– Стой! – заревел громовым голосом полицейский чиновник.
– Но, милостивый государь, я хотел…
– А, господин Шико, это вы! Что за охота вам ходить по улицам в такой холод? – подивился полицейский чиновник.
«Решительно надо мной потешаются!» – совсем встревожился Шико. И, поклонившись, сделал движение, намереваясь идти дальше.
– Берегитесь, господин Шико! – предупредил чиновник.
– Беречься, милостивый государь?
– Берегитесь заблудиться – вы по ошибке идете к воротам.
– Я именно к воротам и хотел идти.
– В таком случае я вас задержу, господин Шико.
– Подойдите ко мне поближе, милостивый государь, чтобы солдаты не слышали, что я вам сообщу.
– Я слушаю.
Чиновник приблизился.
– Король дал мне поручение к офицеру у Ажанских ворот.
– Вот как! – изумился чиновник.
– Это вас удивляет?
– Признаюсь…
– Однако это не должно вас удивлять, если вы меня знаете.
– Я знаю вас потому, что видел во дворце вместе с королем.
Шико нетерпеливо топнул ногой.
– Этого достаточно, чтобы доказать вам, что его величество доверяет мне.
– Конечно, конечно. Я не задерживаю вас более, господин Шико.
«Вот смешно, вот забавно! – подумал Шико. – Верчусь на одном месте. Вот наконец ворота – это, должно быть, Ажанские. Через пять минут меня не будет в Нераке».
Он действительно достиг ворот – рядом прохаживался часовой с мушкетом на плече.
– Послушай, друг, – обратился к нему Шико, – не можешь ли ты приказать, чтобы отворили ворота?
– Я не приказываю, господин Шико, – отвечал часовой учтиво, – я ведь простой солдат.
– И ты меня знаешь? – Шико не скрывал раздражения.
– Имею эту честь, господин Шико. Сегодня утром я был дежурным во дворце и видел, как вы говорили с королем.
– Ну, друг мой, если уж ты меня знаешь, то знай и то, что король дал мне очень важное поручение в Ажане. Поэтому отвори, по крайней мере, ворота.
– С большим бы удовольствием, господин Шико, да у меня нет ключей.
– Где же они?
– У дежурного офицера.
Шико вздохнул.
– А где офицер?
– Он сейчас выйдет. – И солдат дернул за шнурок, проведенный к колокольчику в комнате дежурного офицера.
– Что там такое? – Офицер высунул голову в окно.
– Вот этот господин хочет, чтобы ему отворили ворота.
– Ах, господин Шико! – воскликнул офицер. – Виноват, извините, что заставляю вас ждать, – я сейчас иду.
Шико в бешенстве грыз ногти.
«Да найдется ли хоть один человек, который бы не знал меня! Этот Нерак точно фонарь, а я – зажженная в нем свечка!»
Офицер показался в дверях.
– Извините, господин Шико, – он поспешно подошел, – я спал.
– Для того и ночь, чтобы спать. Будьте так добры, милостивый государь, прикажите отворить для меня ворота. К несчастью, я не могу спать. Король… вы осведомлены, вероятно, что король меня знает?
– Как же! Я видел, как вы говорили сегодня с его величеством.
– Именно, – проворчал Шико. – Вы меня видели у короля, но не слышали, о чем мы говорили.
– Нет, господин Шико, не слышал.
– Король, говоря со мною, поручил мне ехать в Ажан по одному важному делу. Это ведь Ажанские ворота?
– Так точно.
– Они заперты?
– Как видите.
– Ну, так я прошу вас – прикажите отпереть.
– Сейчас, господин Шико. Антенас, Антенас, отоприте ворота господину Шико – скорей, скорей!
Шико вздохнул, словно пловец, вышедший из воды после пятиминутного пребывания под ней… Дверь скрипнула на петлях – дверь, ведущая Шико в рай. За этой дверью он видел все прелести свободы. Он дружески поклонился офицеру и пошел к двери со словами:
– Благодарю, прощайте!
– Прощайте, господин Шико, счастливого пути!
Шико сделал еще шаг к двери.
– Ах да! – воскликнул офицер, догоняя Шико и удерживая его за рукав. – Я и забыл спросить у вас пропук.
– Какой пропуск?
– Вы человек военный, господин Шико, и знаете, что такое пропуск. Вы понимаете, что из такого города, как Нерак, не выходят без пропуска, особенно когда здесь живет король.
– Кем должен быть подписан этот пропуск?
– Самим королем. Итак, если сам король посылает вас, то он не забыл дать вам пропуск.
– А-а! Уж не сомневаетесь ли вы в моих словах? – стал наступать Шико с пылающими глазами.
Он предвидел окончательную неудачу, и гнев внушал ему кровавую мысль: убить офицера, часового и бежать через отворенные ворота, рискуя быть подстреленным сотней пуль.
– Я ни в чем не сомневаюсь, господин Шико, и в особенности в вещах, рассказом о которых вы сделали мне честь. Но поразмыслите: если король дал вам поручение…
– Лично, милостивый государь, лично дал!
– Тем более его величество должен знать, что вам надо проходить через ворота.
– Черт побери, думаю, должен.
– Завтра утром мне надлежит подать губернатору список выехавших.
– А кто здесь губернатор?
– Господин де Морне. Он не шутит с часовыми, господин Шико, и прикажет расстрелять меня, если я не выполню его приказа.
Шико начал уже ласкать с горькой усмешкой рукоять своей шпаги, когда, обернувшись к двери, заметил, что за ней – внешняя решетка: она остановит его, даже если он убьет офицера, часового, придверника и привратника.
«Я одурачен, – признал он про себя. – Я погиб!»
И он повернул назад.
– Не угодно ли, я прикажу вас проводить, господин Шико? – предложил офицер.
– Не стоит труда, благодарю.
Но мучения его еще не кончились. Он встретил полицейского чиновника.
– Как, господин Шико, вы уже исполнили поручение?
Немного далее корнет встретил его на углу улицы.
– Добрый вечер, господин Шико. Что же та дама?.. Довольны вы Нераком, господин Шико?
Наконец, солдат, стоявший на том же месте, окончательно взбесил его:
– Вы выбрали плохого портного – он еще больше испортил вам камзол.
Шико не хотел опять идти тем же путем и прийти во дворец вовсе без одежды. Он лег перед дверью и притворился спящим. Случайно или, скорее, из жалости дверь отворилась, и Шико, пристыженный и оборванный, вошел во дворец. Его встревоженное, измученное лицо тронуло пажа, который тоже оказался на своем посту.
– Любезный господин Шико, хотите, я вам объясню эту загадку?
– Ну, говори, змееныш! – прошипел себе под нос Шико.
– Король слишком вас любит, чтобы отпустить так скоро.
– И ты, разбойник, зная это, не предупредил меня?!
– О, господин Шико, невозможно – государственная тайна.
– Но за что же я тебе дал денег, злодей?
– Государственная тайна стоит дороже десяти пистолей, согласитесь, господин Шико.
Шико ушел к себе и с досады заснул.
LIII
Обер-егермейстер короля Наваррского
Как только король ушел, Маргарита направилась в комнаты фрейлин вместе с доктором Шираком, который жил в замке. Когда они вошли в комнату бедняжки Фоссез, та, бледная, окруженная любопытными, страдала болью в животе, и страдания ее были так мучительны, что она не могла ни отвечать, ни принимать утешений.
Фоссез еще не исполнилось двадцати одного года; она была высока, стройна, с голубыми глазами и белокурыми волосами; гибкий стан привлекал нежностью и грацией. Почти три месяца она не выходила уже из комнаты, жалуясь на недомогание, и лежала в постели.
Ширак почти насильно взял руку больной и пощупал пульс. Испуганная этими приготовлениями – лицо Ширака и ледяная холодность королевы придавали им некоторую торжественность, – Фоссез приподнялась на изголовье и пробормотала благодарность за честь, которую ей оказывает королева, ее повелительница.
Маргарита казалась еще бледнее, чем Фоссез, – страдания раненой гордости сильнее страданий болезни.
– Что вы чувствуете? – спросил Ширак после минутного наблюдения.
– Боли в животе, господин доктор, – отвечала бедная девушка. – Но это ничего, уверяю вас. Если бы только спокойствие…
– Спокойствие, сударыня? – повторила королева.
Фоссез залилась слезами.
– Не предавайтесь горести, – продолжала Маргарита. – Его величество просил меня навестить вас и поддержать ваш дух в минуты печали.
– Сколько благодеяний, ваше величество!
– Теперь я знаю вашу болезнь, – заявил Ширак.
– Знаете? – прошептала Фоссез трепеща.
– Да, мы знаем, что страдания ваши ужасны, – присовокупила Маргарита.
Страх Фоссез только увеличился. По знаку Маргариты Ширак вышел из комнаты. Фоссез едва не лишилась чувств.
– Послушайте, – обратилась к ней Маргарита, – хотя с некоторого времени вы поступаете со мной, словно нам чужая, и каждый день меня предупреждают, что вы оказываете мне дурные услуги возле моего мужа…
– Я, государыня?
– Не прерывайте меня. Хотя, наконец, вы слишком далеко зашли в своих честолюбивых планах, – но дружба, которую я питаю к вам и другим фрейлинам, заставляет меня помочь вам в несчастье.
– Государыня, клянусь вам…
– Не обманывайте меня – у меня и без того много огорчений. Не лишайте чести, во-первых, саму себя, а во-вторых, и меня – я не меньше вас забочусь о вашем добром имени, ибо вы мне принадлежите. Расскажите мне все чистосердечно, и я буду вам вместо матери.
– О ваше величество! Неужели вы верите тому, что говорят?
– Берегитесь прерывать меня, сударыня, потому что время дорого. Я вам говорю, что Ширак отгадал вашу болезнь, – вы помните его слова. Сейчас он в передней – уверяет всех, что у вас заразная болезнь, которая недавно появилась в здешних местах. Однако я, если успею, возьму вас с собой в Мас-д’Аженуа, где мы будем далеко от короля, моего мужа, и почти одни. Король, со своей стороны, отправляется на охоту, которая, по его словам, удержит его несколько дней в поле. И мы выедем из Мас-д’Аженуа, когда вам будет можно.
– Ваше величество! – Фоссез покраснела от стыда и горести. – Если вы верите всему, что говорят на мой счет, то оставьте меня лучше умереть.
– Вы дурно понимаете мое благородство, сударыня, и слишком рассчитываете на расположение короля, который просил меня не оставлять вас.
– Король!.. Король сказал?
– Вы сомневаетесь, когда я вам говорю? А я поверила бы, может быть, вашим отговоркам, если бы не видела признаков вашей болезни, если бы по вашим страданиям не угадывала приближение кризиса.
В это мгновение, как бы для того, чтобы подтвердить слова королевы, бедная Фоссез, позеленев и трепеща от болезненного приступа, упала на постель. Маргарита смотрела на нее без гнева, но и без сострадания.
– Неужели и теперь хотите вы, чтобы я верила? – тихо проговорила она наконец, когда бедная девушка оказалась в состоянии приподняться.
Лицо Фоссез выражало такую муку, глаза были залиты слезами – даже Екатерина смягчилась бы. В эту минуту будто сам Бог решил подать помощь страдалице: дверь отворилась, и появился король наваррский.
Генрих не спал в эту ночь. Проработав несколько часов с Морне и подготовив все необходимое для охоты, о которой так неожиданно возвестил Шико, он поспешил в комнаты фрейлин.
– Что, – произнес он, быстро входя, – Фоссез все еще страдает?
– Вот видите, государыня! – воскликнула девушка, несколько приободрившаяся при виде любовника. – Видите – король ничего не говорит, и я хорошо делаю, не соглашаясь с вами!
– Государь, – прервала Маргарита, – прекратите эту унизительную борьбу, прошу вас! Вы сделали мне честь своим доверием, открыв положение Фоссез. Объясните же ей, что мне все известно и со мной не к чему скрываться.
– Дочь моя, – обратился к Фоссез король с нежностью, которой даже не пытался скрывать, – вы продолжаете не сознаваться?
– Тайна принадлежит не мне одной, – отвечало отважное дитя, – и пока я от вас самого не слышала позволения…
– У Фоссез благородное сердце, – перебил Генрих, обращаясь к жене. – Умоляю вас – простите ее! А вы, дочь моя, будьте доверчивы к вашей королеве. Благодарность я беру на себя – надеюсь вознаградить вас обеих. – И Генрих, взяв руку Маргариты, с жаром пожал ее.
В эту минуту первый припадок боли подкосил Фоссез – так нежную лилию ломает неожиданный порыв ветра. На висках и губах бедной девушки показались капли пота – предшествие кризиса. Генрих, растроганный, растерявшийся, устремился к ней с распростертыми объятиями.
– Фоссез, милая Фоссез! – шептал он, падая на колени перед ложем ее страданий.
Мрачная, Маргарита молча прислонила пылающий лоб к оконному стеклу.
Фоссез едва нашла силы поднять руки, чтобы обнять шею любовника. И вдруг она прильнула губами к его лицу, думая, что умирает, и стремясь в этом последнем поцелуе передать своему Генриху и душу и любовь. После этого она упала в беспамятстве. Генрих, бледный, без слов, припал головой к одеялу, которое так скоро могло стать саваном бедной страдалицы.
Маргарита приблизилась к этим двоим – олицетворению слившейся физической и душевной скорби.
– Встаньте, государь, и не мешайте мне исполнить обязанность, которую сами на меня возложили! – произнесла она энергично и решительно.
Генрих, казалось, боялся понять смысл ее слов и оставался на коленях. Она продолжала:
– О, не бойтесь, государь, – я сильна, когда ранена только моя гордость. Против сердца я не в состоянии была бы бороться, но, к счастью, сердце мое здесь совершенно ни при чем.
Генрих поднял голову.
– Молчите, государь, – прибавила Маргарита, простирая руку, – или я подумаю, что ваше ко мне снисхождение – один расчет. Мы с вами брат и сестра, мы понимаем друг друга.
Генрих подвел ее к Фоссез и вложил оледеневшую руку девушки в пылающую руку Маргариты.
– Ступайте, государь, ступайте! – призвала королева. – Отправляйтесь на охоту. Чем больше народу вы с собой увезете, тем меньше любопытных останется у ложа этой… несчастной.
– Но… я никого не видел там, в передней…
– Все думают, что пришла чума, – улыбаясь, отвечала Маргарита. – Спешите же искать удовольствий в других местах.
– Я иду и буду охотиться для вас обеих. – И Генрих, бросив последний нежный взгляд на бесчувственную Фоссез, выбежал из комнаты.
В передней он встряхнул головой, будто желая прогнать последнюю тень тревог, и, обретя свою обычную улыбку, направился к Шико. Тот, как мы сказали, спал крепким сном, сжав кулаки.
– Пора, пора, куманек! – тряс спящего посла король. – Уже два часа!
– А… вы называете меня кумом, государь? Уж не принимаете ли вы меня случайно за герцога Гиза?
Действительно, Генрих имел обыкновение так называть Гиза.
– Я принимаю вас за своего друга, – отвечал король.
– А между тем делаете своим пленником – меня, посла! Государь, вы не уважаете международного права.
Генрих захохотал, а Шико, как человек умный и любящий шутку, последовал его примеру.
– Ты сумасшедший. Зачем черт нес тебя отсюда? Разве тебя худо приняли?
– То-то и беда, что слишком хорошо, – отвечал Шико. – Я здесь точно гусь, которого откармливают на птичьем дворе. Все мне говорят: «Ах, господин Шико, любезный господин Шико!» Но мне подрезают крылья – передо мной запирают ворота.
– Шико, сын мой, разуверься: не так ты жирен, чтоб годиться к моему столу.
– Однако вы что-то очень веселы сегодня утром, государь! Что случилось?
– Ах, я затем и пришел к тебе, чтобы сказать об этом. Видишь ли, я еду на охоту, а перед охотой я всегда бываю очень весел. Ну, вставай же, куманек, долой с постели!
– Как, вы берете меня с собой, государь?
– Ты будешь моим историографом, Шико.
– Я должен записывать число удачных выстрелов и ударов?
– Именно.
Шико покачал головой.
– Ну, что ты качаешь головой?
– Не могу видеть подобной веселости без беспокойства.
– Ба!
– Да, после солнца…
– Что «после солнца»?
– После солнца всегда бывают дождь, молния и гром.
Генрих, улыбаясь, гладил бороду.
– Если случится буря, любезный Шико, мой плащ широк: прикроет и тебя. – И король, выйдя в переднюю, потребовал: – Коня! И сказать господину де Морне, что я готов!