– Помилуй бог! Как скоро ты пьянеешь, куманек! Ступай! Ты видишь, она беспокоится!
– «Она»… Кто «она»?
– Э, черт возьми! Женщина, которую я жду и которая принуждена стоять у дверей, вон там…
– Женщина! Э, отчего вы не сказали, государь? Я ухожу.
– В добрый час, ты истинный дворянин, Шико. Так… хорошо… Поднимайся, иди! Мне предстоит славная ночь, слышишь? Целая ночь!
Шико встал и, покачиваясь, добрался до двери.
– Прощайте, государь, доброй ночи!
– Прощай, друг мой, спи спокойно.
– И вам того же желаю, государь.
– Тсс…
– Да, да, тсс… – И он отворил дверь.
– В галерее найдешь пажа – он укажет тебе твою комнату. Ступай!
– Благодарю, государь. – И Шико ушел, поклонившись прежде так низко, как только может кланяться пьяный человек.
Но едва дверь за ним закрылась, как все его опьянение исчезло: он сделал три шага вперед и вдруг, возвратившись, приставил глаз к широкой замочной скважине. Генрих отворил дверь неизвестной особе, которую Шико, как послу, так хотелось бы узнать. Но вместо женщины в комнату вошел мужчина. И когда этот мужчина снял шляпу, Шико узнал благородное, важное лицо Дюплесси-Морне, сурового и бдительного советника Генриха Наваррского.
– Ах, черт возьми! – произнес Шико. – Вот кто может помешать нашему влюбленному, и помешать больше, чем мог бы я сам.
Но лицо Генриха выражало одно удовольствие. Он пожал руку вошедшему и, с пренебрежением оттолкнув стол, посадил Морне около себя со всем жаром любовника. Казалось, он с жадностью спешил выслушать советника, как вдруг, прежде чем Морне успел что-нибудь сказать, он встал, подав ему знак подождать, подошел к двери и запер ее с осторожностью, которая заставила Шико глубоко задуматься.
Между тем Генрих обратил свой пламенный взор на карты, планы и письма, которые министр последовательно представлял на его рассмотрение. Король зажег еще несколько свечей и принялся писать и отмечать что-то на картах.
– Ай-ай! – бубнил Шико. – Так вот она, приятная ночь короля наваррского! Если все они похожи на эту, то Генриху де Валуа приятных ночей не видать.
В эту минуту позади раздались шаги – это шел паж, дожидавшийся его в галерее. Не желая, чтобы его застали подслушивающим, Шико выпрямился во весь рост и спросил у пажа, где его комната. Впрочем, он знал уже, что ему было нужно: с появлением Дюплесси все объяснилось.
– Идите за мной, сударь, – пригласил д’Обиак, – мне поручено проводить вас в ваши комнаты.
И повел его на второй этаж, где для него приготовили апартаменты.
У Шико не было более сомнений: он знал теперь половину букв, составляющих загадку короля наваррского. Итак, вместо того чтобы спать, хмурый и задумчивый, он уселся на свою постель. Луна освещала долины, звезды отражались в реке.
«Генрих – настоящий король! – размышлял мрачный Шико. – Генрих в заговоре. Этот дворец, парк, город, который его окружает, провинция, которая окружает город, – все в заговоре. Все женщины влюблены, но все мужчины в политике питают себя надеждами на будущее. Генрих коварен. Его способности близки к гениальности. Он имеет сношения с Испанией, страной обмана. Почем знать, может быть, этот благородный ответ испанскому послу совершенно противоположен его мыслям. Может, он предупредил посла, мигнув ему или сделав условный знак, которого я не заметил. Генрих держит шпионов; он платит им сам или посредством кого-нибудь. Эти нищие были переодетые дворяне. Эти монеты, так искусно обрезанные, – какие-нибудь знаки, по которым они узнают друг друга. Генрих притворяется влюбленным и ветреным. Его считают занятым любовной интригой, а он проводит ночи за работой с Морне, который не спит никогда и не знает любви. Вот что мне хотелось знать. Теперь я знаю!
Королева Маргарита имеет любовников, и это не тайна для короля. Он терпит, потому что имеет надобность в них или в ней, может быть, в тех и других вместе. Не будучи военным сам, он нуждается в хороших офицерах, а не имея достаточно денег, расплачивается с ними тем, что они пожелают. Генрих де Валуа мне говорил, что не может спать. Черт возьми! И хорошо делает! Счастье еще, что этому вероломному Генриху, хорошему дворянину, Бог, дав дар интриги, не дал мужества. Генрих, говорят, боится мушкетных выстрелов, и когда, еще в молодости, его вывели к армии, не смог высидеть в седле более четверти часа. Да, счастье! – повторил Шико. – Потому что в наши времена, если такой искусный политик, как он, к тому же храбр, – такой политик может стать повелителем мира.
У Гиза есть и то и другое: он политик и полководец, но его все знают как храброго и хитрого. А в Беарнце никто этого и не подозревает. Один я разгадал его. – И Шико удовлетворенно потер руки. – Ну а раз так, мне здесь нечего больше делать. Пока он работает или спит, я потихоньку отправлюсь из города. Немного, я думаю, найдется послов, которые могут похвастаться, что исполнили свое поручение за один день. Итак, выйду из Нерака и, выбравшись отсюда, помчусь во Францию!»
И он начал прикреплять шпоры, которые снял было перед представлением королю.
LII
Шико с удивлением видит, что он прекрасно известен в Нераке
Шико, решившись инкогнито оставить двор наваррского короля, начал собираться в путь. Его дорожный узелок был очень невелик. Шико знал по опыту: меньше несешь – скорее идешь. Самой тяжелой частью его ноши была длинная шпага.
«Поразмыслим, сколько времени, – спрашивал он сам у себя, продолжая увязывать свои пожитки, – мне нужно, чтобы передать королю новость, которую я знаю, и чего я, следовательно, опасаюсь. Двух дней достаточно, чтобы доехать до какого-нибудь города, откуда можно отправить курьера хоть на край света. Положим, например, это Кагор, о котором так часто говорит король наваррский. Там я могу отдохнуть – силы человека, в конце концов, имеют предел. Итак, я отдохну в Кагоре, а оттуда поеду на лошадях.
Теперь, любезный друг Шико, главное – ноги, быстрота и хладнокровие. Ты, простак, решил, что выполнил поручение. Нет, ты еще на полпути к цели».
Шико потушил свечу, отворил как можно тише дверь и стал ощупью продвигаться вперед. Шико был искусный стратег: следуя за д’Обиаком, он взглянул и направо, и налево, и назад и имел теперь представление, где и что расположено. Передняя, коридор, лестница, потом, сойдя с лестницы, – дверь.
Но не успел Шико сделать и четырех шагов по передней, как зацепил за что-то, что тотчас же вскочило. Это был паж, спавший на полу.
– Господин Шико, добрый вечер! – встрепенулся тут же паж.
Шико узнал д’Обиака.
– А, добрый вечер, д’Обиак! Посторонитесь немного – мне хочется прогуляться.
– Прогуливаться по ночам у нас запрещено, господин Шико.
– Это почему?
– Потому, что король боится воров, а королева – поклонников.
– Черт возьми! Однако, любезный д’Обиак, я не принадлежу ни к тем, ни к другим. Я посол, и притом очень утомленный разговорами по-латыни с королевой и ужином с королем, потому что королева отлично говорит по-латыни, а король пьет едва ли не еще лучше. Пустите же меня, мне ужасно хочется прогуляться. – И он улыбнулся самой обаятельной своей улыбкой.
– По городу, господин Шико?
– О нет, в саду.
– Гулять по саду запрещено еще строже, чем по городу.
– Вы бдительны не по летам, любезный друг, и это не комплимент! Неужели вас ничто не занимает?
– Ничто в отдельности и все вообще.
– Вы не играете, не влюблены?
– Для игры нужны деньги, господин Шико. Чтобы любить, надо иметь любовницу.
– Справедливо. – Рука Шико принялась нашаривать что-то в кармане.
Паж видел это и не мешал ему.
– Поищите хорошенько в своей памяти, любезный дружок, – продолжал Шико, – и я готов спорить, что вы найдете какую-нибудь красавицу, для которой пожелаете купить побольше лент или букет цветов.
И Шико сунул в руку пажа десять пистолей, не обрезанных, как монеты Беарнца.
– Ах, господин Шико, сразу видно, что вы приехали от французского двора. С таким обращением вам ни в чем нельзя отказать. Делать нечего, выходите. Но не шумите.
Шико не заставил повторять позволения – он как тень скользнул в коридор, потом на лестницу. Но внизу, сидя на стуле, спал офицер. Он прислонился к самой двери – безрассудно было бы пытаться пройти, не задев его.
– А, разбойник паж! – проворчал Шико. – Ты знал это и не предупредил меня!
К довершению несчастья, офицер, казалось, спал очень чутко: он менял то положение руки, то ноги, один раз даже протянул руки, угрожая проснуться вполне. Шико искал вокруг себя какое-нибудь отверстие, через которое с помощью длинных ног и твердой руки можно было бы пройти, не отворяя двери и не тревожа офицера. Он заметил наконец то, что искал. Это было полукруглое окно, и оно не было закрыто, – может быть, чтобы шел чистый воздух из сада или просто король наваррский, как небрежный хозяин, не считал нужным вставить стекла.
Шико ощупал выпуклости стены и, опираясь на них, как на ступеньки, стал подниматься к окну (читатели знают его искусство и легкость), производя шума не более, чем сухой листок, который задевает за стену, носимый осенним ветром.
Но выемка окна была несоразмерна с плечами и грудью Шико, и, чтобы пролезть через окно, живот его должен был пропасть, а гибкие плечи войти сами в себя. Кончилось тем, что он, просунув в окно голову и одно плечо и опустив ногу, которой опирался об уступ стены, повис между небом и землей, не в состоянии подвинуться ни взад ни вперед. Тогда начался ряд бесполезных усилий – Шико лишь разодрал в нескольких местах камзол и собственную кожу.
Шпага особенно затрудняла его положение – своим эфесом она, как крюком, удерживала его на внутреннем крае подоконника. Пришлось соединить всю силу, все терпение и ловкость, чтобы расстегнуть аграф перевязи, на которой держалась шпага. Но на аграф опиралась его грудь – надо было переменить способ исполнения задуманного. Ему удалось наконец просунуть руку назад и вытащить шпагу из ножен. Вынув шпагу, он благодаря своему гибкому телу нашел пространство, через которое просунул эфес, и шпага упала на плиту. За ней вслед, как угорь, скользнул и он сам, смягчая свое падение руками.
Эта борьба человека с каменными челюстями окошка не могла происходить без шума. Шико поднялся и оказался лицом к лицу с солдатом.
– Ах, боже мой, не ушиблись ли вы, господин Шико? – Солдат услужливо подал ему рукоять алебарды.
«Еще один!» – разозлился Шико. Но, подумав об участии, которое выказал ему солдат, успокоил его:
– Нет, мой друг, не ушибся!
– Слава богу. А то не поверил бы, что можно сделать то, что вы сделали, не разбив головы. Действительно, один только вы и могли это, господин Шико.
– Но какой черт сказал тебе мое имя? – Удивленный Шико уже вознамерился проскользнуть мимо.
– Я сегодня видел вас во дворце. Спросил: кто этот высокий дворянин, что разговаривает с королем? Мне отвечали: господин Шико. Вот как я узнал ваше имя.
– Мне очень приятно, – поклонился Шико. – Но я спешу. Ты позволишь…
– Что вам угодно, господин Шико?
– Оставить тебя и продолжать путь.
– Но по ночам из дворца выходить нельзя – отдан такой приказ.
– Ты видишь – я ухожу. Стало быть, можно.
– Это конечно, но…
– Но?..
– Вам надо вернуться, господин Шико.
– Ну нет, братец.
– Как «нет»?
– По крайней мере, не той же дорогой: ты видишь, как она удобна.
– Будь я офицер – так спросил бы вас: зачем вы выбрали эту дорогу? Но это меня не касается: я простой солдат. Все-таки вы вернитесь. Вернитесь же, господин Шико, прошу вас!
Солдат просил так убедительно, что просьба его тронула Шико. Он вынул из кармана десять пистолей.
– Ты слишком бережлив, мой друг, чтобы не понять: если я привел в такое жалкое состояние свое платье, пройдя этот путь один раз, во что оно превратится, если я пройду его снова? Придется мне ходить совершенно голым, что очень неприлично, особенно при дворе, где так много молодых и хорошеньких женщин, начиная с королевы. Пропусти же меня, мой друг, к портному. – И он положил ему на руку десять пистолей.
– Проходите скорей, господин Шико, скорей! – И солдат спрятал деньги.
Шико, выйдя на улицу, сориентировался быстро: чтобы добраться до дворца, он проехал весь город; стало быть, теперь надо идти в противоположную сторону. Ясная, безоблачная ночь не благоприятствовала его бегству. Шико с сожалением вспомнил о пасмурных ночах Франции, когда можно ходить по Парижу, не различая ничего дальше чем в четырех шагах; к тому же его подбитые железом сапоги стучали по каменистым улицам, как лошадиные подковы. Злосчастный посол не успел свернуть за угол первой улицы, как подоспел патруль. Шико остановился сам, думая, что возбудит подозрение, если будет скрываться.
– Добрый вечер, господин Шико! – Начальник патруля отдал ему честь шпагой. – Не заблудились ли вы? Если угодно, я прикажу проводить вас во дворец.
«Что за дьявольщина! Неужели все меня знают в Нераке? – подумал Шико. – Странно!»
Потом, приняв самый спокойный вид, произнес:
– Нет, господин корнет, вы ошибаетесь: я иду вовсе не во дворец.
– Напрасно! – отвечал с важностью офицер.
– Это почему, милостивый государь?
– Потому что жителям города выходить по ночам без позволения начальства и без фонаря, исключая случаи крайней необходимости, запрещено строгим указом.
– Извините, но этот указ меня не касается.
– Не касается?
– Да, я не житель этого города.
– Конечно, но вы в нем находитесь. Под словом «житель» разумеются не те, которые родились, а те, которые живут в нем… Вы не можете отрицать, что живете в Нераке, когда я вас встречаю на улице Нерака.
– Все это справедливо, но, к несчастью, я спешу и потому прошу вас – будьте снисходительны.
– Вы заблудитесь, господин Шико. Нерак – город бестолковый, попадете в какую-нибудь яму… Лучше я дам вам проводников. Позвольте же троим из моих людей проводить вас до дворца.
– Но я не иду во дворец, говорю вам.
– Куда же вы идете?
– Я не могу спать по ночам и потому прогуливаюсь. Нерак – город обольстительный: какие виды! Хотелось бы поближе узнать его.
– Вас проводят куда вам угодно, господин Шико. Эй, трое, выходи!
– Умоляю вас, милостивый государь, не лишайте мою прогулку прелести! Я люблю гулять один.
– Вас могут зарезать воры.
– У меня есть шпага.
– А, шпага при вас – я не заметил сначала. Но вас, как вооруженного, может остановить дозор.
Шико понял, что такими тонкостями ничего не выиграешь у офицера, и отвел его в сторону.
– Вы молоды и хороши собой, вы знаете, какой жестокий тиран – любовь.
– Без сомнения, господин Шико, без сомнения.
– Ну, так любовь жжет меня, молодой человек! Мне надо посетить одну даму.
– Где же она живет?
– В городе.
– Молода?
– Двадцать три года.
– Хороша?
– Как Венера.
– Поздравляю, господин Шико!
– Так вы меня пропустите?
– Это крайне необходимо?
– Крайне необходимо!
– Ну, проходите.
– Без проводников, разумеется? Вы понимаете, нельзя же ее компрометировать.
– Конечно! Проходите, господин Шико, проходите!
– Это хорошая черта в вашем характере. Но откуда вы меня знаете?
– Я видел, как вы говорили с королем.
«Вот что значит маленький городок! – сетовал Шико. – Если бы в Париже все меня так знали, не один раз пришлось бы мне вместо камзола починять свою кожу!» И он пожал руку молодому офицеру, который спросил его, в какую сторону он идет.
– К Ажанским воротам, – отвечал Шико.
– Не заблудитесь.
– Разве не по этой улице мне надо идти?
– Нет, идите направо. Желаю избежать недобрых встреч.
– Благодарю.
И Шико отправился в путь – быстрее, чем когда-либо.
Не успел он сделать и ста шагов, как встретился нос к носу с дозором. «Вот бдительно охраняемый город!» – подосадовал он про себя.