего меня холода. Под кожу словно загнали бессчетное количество стальных игл, не дав и минуты, чтобы опомниться. С пожаром на голове было хоть тепло, он даже создавал некоторый уют, но вот филиал Ниагарского водопада посреди гостиной меня уж точно не устраивал.
– Спасаю тебя, если интересуешься, – недовольно ответил мужчина. – Когда я говорил тебе о ролевых играх, то имел в виду что-то банальное, типа медсестры или стюардессы. Кто ж знал, что ты фанат средневековой Франции и решишь изобразить Жанну д’Арк!
– Именно поэтому ты выбрал себе роль русалочки из «H2O: Просто добавь воды»?
– Надо было тебя песком засыпать, меньше бы возмущалась, – почти обиженно буркнул Габриэль. – Я ее тут спасаю от огня и стремянок, а в ответ получаю «Ты скотина редкостная, спас мой скальп от возгорания, но залил кофточку водой. Это же наверняка как-то связано с твоими наклонностями маньяка-насильника! Ну-ка отвечай, ты все подстроил, чтобы провести финал конкурса мокрых маек?»
В начале этой гневной тирады мне все еще хотелось влепить мужчине если не звонкую пощечину, так успокаивающий подзатыльник, но пародия на меня саму оказалась излишне реалистичной, даже несмотря на жутко-писклявый голос архангела, поэтому вместо исполнения невынесенного приговора я просто рассмеялась.
– Ну вот, теперь ты еще и смеешься. Вот как вас, женщин, вообще понять можно? По нестабильности с твоим настроением может сразиться только йодистый азот, который взрывается от того, что на него садится муха, – продолжал негодовать небожитель.
– Если продолжишь придумывать такие дурацкие сравнения, то судьбе той самой мухи можешь позавидовать, – резко прекратив смеяться, заявила я, чем заставила порочного архангела вновь обратиться к небесам:
– Отец, дай мне сил дожить эти пару часов без нервного срыва и физических увечий, – взмолился он, уставившись в потолок. Осознав, что совсем не так представляла себе наш последний вечер, я подошла к Гейбу и нежно обняла его за плечи.
– Ну же, тише, истеричка, сегодня я не буду тебя бить. Наверное, – прошептала я, почувствовав, как тот вздрогнул от неожиданности. Через мгновение (а может и через два, в полной тишине и темноте это определить довольно сложно) Габриэль все же облегченно выдохнул, немного смятенно положив руки мне на талию. На считанные секунды в комнате восторжествовала идиллия, но вскоре я почувствовала, как предчувствие чего-то то ли плохого, то ли всего лишь неприятного, а быть может и вовсе катастрофического, скользнуло по спине вместе с холодящей капелькой воды. Как оказалось немного позже, моя интуиция работает лучше, чем воспаленные эмоции и навыки координации.
Сквозь прикрытые веки я увидела, как рядом мелькнуло что-то светлое, потом еще и еще… Взволнованно открыв глаза, я отшатнулась от Габриэля и от восхищения прикрыла рот ладонью: лампочки, прячущиеся от нас в темноте, начали медленно загораться, освещая комнату мягким бежевым светом. Дрожа и колеблясь, тени от вспыхнувших свечей плясали на стенах и наших лицах, и через несколько мгновений из притащенного архангелом граммофона полились первые ноты венского вальса из старого мультика «Анастасия», под который я прослезилась несколькими часами ранее.
– Мадемуазель, – смешливо поклонившись, сказал архангел, – позволите ли вы пригласить вас на танец?
– Отчего же нет, месье? – улыбнувшись, я подала ему руку, и через мгновение мы уже кружились в танце. К сожалению, на долгие выплясывания меня не хватило, так что через две минуты усиленного слежения за ритмом и долбящих «Раз, два, три» в голове, я сдалась и просто повисла на мужчине, слабо покачиваясь в такт музыке. Его руки, таки теплые и мягкие, нежно обнимали меня за талию, а дыхание щекотало щеку, и в тот момент я поняла, что мне больше ничего не надо. Не нужны эти постоянные фокусы, путешествия, бесконечные чудеса, что он вытворяет. Мне нужен только сам Габриэль, такой родной и домашний, приносящий несравненное ощущение уюта везде, где появляется. Увы, он слишком архангел для того, чтобы просто быть рядом.
– Если я накачаю тебя хлороформом и оставлю себе в пожизненное рабство, то какая температура джакузи с кипящим маслом ждет меня в аду? – положив голову на плечо Габриэля, поинтересовалась я. Тот только усмехнулся, проведя рукой по моим волосам, другой продолжая придерживать меня за талию. Ответа на свой вопрос я так и не услышала, и отсутствие хоть одной несчастной шуточки от архангела уже настораживало. Может, он тоже не хочет уходить?
Комната звенела тишиной. Звуки проезжающих вдали машин были почти неслышны, как и разговоров соседей. Только мирный, едва различимый звук капающего воска и размеренное дыхание архангела, лежащего рядом. Осторожно выдохнув, чтобы не издавать лишнего шума, я сглотнула и неуверенно коснулась пальцами раскрытой ладони Габриэля. Теплая, как и всегда, шероховатая и ставшая такой родной всего за несколько дней. В памяти всплыли моменты первой встречи, заключения спора, первого дня вместе, когда я приняла его за обычного городского сумасшедшего с наклонностями озабоченного мецената. С ним я словно прожила еще одну жизнь: новую, беспощадно отличающуюся от привычной рутины, заставившую открыть глаза и перестать закапывать голову в песок. Но от этого только сложнее было отпустить его раз и навсегда.
Не сказав ни слова, Гейб переплел наши пальцы, крепко сжав мою руку, и продолжил бездумно смотреть в потолок.
– Решил уйти красиво, в полночь под звон церковных колоколов? – с горькой усмешкой спросила я. Мужчина лишь хмыкнул в ответ.
– Ты хочешь, чтобы я сделал это раньше?
– Глупый вопрос.
Мои слова повисли в воздухе. По потолку скользнул свет фар проезжающей машины, и мы оба неотрывно следили за этим лоскутком мягкого желтого свечения, пока он полностью не растворился в темноте комнаты.
– Да, наверное, – наконец согласился Габриэль, немного повернув голову. – Ты плачешь?
– Нет, – твердо сказала я, когда он мягким движением стер с моей щеки слезинку, обжигавшую кожу словно настойчивое пламя летнего костра. Стиснув зубы, я продолжала сдерживать себя и казаться сильной, будто уход единственного дорогого человека в жизни не значил ровным счетом ничего.
– Иззи…
– Через шесть с половиной минут не будет никакой Иззи, – заявила я, вставая на ноги и отряхивая свитер. – Только жесткая Изабелл Винтер, которая вернется на работу и перегрызет глотку каждому, кто посмеет тявкнуть наперекор, только потому, что так переносить одиночество куда легче. Зато самоубийств не будет, – пожала плечами я, увидев неоднозначную реакцию собеседника на мои слова, но немного подумав, все же добавила: – По крайней мере, у меня. Кто знает, быть может, будешь отговаривать вскрываться какую-нибудь девчонку, которую покусала злобная журналистка Винтер.
Поднявшись, архангел только рассмеялся, притягивая меня к себе. Несмотря на ярое сопротивление, он все же сгреб меня в охапку и, пригладив напоминавшие потрепанный стог сена рыжие волосы, прошептал:
– Она все равно не сможет заменить тебя. Мало кто умудряется быть таким противным и милым одновременно.
Внутренний голос прошептал лишь одно слово, и я наконец не сопротивлялась: «Давай». Обвив шею мужчины руками, я уже потянулась к нему, чтобы поцеловать, как вдали послушался звон. Колокол. Погребальная служба, устроенная для меня. Отстранившись, я кинула быстрый взгляд на часы. Двенадцать.
– Ну что же, Изабелл, пришло мое время загадывать последнее желание.
Прежде, чем я успела что-либо возразить, мужчина мягко провел рукой по моим волосам, заправив их за ухо, и, улыбнувшись с едва заметной грустью, коснулся пальцами лба, прошептав на ухо всего лишь два слова:
– Забудь все.
Вспышка, пустота. Лишь звонкий бой колоколов, скрытый едким туманом, где-то вдали, – десять, одиннадцать…
– Нет! Вернись! Пожалуйста, нет! – всхлипывая, я вскочила с кровати, трясясь от давящих рыданий. За окном раздался одинокий удар колокола. Крепко сжав в кулаках мятое одеяло, я отыскала глазами горящий зеленоватым цветом циферблат электронных часов: ровно полночь. За дверью послышались приближающиеся шаги, и уже через десяток секунд меня крепко держали сильные мужские руки.
– Все хорошо, Иззи. Все хорошо, – горячий шепот раздался прямо у моего уха, заставив поежится от атаковавших спину мурашек. «Все хорошо», – мысленно подтвердила я, выдохнув. Это был обыкновенный кошмар после миллионного просмотра «Этой великолепной жизни», а мой Кларенс все еще рядом. Завтра будет новый день, хлопоты и заботы, которые настолько утомят нас обоих, что какой-то глупый сон выветрится из памяти. Рождество, конфеты, подарки.
Все хорошо.
========== Одна большая причина: Чудеса склероза и веточка омеллы ==========
– Если ты не поторопишься, то наш сочельник будет не таким уж и сказочным, – послышался насмешливый мужской голос с кухни.
– Уже бегу! – крикнула в ответ я, заканчивая наводить марафет. С любым другим человеком я бы провела возле зеркала около трех часов и надела платье, за которым гонялась по всему городу последние две недели, и шпильки умопомрачительной высоты. Но не с ним, нет. Даже сейчас, в смешном свитере с оленями, в лосинах и огромных тапках-зайцах я чувствовала себя самой красивой девушкой если не на земле, то в США уж точно, а все благодаря глазам моего избранника, светящимся от счастья и бесконечной любви ко мне.
Зайдя в гостиную, вместо привычного жизнерадостного Гарри я увидела рождественскую модель робота «Человек-оркестр»: помешивая огромной деревянной ложкой горячий шоколад для кексов, он играл ногой со щенком лабрадора, подаренным мне сегодня утром, слушал телевизионный выпуск новостей и поздравлял с праздниками мою матушку, прижимая телефон плечом к уху. При всем этом он умудрялся поправлять гирлянду, то и дело сползавшую с ели, и даже чмокнул меня в макушку, прошептав какую-то глупость одними губами, чтобы не ввергнуть в шок моих родителей на том конце провода. Не выдержав, я отобрала у него трубку и, поспешно выпалив «С праздниками, мои родные», завершила звонок, чтобы повиснуть у любимого на шее, довольно улыбаясь.
– Ты же знаешь, что нам за это влетит, когда поедем к ним за город на каникулы? – насмешливо спросил Гарри, пытаясь не облить меня шоколадом, когда я залезла холодными руками ему под свитер.
– Знаю. От этого только интереснее, – с лицом объевшегося сметаны кота прошептала я, наконец получив ленивый и до ужаса приятный поцелуй. – Все, хватит морить меня голодом и поддразнивать всякими вкусностями!
– Ладно, ладно, обжора, – ласково сказал мужчина с искаженным от боли лицом. Видимо, щенок заигрался, решив откусить ногу новому сожителю хозяйки.
– Исфахан, хватит! Фу, я сказала! – прикрикнула я на животину, но подлое создание тут же включило невинные глазки, зная, что за такое ему простят даже убийство губернатора штата. – Ну ладно, Хани, на тебя больше никто не злится, – прощебетала я, взъерошив холку псу, присев рядом с ним на колени.
– Исфахан? – переспросил Гарри, – Ты весь день придумывала кличку, а теперь он Исфахан?
– Да. Просто в голове крутится: то Исфахан, то Рикки, то вообще Черномырдин. Даже не знаю, откуда это все.
И так было с самого утра. В мыслях проносились какие-то обрывки воспоминаний и фраз, и все чаще всплывали пейзажи мест, в которых я никогда раньше не была, но почему-то отчетливо знала каждую деталь: то какой-то пруд со старыми замшелыми скульптурами, то мостик в Центральном парке, да и в моей квартире, казалось, все должно быть устроено по-другому. Хоть это и немного пугало, но говорить кому-либо я пока не хотела – зачем лишний раз пугать близких в канун праздников?
Отправив мужчину обратно на кухню для завершения нашего особого ужина, я продолжила возиться с елочными шарами и прочими украшениями, в пол уха слушая какое-то телешоу. Красный, желтый, красный, желтый – все шарики в определенном порядке, чтобы ни один перфекционист не смог придраться. Красный, желтый, «…сегодня мы обсудим самые необычные флеш-мобы этого года», красный, желтый, «…на этот раз даже Нью-Йорк уступил место парижанам», красный, «…этот танцевальный номер под открытым небом, поставленный в июне». Что-то внутри екнуло, и я стала внимательнее вслушиваться в слова ведущей, одетой в отвратительно блестящее зелное платье. Красный, «…страстное танго на главной площади города, сопровождаемое игрой оркестра», красный, красный, красный… Вдруг раздался надрывный визг измученной скрипки, и, словно строго выдрессированные марионетки, изящные девушки в белых платьях и их партнеры закружились под звуки страстного танго из мюзикла «Мулен-Руж». Картинка захватывала дух, а когда камера поймала в кадр главных танцоров, у меня внутри все перевернулось, заставив затаить дыхание и отдать все внимание страстным движениям на экране. Создавалось странное ощущение, будто я знаю, что случится в следующий момент, а когда камера сфокусировалась на девушке с иссиня-черными локонами, танцующей в самом центре главной площади Парижа, внутри что-то несогласно кольнуло. Там должна быть не она…
– Все в порядке, родная? – голос Гарри звучал обеспокоенно, что и неудивительно: я никогда не славилась подобными «провисаниями», а за последние дни только и делаю, что проваливаюсь куда-то. Ведь так было в последние дни? Я не помню. Только знаю, что должна помнить, должна знать, что что-то происходило, а вот при первой же попытке это самое «что-то» вспомнить… Пусто. Возможно, это всего лишь действие гормональных препаратов, которые мне прописал доктор Финниган. «Улучшат общее состояние, повысят шансы на успешное оплодотворение, приведут организм в порядок», – и ни одна сволота не сказала, что я буду до чертиков дерганной! Ну что ж, если это поможет нам с Гарри увеличить численность населения Бостона хотя бы на один пункт, я готова немного потерпеть. Я же готова выдерживать все ради ребенка? В голове это звучит как аксиома, но вот на практике что-то опять не так.
– Да, все в порядке. Просто засмотрелась, – немного рассеянно отозвалась я, решив вернуться к украшению праздничного деревца. Иглы приятно покалывали ладонь, и я бережно, с необъяснимым удовольствием провела рукой по размашистой сине-зеленой ветви. Присев рядом с елью на колени, я втянула носом ее запах, свежий, с едва проступающими зимними нотками талого снега. Этот аромат был лишь слабым отголоском того умопомрачительного благоухания, что стояло в лесу у небольшой проворной речушки, тонкой змейкой огибающей холмы и пригорки в каком-то из северных штатов. Помню, как мы с Гарри ходили туда в поход с палатками, когда наши отношения только начинались. Я мечтательно прикрыла глаза. Свежий воздух, пение птиц, мое падение в реку, посиделки у костра…
«Гейб, а феи существуют?»
Так, стоп! Какой еще к черту Гейб? Наверное, всего лишь игра уставшего воображения. «Гейб, а феи существуют?» – собственный голос вновь эхом пролетел в моей голове, окончательно перемешав все мысли. Похоже, мне пора выпить.
– Нет, с тобой явно что-то не так, – констатировал мой сожитель, когда я дрожащими руками схватилась за бутылку вина. Приложив ладонь к моему лбу и отобрав алкоголь, он неутешительно покачал головой. – Слава богу температуры нет, но что тогда с тобой творится, Иззи?
– Я не знаю, – нервно сглотнув, отозвалась я, упав в раскрытые объятия возлюбленного. В то время как я пыталась прийти в себя, его рука нежно поглаживала меня по волосам, пока другая обнимала за талию. Такие теплые и пахнут корицей…
– Когда узнаешь, можешь тут же мне рассказать обо всем. Ты ведь все еще доверяешь мне?
В ответ я лишь фыркнула:
– Ты видел меня в свитере с оленями и без макияжа, но при этом все еще жив – достаточно весомый аргумент в пользу моего безграничного доверия?
– Вполне, – рассмеявшись, мужчина чмокнул меня в макушку. – Я думаю, это все усталость. Все-таки это был сложный год для нас обоих. Ну ничего, у нас впереди рождественские каникулы в очаровательном деревянном домике неподалеку от заснеженного леса и замерзшего озера…
– Да, вот только старшее поколение Винтеров будет к нам куда ближе всяких лесочков и озер. Предупреждаю, я лишь блеклая копия моей матери, – ухмыльнувшись, я оторвалась от Гарри. – И что у тебя в нагрудном кармане? Всю ключицу мне отдавил.