Я летела на этой птице над горами, на секунду я подумала, что с детства не летала во сне, но тут же вспомнила о желтом пере и стала искать. Если я его не успею найти и проснусь, солнце завтра не взойдет, лучше не думать об этом, у меня мало времени.
Я проснулась оттого что Изабель слегка поглаживала меня по плечу – приехали, мы у моря. – Я успела, я нашла это желтое, - сказала я вслух и тут же проснулась окончательно.
- Перо? – спросила Изабель.
- Да. А откуда...
Изабель не отвечала, она доставала рюкзак с заднего сидения. Потом вернулась, посмотрела на меня внимательно, - Это мой сон, - сказала Изабель. Мне он снился недавно.
- Старик с бородой и оранжевая птица?
- Да, в горах.
- И ты тоже успела?
- Да, я тоже думала, что спасаю мир. Но ты не успела, наверное, досмотреть мой сон до конца. В конце вернулся старик и сказал, что мне удалось разогнать тучи и завтра будет солнечный день. Что тоже неплохо, - добавила Изабель, - пошли к морю.
Мы обе должны были удивиться, испугаться – ведь так не бывает. Но нам было спокойно и хорошо, только море и прохладная ночная вода, высокие волны нас выталкивали, напрыгивали на нас, а мы на них, и так было очень долго.
***
После этой поездки у меня все стало налаживаться. Не то чтобы сразу все изменилось, но я перестала переживать. Невозможно расстраиваться из-за рутины, после того как побываешь кем-то другим и разгонишь тучи.
Мы с Изабель успели обменяться телефонами, но звонить друг другу сразу не стали, хотелось сохранить то, что случилось. Простое дружеское общение, встречи в кафе, посиделки на кухне за чаем могли разрушить чудо и постепенно свести его на нет – так мне казалось тогда.
***
Изабель позвонила мне через полгода.
- Отвези меня к морю, - попросила она, - сегодня ночью, ладно? Мне очень надо.
Я не стала ни о чем спрашивать и мы встретились на том самом месте, где она меня подобрала в первый раз. Теперь за руль села я, а Изабель устроилась рядом со мной и скоро заснула. И увидела мой сон. Во сне у нее было смуглое лицо и длинные каштановые волосы. У нас опять получилось.
*
Мы стали встречаться раз в полгода и ездить вместе к морю. Теперь мы уже заезжали друг за другом, поднимались в дом и пили кофе. Мы изменили марщрут, вместо Средиземного моря ездили к Красному, мы брали отпуск на день, только чтобы ехать четыре часа вместо сорока минут, тогда мы обе успевали поспать в дороге.
Мы купались на коралловом пляже, гуляли по городу,заходили в кафе.
Нам этого хватало, чтобы прожить еще шесть месяцев на одном дыхании.
Изабель говорила, что мы ездим на «перезагрузку» и возвращаемся, как новенькие.
***
Изабель проснулась и села за руль, а мимо меня опять поплыли провода. Ми-до-ми-си-соль. И опять та же музыка и я иду по дну моря, мимо меня проплывает тот же черный скат, глубина. Луны освещают морское дно и через глубину проходит множество лунных дорожек. Но я не могу пройти по всем. Мне надо выбрать. Я не знаю, что зависит от этого выбора. Дорожки перепутываются, разбегаются, вьются, мерцают. Мне надо выбрать одну. Вот сейчас я ступлю на лунную дорогу и уже ничего не изменить. Я могу и не выбирать, а просто проснуться, но я уже ступаю на дорожку, ведущую вверх, к морской поверхности. Я поднимаюсь, а дорога подо мной исчезает, луны меркнут, в небе яркое солнце.
***
Я просыпаюсь. За окном рассвет, красное солнце кажется еще одной горой, оно медленно поднимается над остальными, становится не таким ярким и отправляется в небо.
- Доброе утро, - говорю я Изабель. Вместо моего низкого голоса с утренней хрипотцой это «доброе утро» произносит высокий голос Изабель. Но я уже проснулась? – недоверчиво спрашивает голос Изабель из моего горла. Я смотрю на Изабель. На Изабель? За рулем сижу я, я поправляю своим привычным движением длинные волосы, которые всегда мешают, но я не люблю резинки в волосах, они тянут. Я проснулась, я точно проснулась. Я смотрю на себя со стороны и улыбаюсь. Я знаю, что моя улыбка напоминает ей сейчас чеширского кота.
Гелий
В квартире номер пять разбилась стеклянная банка с зеленой наклейкой «без кофеина» и кофе в гранулах рассыпался по всему полу, растворился в помидорном рассоле (банка с солеными помидорами упала первой), и теперь Анат шла за тряпкой, оставляя на полу красно-коричневые следы.
До тряпки Анат так и не дошла, снова зазвонил телефон, не бежать, а то еще что-нибудь слетит на пол, аккуратно – Алло, кто это? Кто?! Лиэль?! Почему у тебя такой голос?! Что?! Какие гелиевые шарики? Ты знаешь, что гелий – это наркотик? Я же слышу, как там все смеются! Какими голосами все смеются! Это наркотик! Ты связалась с компанией наркоманов! Нет, ты не останешься там на ночь, еще не хватало, чтобы тебя изнасиловали, я твоего ребенка воспитывать не буду! Я уже выезжаю, сейчас я приеду и заберу тебя домой. Всё!
Анат бросила трубку, быстро смела стекла и выбросила в мусор, пол мыть не стала, накинула пальто прямо на домашний спортивный костюм и открыла дверь, чтобы выскочить из дома.
***
В квартире номер четыре две сестры , Рони и Шира, варили суп к маминому возвращению из отпуска. Папа ушел по делам, Рони долго искала в щкафу фасоль, не нашла. – Но мама любит фасолевый суп! – сказала Шира и достала из другого шкафа банку с чем-то зеленым. – Это фасоль, - сказала Шира.
- Но она не гладкая! – возразила старшая Рони, - и она зеленая, а не белая.
- Это фасоль, - повторила Шира, - она бывает красная, бывает белая, а эта зеленая.
Фасоль варилась в кастрюле уже четвертый час, на улице темнело, папа позвонил, сказал, что задержится, а фасоль не стала даже немножко мягче, только слегка окрасила воду в зеленый цвет.
- Фасоль долго варится, - сказала Шира.
- Это не фасоль! Этого у нас раньше не было, - Рони опять помешала ложкой зеленое варево.
- А давай спросим Лиэль! – неуверенно предложила Шира, - она большая, она знает.
- Только мы ей сразу не скажем, что мы варим суп, а то тетя Анат услышит, мы просто позовем ее в гости что-то показать, - Рони отодвигает миску с давно нарезанной для супа картошкой и девочки звонят в пятую квартиру.
***
В одиннадцатой квартире на улице Герцеля день рождения близится к концу. Кто-то играет на гитаре, кто-то доедает торт, кто-то лениво перекидывается шариками.
В соседней комнате плачет Лиэль. Около нее сидит ее подруга Линой.
- Она танк, она просто танк! – всхлипывает Лиэль , - Она всюду за мной ходит, она первый раз, первый раз меня отпустила одну и вот! Она носит за мной термос с супом и миску с котлетами, она, она... она думает, что все кругом наркотики, кроме котлет и кофе без кофеина, какая мерзость! Она встречает меня из школы, она только согласилась ждать за углом, чтобы ее не видели, я ее три года уговаривала! Меня изнасилуют, потому что мы тут смеемся, потому что вдохнули немного воздуха из шарика и я сдуру позвонила ей сразу, я ей всегда по часам звоню, а то примчится, а тут таким писклявым голосом вышло! Я не могу больше, она сейчас примчится, не могу!
***
- Теть Анат, а Лиэль дома? Теть Анат, а во что ты такое коричневое наступила?
Анат смотрит под ноги, за ней все еще тянутся коричневые следы
Опять эти соседские девчонки, маленькие, а ходят к Лиэль. Это, конечно, лучше, чем ровесники, они хотя бы не будут курить, хотя кто их знает, сейчас дети все так рано начинают. Девочки из ужасной семьи, их оставляют дома одних, Анат однажды даже полицию вызывала, поздний вечер, а дети без взрослых.
- Лиэль ушла на день рождения. Зачем вам она? – строго спрашивает Анат.
- Мы только спросить хотели... ну, показать ей что-то, ну, у нас тут дома, - отвечает Шира.
Рони толкает Ширу к двери, - спасибо, теть Анат, мы зайдем в другой раз
Рони уже открывает дверь своей квартиры, но Анат останавливает ее:
- Вы опять дома одни?!
- Нет, - поспешно говорит Рони.
- Да, - успевает сказать Шира.
- Что там за дым в квартире? Что вы успели натворить?!
Анат отодвигает девочек и входит к ним, бежит на кухню, в коридоре остаются липкие следы.
Анат очень торопится забрать Лиэль, девочка не в себе, наверняка она в опасности, может быть, придется везти в больницу, неизвестно, что они там приняли, кроме гелия. Но нельзя же оставить детей одних, когда квартира в дыму!
- Что это вы тут варите?!
- Суп для мамы, - шепчет Шира.
- Суп?! Из кофе?! Кто вас научил варить суп из зеленых кофейных зерен?! Это же наркотик... Анат выключает огонь под кастрюлей.
- А мы думали, это фасоль, - Шира садится на пол и плачет, - скоро папа придет! Мы ничего не сварили, только кофе испортили!
Рони убегает в комнату и возвращается с плюшевым мишкой и огромным шариком-мики-маусом.
Она развязывает шарик, вдыхает их него воздух и говорит тонким голоском за мишку –
- Это ерунда, все ерунда, не реви! Папа конфету принесет, не реви!
- Что ты де... – хочет крикнуть Анат, но Рони успевает дунуть ей из шарика прямо в открытый рот.
- Искусственное дыхание! – говорит она от имени мишки, - всем искусственное дыхание и никто не умрет! Никогда!
Шира уже смеется, дрыгая ногами.
- Что ты сделала, наглая девчонка?! – кричит Анат голосом поросенка из мултфильма.
Рони падает на пол и обнимает сестру. – Ай-аааа, тетя Анат! Какая ты смешная!
Тут входит папа, у папы куча пакетов из супера, в зубах он держит две конфеты на палочках, - это вам, - говорит папа, не разжимая зубов, девчонки смеются, конфеты падают.
Анат смотрит на свои штаны, залитые кофе и рассолом, выбегает, заходит домой отдышаться и переодеться.
Надо позвонить Лиэль, как она там...
Лиэль отвечает только с четвертого раза.
- Чего ты еще хочешь? – говорит Лиэль уже своим заплаканным голосом.
- Я приеду за тобой попозже, только переоденусь и пол помою, - говорит голос мультяшного поросенка.
- Мама?! Это ты?! Что случилось?
- Ничего, - просто я приеду позже, у тебя еще есть время, - отвечает поросенок.
Анат приносит ведро и тряпку, садится на пол прямо в липкую соленую лужу и то ли смеется, то ли плачет, поросячий голос постепенно переходит в хриплый бас.
Нина Хеймец
Ракушки
Ленка – дура, а я вас спасу, вы только не волнуйтесь. Очень скоро, хоть вы об этом еще не знаете. В вашем положении спасения ждать, конечно, неоткуда. Вы, наверное, увидев меня, не поверите. Решите, что это мозг ваш умирает и показывает вам сказки, чтобы вы не расстраивались. Так бабушка говорит. В книжке, которую я нашла на шкафу, было написано, что после смерти люди видят себя со стороны, а потом улетают в светящийся туннель. Бабушка мне тогда объяснила, что это всё – химия нашего мозга. «Гость из сказки» - вы так и подумаете. Вообще-то я не гость, а гостья, но сейчас это неважно.
На голове у меня ветки, я их прикрепила ремнем от джинсов – это называется камуфляж. Чтобы Ленка ничего не заметила. Будет теперь знать. И зеленый свитер тоже для этого. Вообще-то я его не люблю – он колючий, и Ленка говорит, что меня в нем не отличить от мальчика. Ну и пусть не отличает, мне теперь все равно. Она меня, конечно, разоблачит, но будет уже поздно, вы уже будете на свободе. А то, что произойдет потом, надо будет как-то пережить, но я справлюсь. Да и что будет, по большому счету? Ничего не будет. Скажет что-нибудь, да и всё. «Девочки не дерутся» - так Ленка говорит. В высокой траве меня не должно быть заметно, я, перед тем как за вами идти, всё продумала. «Без права на ошибку» - фильм такой был, но бабушка мне смотреть не разрешила, его поздно показывали.
Вообще, если вы сейчас себя со стороны видите, это плохо, конечно. Ничего приятного, и вас это зрелище точно не утешит. Хотя, может, вам иначе кажется. И лежите вы в корыте, где прошлым летом лягушка утонула, но об этом вы не знаете. Мы тоже тем летом не сразу узнали. Потом долго там, за сараем, не играли - ни Ленка не хотела, ни я.
Но с лягушкой мы были ни при чем, а тут этого не скажешь, все-таки. Хотя мы вам вред причинять не собирались. Если бы вы были пустыми, мы сделали бы из вас бусы. Но, раз вы там, внутри, вы должны были стать моллюсками в лавке морских диковин. Вот и всё. Я сказала, что сегодня моя очередь быть продавщицей, а Ленка ответила, что ей играть расхотелось, и что она на меня смотреть не может, после того, как я за вами в пруд залезала, в самую тину, и чтобы я никогда больше к ней не приходила. А я и не к ней иду, я – к вам. Это и неправда совсем, кстати – про тину. Вы там как раз и не водитесь. Вы в прозрачной воде были, у самого берега, вы всегда там. А жука-водомера Ленка уже потом сама поймала, вивисекторша. Тебя тоже выпущу.
Вообще, не повезло Ленке, что их участок – рядом с водокачкой. Издалека она напоминает марсианина из «Войны миров», громоздится над всем дачным поселком на своих сваях-раскоряках. А если под ней стоять, то там всегда тень, в любое время, и трава темная и густая. Каждый вечер, поселковый сторож подходит к ее свае, той, что ближе всего к сторожке, и бьет по ней молотком, шесть раз. Будто склянки отбивает, но это, конечно, никакие не склянки, пусть он себя не обманывает. На свае уже слезла краска и образовалась вмятина. Когда дед это слышит, он берет ведро и идет за водой. «Артезианская, - он говорит, - одно здоровье». Вода льется из трубы к вам в пруд; вам, наверное, тоже приятно. А мне – нет. Я на эту водокачку вообще старюсь не смотреть, хоть это и непросто. Там в баке, величиной с трехэтажный дом, стоит вода, черная и пустая. Может только водомер по поверхности проскользнет, хотя откуда ему там взяться. Иногда я представляю себе, как с этим баком что-то случится, какая-то поломка, и у него распахнется днище. Оттуда хлынет вода, все эти накопившиеся артезианские кубометры, всё это прольется на землю. Думаю, мы тогда станем почти как вы, мало чем будем отличаться; так что я вас хоть чуть-чуть но могу понять, мне кажется.
Я уже двигаюсь к вам, уже продвигаюсь. Нужно ползти по-пластунски, чтобы ничем себя не выдать. Но я точно приду, а не как тот человек, который Элиягу*. Дед с бабушкой о нем недавно вспоминали. Дед сказал, что состарился, но так и не понимает, как это – ждать этого самого Элиягу и знать, что в этот раз он не придет. Класть для него яйцо на пасхальное блюдо, и знать, что оно останется нетронутым. Предвкушать встречу и знать, что она не состоится. Готовиться к веселью, которое заранее отменено. И так из года в год. И про всю жизнь наперед это знать. А бабушка мыла таз для варенья и ничего ему не ответила. Так вот, мне сейчас не до веселья, я не он, и я приду - пусть даже вы меня и не ждете. Может быть, только надеетесь, а на что, и сами не знаете. Я соберу вас в марлю, в которой бабушка отжимает творог, и побегу к вашему пруду, так быстро, как только могу. Вас будет обдувать ветер, и слепить солнце. Непривычная для вас среда, но вы потерпите, совсем немного.
___________
* Пророк Элиягу (то же что Илия-пророк). В еврейских общинах разных стран принято ожидать прихода пророка Элиягу по окончании пасхальной трапезы (сэдера). Для него раскрывают настежь дверь, и присутствующие встают и произносят "Благословен входящий!"
Юлия Боровинская
Рокировка
- Я хочу домой, - заявила Ирка.
Бесполезно это говорить, никто её сейчас домой не повезёт, если бы ещё спокойно и уверенно, по-взрослому сказать, а фигушки, уже на «до» голос задрожал, а из глаз поползли крупные слёзы. Глупо - второклассница, а ревёт, как маленькая, и от этого Ирке стало настолько стыдно и тошно, что она судорожно всхлипнула.
- Ну вот, опять, - скривилась Света, - И чего тебе дома?
Света – двоюродная сестра, вредина, но с ней интересно, она уже в седьмом. Светка умеет рисовать на картоне красивых кукол в купальниках, которых можно потом вырезать и наряжать в бумажные костюмы. Сама Ирка рисует плохо, но это ж проще простого: найти яркую разноцветную картинку в журнале, положить на неё куклу и обвести по контуру, прибавив тут – широкую юбку или брючные штанины, там – фонарики на рукава, и вот уже не кукла, а королева или теледикторша, или укротительница диких львов…